Сын охотника на медведей

К отправке подготовились быстро и тихо. Разумеется, огонь вновь загасили, после чего Виннету и Шеттерхэнд стали во главе отряда.

Куда лежал путь дальше, никто толком не знал. Все полагались на опытных проводников. Долина вскоре стала такой узкой, что пришлось скакать цепочкой в затылок друг другу. Какие бы то ни было разговоры стали невозможны.

Естественно, не забыли и про Боба. Он сидел на лошади абсолютно голый, ибо «аромат», оставленный ему на память вонючкой, еще не выветрился. Под ним на спине лошади было разорванное старое одеяло Длинного Дэви, которое теперь служило ему и седлом, и передником, как у какого-нибудь островитянина с южных морей. Он был зол на всех и вся и непрерывно что-то тихо бурчал.

Так, соблюдая строжайшую тишину, но двигаясь по возможности быстро, ехали всадники в течение нескольких часов: сначала через узкую долину, потом – вверх по широкому, лысому горному хребту, а затем – снова вниз, через извилистую, бедную растительностью прерию, а когда забрезжил рассвет, среди высоких, крутых скал перед ними внезапно возник горный перевал. У подножий гор оба проводника остановились и спешились. Остальные последовали их примеру.

Трупы сняли с лошадей и положили на землю. Шошоны быстро образовали круг. Они знали, что сейчас начнется процесс, который мы, белые, называем расследованием. Его порядок индейцам был прекрасно известен. Первыми в таких делах имеют право говорить только вожди; остальные воины покорно ждут: спросят их мнение – ответят, если нет – будут молчать.

Одежда мертвых состояла частично из ткани, а частично из кожи, как это обычно бывает у индейцев. Обоим воинам было чуть больше двадцати лет.

– Я так и думал! – первым заговорил Олд Шеттерхэнд. – Только неопытные воины так широко открывают глаза, когда обнаруживают ночью вражеский лагерь и напряженно всматриваются в него. Поэтому блеск их глаз был сильно заметен. Бывалый разведчик всегда прячет глаза под веками и ресницами. Но к какому племени они принадлежат?

Вопрос был обращен к Джемми.

– Хм! – пробурчал тот. – Вы полагаете, сэр, что смутите меня этим вопросом?

– Возможно, ибо я сам в данный момент не могу на него ответить. Они на тропе войны, это точно, хотя боевая раскраска и стерта, но все же еще заметна. Черная и красная! Цвета огаллала. Но парни, похоже, не из сиу. Одежда их ни о чем не говорит. Обыщем их сумки!

Но сумки оказались пустыми. Несмотря на тщательные поиски, не нашлось ни малейшей мелочи, за которую можно было бы зацепиться. Накануне вечером каждый из убитых имел ружье. Оружие тоже осмотрели. Ружья оказались заряженными, но не носили на себе никаких отличительных знаков племени, к которому принадлежали погибшие.

– Может, они вовсе и не были для нас опасны? – проговорил Длинный Дэви с долей укоризны. – Они случайно забрели в места, где мы стояли лагерем, и ради собственной безопасности вынуждены были подкрасться к нам. Взглянув на нас, они бы снова удалились, не сделав нам ничего дурного, а потому я сожалею, что они потеряли свои жизни.

Олд Шеттерхэнд отрицательно покачал головой и ответил:

– Вы считаете себя вестменом, мастер Дэви, или нет? Если вы действительно настоящий вестмен, то должны мыслить более логично.

– Хм, сэр, надеюсь, с моими пятью чувствами все в порядке.

– Да? Я тоже не хотел бы сомневаться в этом. Но место, где мы стали лагерем, было таково, что на него не набредешь случайно. Вывод – они шли по нашему следу.

– Это еще не аргумент против них!

