Из Багдада в Стамбул

– О! Ах! Horrible![4 - Ужас! (англ.)] Просто кошмар. А средства никакого нет? Пластыря? Мази? Удалить как-то?

– Нет, ничем не поможешь.

– Любая болезнь лечится.

– А эта – нет, сэр. Этот вид чумы не так опасен, но, если начать вмешиваться, пытаться разрезать, может стать хуже.

– Гм. А когда пройдет, что-то останется?

– По-разному бывает. Чем больше нарыв, тем глубже остается отверстие.

– My sky![5 - О небо! (англ.)] Отверстие?

– Увы.

– Ну что за ужасные края! Чертова страна! Если бы я сейчас был в доброй старой Англии… Well!

– Наберитесь терпения, сэр!

– Для чего?

– Ну что бы сказали в доброй старой Англии, покажись там сейчас сэр Дэвид Линдсей с двумя носами сразу.

– Да, пожалуй, вы правы, мистер. Уличные мальчишки не дали бы мне прохода! Так и быть, останусь пока здесь и…

– Сиди, – прервал его Халеф. – Не оборачивайся!

Я сидел спиной к лесу и тут же подумал, что маленький хаджи заметил что-то подозрительное.

– Что ты там узрел? – спросил я его.

– Пару глаз. Прямо сзади тебя стоят две чинары, а между ними куст дикой груши. Там-то и прячется человек, чьи глаза я заметил.

– Ты его еще видишь?

– Подожди!

Он так же беззаботно оглядел кустарники, а я тем временем проинструктировал остальных, чтобы вели себя так, как будто ничего не происходит.

– Вот он.

Я поднялся и сделал вид, будто ищу сухой валежник для костра. При этом отошел от лагеря на такое расстояние, чтобы меня не было видно. Потом я вошел в лес и стал пробираться между деревьями. Не прошло и пяти минут, как я очутился возле двух чинар и еще раз убедился, насколько остры глаза у Халефа. Между деревьями сидело на корточках некое существо человеческого вида, наблюдавшее за нашим лагерем.

Откуда оно взялось? Мы находились в местности, где ни одной деревни не было в радиусе многих миль. Правда, мелкие племена курдов враждовали между собой, и могло так статься, что какое-то персидское пастушье племя пересекло границу, чтобы заняться разбоем. Такого здесь сколько хочешь.

Нужно было быть осторожным. Я незаметно подобрался к человеку сзади и взял его за шею. Он так испугался, что застыл как в ступоре, совершенно не сопротивляясь, когда я вел его к костру. Там я положил его лицом вниз и потянулся к кинжалу.

– Не двигайся, человек, иначе я тебя проткну! – пригрозил я.

Я не собирался приводить свою угрозу в действие, однако чужак воспринял ее всерьез и умоляюще сложил руки:

– Господин, пощади!

– Это зависит от тебя. Если солжешь мне, пеняй на себя. Кто ты?

– Я турок из племени беджат.

Турок? Здесь? Судя по его одежде, он сказал правду. Я знал, что раньше турки жили на пространствах между Тигром и персидской границей, и он вполне мог быть из племени беджат. Пустыня и горы Тапеспи были ареной их деяний. Но когда Надир-шах захватил Багдад, он перетащил беджат в Хорасан. Он назвал эту провинцию из-за ее положения и значения «Мечом Персии» и приложил все усилия, чтобы населить ее мужественными, воинственными жителями.

– Беджат? – спросил я. – Ты лжешь.

– Я говорю правду, господин.

– Беджат живут не здесь, а в далеком Хорасане.

– Ты прав, но после того как однажды они вынуждены были покинуть эту область, некоторые вернулись, а их потомки так расплодились, что насчитывают более тысячи воинов. У нас летняя стоянка в районе развалин КизельКараты и на берегах реки Куру-Чай.

Мне приходилось об этом слышать.

– А сейчас вы располагаетесь где-то поблизости?

– Да, господин.

– А сколько у вас палаток?

– У нас нет палаток.

И это мне было известно. Когда племя номадов оставляет лагерь, не забирая с собой палаток, это означает грядущий военный поход или грабительский набег.

Я задал еще вопросы:

– Сколько у вас мужчин на сегодня?

– Двести.

– А женщин?

– Среди нас их нет.

– Где ваш лагерь?

– Недалеко отсюда. Если обойти вон тот край леса, как раз придешь к нам.

– Вы заметили наш костер?

– Да, мы его увидели, и хан послал меня узнать, что за люди там.

– А куда вы направляетесь?