– Вам надо подлечиться, – категорично заявила она тоном профессионала эскулапа. – Случай явно из ряда вон выходящий. Прямо сейчас могла бы помочь какая-нибудь форма шоковой терапии.
– Вы имеете в виду еще один вариант собственного перевоплощения? Но вам и за тысячу лет не удалось бы стать похожей на доктора Килдера.
Одним большим глотком она допила все, что оставалось в бокале, потом небрежно отодвинула в сторону высокий стул у бара. Ярко замерцал голубой люрекс, и я невольно моргнул.
– Это режет вам глаза, – молвила она другим, более мягким, убаюкивающим голосом. – Противный, гадкий, сверкающий люрекс действует на ваши несчастные маленькие лупоглазки.
– Могу пошире раскрыть их, – проворчал я.
– Сначала следует устранить источник раздражения, – изрекла она прежним деловым тоном, отрывисто и профессионально. – А потом уже переходить к шоковой терапии.
На мгновение ее руки, казалось, задвигались в разных направлениях, потом блузка из голубого люрекса плавно проплыла, мерцая в воздухе и как пушинка опустилась на диван.
– Раздражитель устранен, – весело произнесла она. – Теперь приступим к доброй старомодной шоковой терапии.
Она запросто сбросила с ног сандалии, расстегнула “молнию” на джинсах и, извиваясь как исполнительница танца живота в экстазе, вылезла из них. Потом сунула большие пальцы под резинку своих колготок и каким-то акробатическим трюком сразу стянула их до колен. От последнего триумфального толчка колготки полетели прочь, к блузке на диване.
Моя челюсть бессильно отвисла, когда она повернулась ко мне, подняла руки вверх, соединила ладони, согнула одно колено, прижав его к другому – в традиционной позе кинозвезды на снимках, – и наградила меня жеманной улыбкой.
– Как у вас дела с адреналином? – спросила она низким воркующим голоском. – Накачка уже пошла?
Все ее тело покрывал золотистый загар, включая налитые, выдающиеся вперед груди. Надувшиеся кораллового цвета соски начинали твердеть, словно от неожиданного соприкосновения с воздухом. Ее животик отличался мягкой и приятной, абсолютно женственной выпуклостью, а густая щетка кудрявых черных волос между ног отдавала сверкающим блеском. С меня тут же слетела всякая усталость.
– Если теперь вы почувствовали себя лучше, – сказала она, – может быть, тогда вы пройдете сюда? – Она повернулась и медленно направилась в спальню, покачивая при каждом шаге своим прекрасно округленным задом.
– Леди, – взмолился я, отдавая должное бородатой шутке, – если я смогу пойти туда, то мне следует прежде обратиться к психиатру!
Когда мы вошли в спальню, она сбросила с кровати покрывала и легла на нее, ее черные глаза наблюдали за мной с выражением какого-то мурлыкающего одобрения. Я вроде бы подпрыгнул на месте и в следующее мгновение оказался на кровати рядом с ней.
Левой рукой я накрыл ее ближайшую ко мне грудь и мягко пожал ее, а правую ладонь подсунул под ее шею и надавил на нее вверх, чтобы приблизить к себе ее губы. Но в последний момент она откинула назад голову, и я увидел искорку тревоги в ее сверкающих черных глазах.
– Просто мне интересно узнать. – В ее голосе отразилась некоторая нервозность. – Я хочу сказать, что это – новая мода или что-то еще?
– Вы о чем? – издал я какой-то булькающий звук.
– О том, чтобы ложиться рядом с женщиной не раздеваясь. – Она невесело улыбнулась. – Мне все равно.., ну, не совсем, конечно.., но эта пряжка просто сдерет с меня кожу.., когда прикоснется ко мне.
Она беспомощно захихикала и продолжала посмеиваться все время, пока я раздевался и ложился рядом с ней на кровать. Потом хихиканье резко оборвалось.
По логике вещей я должен был бы чувствовать себя страшно уставшим в этот утренний час, но я оказался удивительно бодрым. К тому времени, когда я принял душ и оделся, я уловил аромат кофе и жареного бекона, который доносился с кухни. Когда я туда вошел, меня приветствовало сверкающее голубое мерцание. Она перед плитой выполняла обыкновенную домашнюю работу. На ней была только блузка из голубого люрекса и ничего больше. Блузка оказалась, может быть, всего на каких-нибудь четыре дюйма ниже талии. Вид брюнетки в таком одеянии вызвал во мне какое-то агонизирующее чувство нерешительности, а до того момента я испытывал только голод.