– Не аргумент, согласен. Они, конечно, проявили максимум осторожности, чтобы никто не смог узнать, из какого они племени. Это-то и подозрительно. У них были ружья, но все остальное отсутствовало, а это еще подозрительнее, поскольку без лошади, пороха и свинца индеец никогда не удаляется от стойбища. Они наверняка были разведчиками.

– Хм! Может, у них вообще не было лошадей, – заметил Дэви.

– Не было? Вы только взгляните на их штаны! Разве кожа на внутренней стороне не истерта? Отчего это, как не от верховой езды?

– Когда-то давно, может, они и ездили верхом.

Олд Шеттерхэнд присел на колени, опустив лицо к легинам убитых. Снова выпрямившись, он произнес:

– Понюхайте-ка! Запах лошади еще не выветрился. В глуши он быстро проходит, а потому готов поспорить на что угодно – оба краснокожих еще вчера сидели верхом на лошадях.

Тут подошел Вокаде, до сих пор державшийся на почтительном удалении от белых.

– Пусть знаменитые мужи позволят Вокаде сказать слово, хотя он еще юн и неопытен!

– Говори! – кивнул ему Олд Шеттерхэнд.

– Вокаде не знает этих красных воинов, но он знает охотничью рубаху одного из них.

Юный индеец нагнулся, приподнял подол рубахи, указал на вырезанный на ней знак и пояснил:

– Вокаде вырезал здесь свой тотем. Эта рубаха должна была принадлежать ему.

– Вот так да! – присвистнул Толстяк. – Поистине удивительная встреча. Может, теперь-то мы узнаем наконец, кто были эти парни?

– Вокаде не может сказать на этот счет ничего определенного, но он полагает, что оба молодых воина принадлежат племени апсарока.

Именно так называют себя Вороны, или кроу.

– Почему мой юный брат сделал такое предположение? – спросил Олд Шеттерхэнд.

– Когда апсарока были обворованы огаллала, Вокаде был вместе с сиу. Мы двигались от длинной вытянутой горы, которую бледнолицые называют Лисьим хребтом, и переправились через северный рукав реки Шайенн, там, где он струится между вершиной, имеющей название Тройная, и большой горой Инианкара. Пока мы скакали между горой и рекой, мы свернули за угол какого-то леса и сразу заметили много красных людей, купавшихся в воде. День был жаркий. Огаллала коротко посовещались. Купающиеся были апсарока, а значит, их враги. Быстро приняли решение опозорить их страшнейшим для красного воина образом…

– Дьявольщина! – не выдержал Олд Шеттерхэнд. – Неужели они осмелились похитить святыню краснокожих, мешочек с «лекарствами»?

– Мой белый брат угадал!

– Тогда мне ясно, о чем ты хочешь поведать. Говори же дальше!

– Сиу-огаллала под прикрытием деревьев подъехали к месту, где паслись лошади апсарока. Там лежала их одежда и оружие, а также «лекарства», которые обычно ни один воин никогда не снимает со своей шеи. Огаллала спешились и подползли ближе. Между тем местом и рекой рос высокий кустарник, поэтому им легко удалось совершить кражу, купающиеся никак не могли их заметить.

– И что, неужели там не было ни одного часового?

– Нет. Они и не предполагали, что группа враждебных огаллала забредет туда, где тогда паслись мустанги апсарока. На оружие сиу не позарились, у них было его достаточно, но все боеприпасы и часть одежды они прихватили с собой.

Вокаде замолчал, переводя дух.

– А потом? – спросил Олд Шеттерхэнд.

– Потом, – продолжил Вокаде, – они снова вскочили на лошадей, захватили с собой животных апсарока и галопом умчались с ними прочь. Позже они избавились от негодных для дальних переходов лошадей, а лучших оставили себе. Когда добычу поделили, вот эта охотничья рубашка досталась Вокаде. Сначала Вокаде вырезал свой тотем, но он не хотел быть вором и потом тайно выбросил ее.

– Когда это было?

– За два солнца перед тем, как Вокаде выслали разведчиком против шошонов.

