Черный Дождь

– Не походи так близко! – предостерег его Леон, который сомневался, что находиться здесь было хорошей идеей. Обычно дверь, ведущая сюда, всегда была заперта: на крышу могли подниматься только техник-ремонтник и трубочист. Леон украл ключ у отца, который работал уборщиком в домоуправлении. На самом деле он хотел привести сюда Лизу только для того, чтобы произвести на нее впечатление. Вид был действительно великолепный – весь город лежал перед ними как на ладони. Всего несколько зданий в Карлсруэ были выше, чем это. Лиза была очарована, и у нее родилась идея устроить здесь вечеринку. Леон не посмел отказать. Сейчас он в отчаянии метался между двумя десятками студентов, половину из которых совсем не знал. От гриля на шатких ножках распространялся запах горелого мяса. Бумбокс Томаса орал слишком громко, и Леон ожидал, что в любой момент кто-нибудь из жильцов вызовет полицию. Неприятной беседы с родителями было не миновать. Но больше всего его беспокоили четыре ящика пива. Если кто-то из его друзей споткнется о край крыши в пьяном виде…

– Ребята! – крикнул он, подняв руки. – Ребята, послушайте!

Но никто не обращал на него внимания.

17

– Огонь… в твоих глазах… он горит так жарко… так жарко, как… Ахим, подскажи мне рифму к слову «жарко».

Георг Рольфс, более известный под своим сценическим псевдонимом Джордж Дэниелс, повернулся к бойфренду, лежащему рядом с ним на шезлонге у бассейна. Вилла, купленная Рольфсом в прошлом году, располагалась на склоне одного из северных холмов Шварцвальда. С террасы открывался великолепный вид на Рейнскую равнину и Карлсруэ, который с высоты, однако, выглядел мрачным и серым.

– Что? – сонно пробормотал Ахим.

– Что рифмуется с «жарко»? Мне приходит на ум лишь «кофеварка», но она как-то не подходит.

– Боже мой, Джордж, ты можешь хоть на секунду забыть о своих дурацких текстах? Ты не дал мне досмотреть прекрасный сон!

– Да? И что же тебе снилось?

– Брэд Питт. Он пригласил меня в свой роскошный особняк в Калифорнии. Мы сидели у бассейна, а потом он стал натирать мою спину лосьоном и…

– Избавь меня от подробностей, пожалуйста. Лучше помоги мне. Я должен к четвергу закончить еще одну песню.

– Тебе не надоели песни? Ведь ты выпустил одиннадцать альбомов!

– Одиннадцать – это вообще ни о чем! Элвис записал двадцать три пластинки, не считая концертных записей и саундтреков. А у Карпендале их более сорока…

– Карпендале. Хватит уже о нем! «Красивая девочка… с первой страницы… она одна… по ночам мне снится…»

– Тебе никто не говорил, что тебе вообще не стоит петь?

– Перестань брюзжать и намажь мне спинку кремом, ладно?

– Почему бы тебе не позвонить Брэду Питту?

– О да, я бы с радостью!.. Подай-ка мне…

18

Йохен Вальтер хмуро смотрел в окно. Он слишком поздно зарегистрировался на рейс и не смог получить место у прохода. Его мало волновала красота раскинувшегося под ним пейзажа: плоская долина Рейна, холмы Пфальцского леса на северо-западе, а если смотреть в сторону от него – Карлсруэ с характерным темно-зеленым лесным массивом к северу от центра города. Этот сопляк, конечно, снова натворил бед. Из-за него чуть было не пришлось отменить рейс в Берлин, но в итоге он все же решил лететь. Адвокат не мог позволить себе пропустить сегодняшнее мероприятие, приуроченное к шестидесятилетнему юбилею одного из ведущих членов партии.

Он как раз стоял в очереди у выхода на посадку аэропорта Баден Эйрпарк, готовый пройти проверку билета и сесть в автобус, когда зазвонил мобильный телефон. Не обращая внимания на неодобрительное выражение лица молодой женщины, он ответил. Разумеется, это была Мартина.

– Что-то срочное? Я иду на посадку в самолет.

– Да, срочное, Бен в беде!

– В беде? В чем проблема?

– Его арестовали.

По голосу Мартины можно было понять, что ее душат слезы. Так что ему стоило выслушать жену, если он не хотел нарваться на очередной скандал.

– Когда? За что?