– Я не оделась, – объяснила она, обладая талантом говорить о вещах весьма очевидных, – главным образом потому, что я недостаточно долго знаю вас.
Я сел, налил себе чашку кофе и задумался о том, что она сказала.
– Но что, черт возьми, это означает? – наконец спросил я ее.
– Любопытный вы жеребец, – спокойно проговорила она. – Я хочу сказать, вы занимаетесь этим только после захода солнца? Или, может быть, вам нравятся только дневные спектакли после обеда? Но ведь может вполне случиться, что завтрак пробудит у вас страсть, и тогда дневные заботы можно будет на время отложить.
– Во всяком случае – не заботы сегодняшнего утра, – возразил я. – Хотя могу честно признаться, что мне стоит огромного труда не изменить своих намерений при виде…
Она похотливо хихикнула:
– Если преодолеть это будет особенно трудно, тогда вы просто не сможете считаться со своим рассудком.
Яйца, бекон, поджаренные ломтики хлеба и кофе – все это превосходные составные нашей жизни, твердо сказал я себе, а секс может и подождать. Через некоторое время она подошла к столу и села напротив, что несколько облегчило мое состояние. Теперь я видел только люрекс от талии и выше, а все прелести ниже талии закрыл от меня стол.
– Меня мучила эта ужасная мысль, пока я поджаривала бекон, – начала она новую тему. – Что вы собираетесь делать с бренными останками Вилли Шульца?
– Обо всем об этом мы уже позаботились, – ответил я и рассказал ей о посещении Дарраха накануне вечером и о некоторых моментах его рассказа. Я старательно опускал детали, связанные с Глорией Клюн и ее прошлой жизнью.
– Потрясающе! – с энтузиазмом воскликнула она. – Держу пари, что, если бы Ральф узнал, что все улажено, он вполне бы мог вернуться.
– Ясное дело! – поддакнул я.
– Вы сейчас уходите?
– У меня деловая встреча.
– Что вы хотите, чтобы я сделала за время вашего отсутствия?
– Надо бы помыть окна, – мрачно заявил я. – Можно спустить также бассейн и…
– Может быть.., я поработаю без особых трудов, – сказала она задумчиво. – Предложите мои услуги еще паре своих соседей.
– Думаю, они сумеют позаботиться о себе сами.., я говорю о мытье окон, – уточнил я. – В данный момент вы не можете помочь мне разыскать Глорию Клюн. Во всяком случае, ничего такого мне не приходит на ум.
– О'кей, – подытожила она. – Тогда я сыграю роль заботливой мамочки, пойду закуплю продукты и другие мелочи.
– Превосходно, – одобрил я.
– До свиданья, – любезно простилась она.
– А я подожду телефонного звонка.
Телефон и в самом деле вскоре зазвонил. Выражение ее лица говорило, будто я все заранее подстроил, и разубеждать ее не было никакого смысла. Поэтому я вышел в гостиную и снял трубку.
– Говорит Моррис Даррах, – произнес хриплый голос. – Братишка! Ну и задали они мне жару! Два битых часа допроса, прежде чем отпустили меня. И мне все еще кажется, что они не поверили ни одному моему слову!
– Не волнуйтесь из-за полицейских, – успокоил я его. – Их натаскивают именно в таком духе.
– Как бы там ни было, теперь все позади. Поэтому я собираюсь позвонить Манни Крюгеру в компанию “Стеллар” и Джейсону Траверсу. О'кей?
– Отлично, – одобрил я. – Где я смогу позже увидеть Траверса?
– На Бенедикт-Каньон-Драйв вы делаете правый поворот и выезжаете на очень узкую Моунтейн-Драйв, – объяснил он. – Проехав по ней примерно с полмили, вы увидите дьявольски привлекательный особняк. Мимо него вы никак не проедете, потому что по бокам дороги ничего другого, кроме деревьев, нет.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Я буду связываться с вами.