– Значит, недавно. А через шесть дней ты встречаешься с Джемми и Дэви. Теперь мне все ясно, и нам очень повезло, что мы заметили и убили этих двух апсарока. Вокаде сосчитал купающихся?

– Их было больше десяти.

– Наверняка они быстренько обзавелись свежими лошадьми и новыми боеприпасами, а потом отправились в погоню за ворами. По пути они нашли эту выброшенную рубаху, которую настоящий владелец снова надел на себя.

– Может быть, все было по-другому, – вставил Джемми. – Разве ту рубаху не мог случайно подобрать и надеть какой-нибудь совершенно непричастный к этому делу человек?

– Нет, тогда он носил бы под ней собственную одежду – не мог же он раньше ходить голым! У этого мертвого, однако, под рубашкой видна старая, порванная куртка, по которой сразу видно, что она служила лишь исподним. Нет большего позора для индейца, чем пропажа его святыни. Он не имеет права показываться своим на глаза, пока не вернет собственные «лекарства» или не отвоюет чужие, а значит, пока не убьет владельца. Индеец, покидающий стойбище, чтобы вернуть утерянный мешочек с «лекарствами», становится безрассудно отважным. В тот момент ему все равно – убить друга или врага, а потому я убежден, что вчера вечером мы находились в крайней опасности. Так что было бы с нами, дорогой Джемми, если бы мы положились на ваши глаза?

– Хм, – буркнул в ответ Толстяк, сунул руку себе под шляпу и смущенно поскреб там пальцами. – Лежать нам где-нибудь, почив навеки, лишившись и скальпов, и жизней. Хоть я и знаю, как по ночам высматривать чужие глаза, вчера почему-то был уверен, что никаких врагов поблизости нет и быть не может, вот и расслабился. Итак, вы полагаете, что нам на хвост сели апсарока?

– Это уж наверняка. Более того, теперь они будут мстить нам за этих двух воинов.

– Но ведь пока они не знают, что те убиты.

– Именно пока. Но потом они обязательно найдут следы их крови. Хотя из ран ее вытекло немного, но все же достаточно, чтобы при дневном свете понять, что к чему.

– Значит, сегодня вечером нам стоит ожидать еще одного визита, – саркастически заметил Толстяк.

– Пусть приходят, – усмехнулся Длинный Дэви. – Вокаде говорит, что их чуть больше десяти. Даже если и двадцать, нас-то все равно больше, чего нам опасаться?

– Я так не думаю, – возразил Олд Шеттерхэнд. – Если они нападут ночью, прольется много крови, как их, так и нашей. Мы, конечно, одержим верх, но многим из нас придется распрощаться с жизнью ради этой сомнительной победы. Она не стоит такой цены. А что скажет мой красный брат?

Слова были адресованы Токви-тею, вождю шошонов. Несколько мгновений тот задумчиво смотрел перед собой, скрестив руки на груди, а потом спросил:

– Разве мои белые братья не будут совещаться? Красные воины не начнут, пока не услышат мнение более опытных.

– Мы будем совещаться, но для совета такого типа, к которому привыкли вы, у нас нет времени. Апсарока сейчас враждуют с шошонами?

– Нет. Они враги сиу-огаллала, а те – наши враги. Мы не поднимали томагавк войны против апсарока, но любой воин, ищущий «лекарства», – враг всем людям. С апсарока придется бороться, как с диким зверьем. Пусть мои белые братья поступят умно и примут все меры!

Теперь Олд Шеттерхэнд бросил вопросительный взгляд на Виннету, до сих пор не сказавшего ни единого слова, но, как всегда, без слов понявшего своего белого брата.

Вождь апачей ответил:

– Мой брат мыслит верно.

– Значит, сделаем крюк обратно?

– Да. Виннету одобряет этот план.

– Я рад. В таком случае, мы не дичь, а охотники, а, поскольку все произойдет днем, апсарока сразу увидят, насколько мы превосходим их по силам. Может быть, они сдадутся нам и без боя.