– Не знаю точно. Там была демонстрация, на Замковой площади, и возникла потасовка. В полиции говорят о нарушении общественного порядка. Нарушение общественного порядка! И это – Бен! Очередной подростковый протест.

– В чем именно его обвиняют?

– Я не знаю! Он говорит, что ничего не делал. Пожалуйста, можешь поехать туда и вытащить его? Не хочу, чтобы он проходил через все это!

– Если полиция его задержала, то уже слишком поздно! Я ничего не могу с этим поделать.

– Прости? Ты ничего не можешь с этим поделать? Ты адвокат по уголовным делам или кто?

– Пожалуйста, не расстраивайся так!

К этому моменту последние пассажиры уже прошли через выход и ждали его в автобусе. Женщина из наземной службы знаком попросила его закончить разговор.

– Скорей всего, обвинения еще не предъявлены. В худшем случае он проведет ночь в кутузке, это ему не повредит. Я действительно не могу сейчас. Ты знаешь, что я должен пойти на это мероприятие сегодня вечером! Все лидеры партий будут там, и…

– Это наш сын, черт тебя подери! Он страдает в тюрьме, а ты берешь – и идешь на вечеринку?

– Послушай, милая. Как только я приеду в Берлин, я позвоню доктору Бреннеру и попрошу его позаботиться об этом. Сейчас мне действительно пора.

– Ты не можешь так поступать, Йохен! Если ты сделаешь это сейчас…

– Так, либо вы прямо сейчас перестаете болтать, либо мы улетаем без вас!

Женщина уже явно не шутила.

– Мне очень жаль, Мартина, я не могу этого сделать!

Он сбросил вызов.

Бен был избалованным, неблагодарным юнцом. Вальтер всегда старался относиться к нему как к собственному сыну, но мальчик с самого начала не принял его. От этого сильно страдала Мартина. Йохен терпел его выходки только ради жены. Но на большее ей не стоило рассчитывать. Если пасынка в кои-то веки заставят заплатить за его безобразное поведение, это пойдет ему только на пользу. Нет, правильно он сделал, что полетел в Берлин. Он еще только начинал карьеру в рядах «Свободных демократов», и если хотел чего-то добиться в политике, стоило обзавестись полезными связями. Сегодняшняя вечеринка предоставляла ему для этого уникальную возможность, которую просто нельзя было упустить. А Мартина успокоится, когда сопляка отпустят и все уляжется.

Хотя табло «Пристегните ремни» все еще горело, Вальтер вскоре после взлета достал из портфеля ноутбук и открыл его. Устройство загрузилось из режима ожидания. Это глупое правило, согласно которому электронные приборы должны быть выключены во время взлета и посадки! Все знали, что приборы в кабине пилота уже давным-давно были защищены от вмешательства подобных устройств. Тем не менее экипаж самолета упрямо настаивал на соблюдении этого правила. Германия заросла джунглями бесполезных законов, постановлений и инструкций, сквозь которые нужно было продираться, прилагая титанические усилия. Партия Вальтера взялась проредить эти джунгли, но затея была почти безнадежной. Солнце светило прямо на экран. Он бросил короткий взгляд на город, который теперь был почти под ним, затем опустил шторку на окне и, прокрутив письмо доктору Келлеру до последнего абзаца, начал печатать: «Со своей стороны, прокурор Райхельт заявил, что не будет подавать апелляцию, если наш клиент готов…».

19

Научно-исследовательский центр Карлсруэ располагался примерно в 10 километрах от городского центра посреди обширной лесопарковой зоны. Это был разросшийся комплекс, состоявший из административных зданий, павильонов без окон и технических построек. На входе в центр возвышалась огромная башня, представляющая собой легкий металлический каркас высотой более ста метров, удерживаемый в вертикальном положении стальными тросами.

У входа Фаллер встречала молодая прыщавая женщина в джинсах и худи, представившаяся помощницей пресс-секретаря. Они шли по территории, где все напоминало кампус обычного университета. Здесь и на самом деле располагался вуз – Технологический институт Карлсруэ. Мимо них сновали студенты и ученые. Место производило удручающее впечатление. Было видно, что Центр изо всех сил пыжится походить на Массачусетский технологический институт в Бостоне не только названием. Однако здешний пресс-секретарь совсем не вписывался в стереотипный образ ученого, по крайней мере внешне.