– Они будут защищаться! – заметил Джемми.

– Тем не менее, я надеюсь на благополучный исход. Теперь все зависит от нас. Если не ошибаюсь, то в двух часах езды отсюда находится одно местечко, которое словно специально создано для воплощения нашего плана.

– Тогда не стоит медлить. Чем дольше мы стоим тут, тем меньше времени будет у нас там, чтобы приготовиться к их встрече. А что сделаем с трупами?

– Скальпы обоих воинов принадлежат Олд Шеттерхэнду и вождю апачей – они сразили их! – торжественно заявил Токви-тей, сверкнув глазами.

– Я не снимаю скальпов, – ответил на это белый охотник.

Виннету, сначала жестом показав, что не согласен, произнес:

– Вождь не имеет права прославлять свое имя скальпами мальчиков. Эти мертвые и так глубоко несчастны, поскольку ушли в Страну Вечной Охоты. Зачем же еще убивать и их души, отбирая скальпы?! Пусть они покоятся под камнями вместе с ружьями, ибо они погибли как воины, которые храбро приблизились к лагерю своих врагов.

Вождь шошонов такого не ожидал. И пораженный, спросил:

– Мои братья хотят похоронить тех, кто охотился за нашими жизнями?

– Да, – твердо ответил Олд Шеттерхэнд. – Мы вложим им в руки оружие, посадим их, обратим их лица в сторону священных каменоломен126, а потом заложим камнями. Так чествуют воинов! Если потом явятся их братья, идущие по нашему следу, они узнают, что мы им не враги, а друзья.

– Оба моих знаменитых брата делают то, чего я не в силах понять.

– А разве ты не обрадовался бы, увидев своих людей, похороненных таким образом?

– Токви-тей был бы очень рад этому и решил бы, что его враги – благородные воины.

– Так покажи и ты свое благородство и прикажи своим людям принести камни, из которых мы соорудим могильный холм.

Шошоны так и не смогли до конца понять намерения обоих кровных братьев, но, испытывая искреннее почтение к охотнику и вождю апачей, не стали возражать им.

Оба несчастных, павшие от пуль, были посажены, один – справа, другой – слева от перевала, лицом на северо-восток. В руки им вложили ружья, после чего закрыли их тела камнями. Когда работа была окончена, отряд снова тронулся в путь. Но прежде Виннету сказал Олд Шеттерхэнду:

– Вождь апачей останется здесь, чтобы проследить за прибытием апсарока. И юный сын Охотника на медведей с ним.

Для Мартина Баумана это доверие было высшей наградой из всех, о которых он мог мечтать. Его сердце переполняли радость и гордость.

Итак, они остались на месте, а остальные под предводительством Олд Шеттерхэнда поскакали дальше.

Рассвело, и отряд двигался теперь значительно быстрее. Временами дорога шла по равнине, но в основном горный проход вел вниз, в глубь нескончаемых вершин. Через два часа, как и предполагалось, всадники вступили в узкий каньон с высокими, почти отвесными стенами. Ширина скального коридора была такова, что лишь три всадника могли двигаться рядом. Пешком, а тем более верхом подняться на эти стены было просто немыслимо.

Проехав немного, Олд Шеттерхэнд остановил коня, указал рукой в глубь почти прямолинейного каньона и пояснил:

– Если апсарока появятся, мы пропустим их внутрь. Половина из нас скроется в этом месте под руководством Токви-тея и Виннету, который скоро подойдет вместе с апсарока. Как только я выстрелю из ружья, эти люди появятся за спиной противника. Остальные встанут вместе со мной у выхода из каньона. Враг окажется в ловушке и станет перед выбором: либо погибнуть, либо сдаться.

План Шеттерхэнда теперь стал ясен всем. Каменный коридор как нельзя лучше подходил для его осуществления.

– Если эти апсарока так глупы, что сами сунут нос в капкан, им стоит попросту задать плетей, – усмехнулся Толстяк Джемми.

– Они, конечно же, не бросятся внутрь сломя голову, – заметил Олд Шеттерхэнд. – Они остановятся и будут держать совет. Главное, чтобы враги не заметили ни малейших следов нашего присутствия. Наши воины должны спрятаться так, чтобы никто не смог их обнаружить. Токви-тей не только храбрый, но и мудрый воин. Командовать здесь будет он. А когда подойдет Виннету, вы будете руководить вдвоем.

Вождь шошонов был явно польщен этим поручением, хотя, как всегда, вел себя сдержанно. Вместе с тридцатью своими воинами он остался у входа в каньон и сразу же начал обследовать местность, чтобы принять все необходимые меры предосторожности. Земля в каньоне оказалась такой скалистой, что о заметании следов не стоило беспокоиться, а у выхода из каменного коридора плотной стеной вставал густой лес, такой дремучий, что найти в нем подходящее укрытие не составило никакого труда.

С остальными Олд Шеттерхэнд быстро проехал каньон. Расщелина была невелика, и, остановившись у выхода, можно было спокойно наблюдать за входом. Там, где проход расширялся, снова образуя широкий перевал, почва оказалась богатой гумусом, тут росли, устремляясь в небеса, гигантские деревья. Между их могучими древними стволами валялись камни и обломки скал.

Олд Шеттерхэнд поддал жеребцу шенкелей, заставляя его даже пританцовывать, – чтобы следы оставались более четкими и бросающимися в глаза.

– Но, сэр, – подал голос Толстяк, – разве ваш план изменился? Мне кажется, мы собирались остановиться на выходе из ущелья!

– Мы обязательно это сделаем. А пока проедем еще немного и позаботимся о том, чтобы оставить хорошие следы! По правде говоря, меня удивляют ваши вопросы, мастер Джемми. То, что я делаю, по-моему, должно быть понятно.

Он гнал коня еще с четверть часа. Потом вдруг осадил его, повернулся к остальным и спросил:

– Итак, господа, теперь вы поняли, почему я так долго ехал вперед?

– Чтобы запутать апсарока, если они вздумают выслать разведчика, не так ли? – первым подал голос все тот же Джемми.

– Именно так. Апсарока не рискнут двинуться в каньон, прежде чем с помощью разведчиков не убедятся, что впереди все спокойно. Полагаю, что эти разведчики будут ожидать засаду, а посему поведут себя вдвойне осторожно. Нам ни в коем случае нельзя дать себя обнаружить, поэтому мы не станем чинить им препятствий, а терпеливо подождем, пока все они не окажутся в проходе.

– А чем займемся сейчас?

– Пока вернемся к выходу из каньона, но, естественно, не по этим следам. Здесь мы свернем в сторону, в лес. Следуйте за мной!

Склоны боковых стен перевала были не очень крутыми – подняться по ним можно было даже верхом. Олд Шеттерхэнд так и сделал. Преодолев немалое расстояние, охотник повернул коня обратно, к каньону. Когда он остановился, его группа оказалась над выходом из скального коридора. Отсюда, даже верхом, за несколько секунд они могли очутиться внизу и занять оборону у расщелины.

Всадники спешились, привязав животных к деревьям. Сами же расположились на мягком мху. Белые, как всегда, собрались вместе. Лишь Вокаде присоединился к ним; из шошонов же ни один не рискнул присесть рядом.

– И сколько же нам так ждать? – осведомился Толстяк.

– Можно подсчитать достаточно точно, – ответил охотник. – С наступлением дня апсарока станут искать своих двух разведчиков. Пока они узнают, что произошло, пройдет добрых часа два. Придя туда, где мы насыпали два могильных холма, они разберут их и обыщут все вокруг. Будем считать, что на это и на совет, который они обязательно будут держать, уйдет час, а значит, у нас в запасе примерно три часа. Чтобы добраться сюда от места нашего лагеря, нам понадобилось пять часов. Если противник поскачет в том же темпе, что и мы, через восемь часов, если считать от рассвета, они будут здесь. Стало быть, с настоящего момента до их появления у нас осталось еще приблизительно пять часов свободного времени.

– Ого, целая вечность! И чем же мы займемся?

– Что за вопрос! – вмешался Хромой Фрэнк. – Поговорим об искусстве и науке. Это лучшее, что можно сделать. Такие беседы просветляют голову, облагораживают сердце и не только обуздывают темперамент, но и закаляют характер, что весьма необходимо, если не хочешь порхать по ветру житейских бурь. Ни искусство, ни науку я никогда не дам в обиду! И то и другое – мой ежедневный хлеб, мое начало и мой конец, мой… брр! Несет похлеще, чем от наскоро закиданного камнями трупа! Или… хм!

Он огляделся и заметил Боба. Тот оперся о дерево, под которым как раз и сидел саксонец.

– Прочь отсюда! – вскричал он. – Как можешь ты прислоняться к моему дереву? Или ты думаешь, что я взял свой нос напрокат в лавке маскарадных костюмов? Иди отсюда! Гвоздика, резеда, цветочки незабудки – ничего не имею против. Но сунуть скунса во флакон с нюхательной солью я не пожелаю даже любительнице самых изысканнейших ароматов!

– Массер Боб пахнуть хорошо, очень хорошо! – оправдывался негр. – Массер Боб не вонять. Массер Боб помыться в вода пеплом и жиром медведя. Массер Боб быть славный, элегантный джентльмен!

– Если ты сейчас же не исчезнешь, я пальну в твое смрадное тело из обоих стволов!

– Иисус, Иисус! Не стрелять, не стрелять! – взмолился негр. – Массер Боб уже уходить, массер Боб сесть далеко отсюда.

Негр поспешил удалиться на приличное расстояние, где, надувшись, сел.

Коротышка-саксонец вновь повторил свое предложение поговорить об искусстве и науке, но Олд Шеттерхэнд на это ответил ему:

– Мне кажется, мы можем использовать время с большей пользой, ведь мы не спали прошлой ночью, а потому ложитесь, господа, на бочок и попробуйте вздремнуть. А я буду вас охранять.

– Вы? Почему именно вы? Разве вы больше других покачивались в объятьях мосье Орфея! – искренно удивился Фрэнк.

– То есть Морфея127, – поправил Джемми.

Фрэнк метнул в сторону последнего уничтожающий взгляд.

– Вы снова тут как тут! – воскликнул он. – Почему же мои фразы никто, кроме вас, не передефиндирует?128 Что вы привязались с вашим Морфеем! Я совершенно точно знаю, как это должно называться. Я был членом союза певцов, который назывался «Орфей». Если им удавалось допеть до конца, а это случалось лишь тогда, когда между нотами не было больших пауз, они сами спокойненько засыпали. Такой союз певцов – лучшее средство от бессонниц, потому я и величаю Орфеем все, что касается сна!

– Ладно, покончим с этим! – Толстяк блаженно улыбнулся, растянувшись во мху во весь свой маленький рост. – Я лучше посплю, чем буду щелкать ваши «ученые» орехи.

– Да, такие орешки вам не по зубам. Чем меньше знаешь, тем меньше можешь. Спите, спите, мировая история не потерпит при этом большого урона.

После тщетных попыток найти кого-нибудь, кто стал бы восторгаться его духовным превосходством, Фрэнку ничего другого не оставалось, как тоже поудобнее устроиться и попытаться вздремнуть. Совету Олд Шеттерхэнда последовали и шошоны, и вскоре заснули все, кроме белого охотника. Даже лошади завалились на бок или свесили головы. Трудно было представить, что всего лишь через несколько часов здесь могла разыграться кровавая драма.

Олд Шеттерхэнд спустился по склону, медленно вернулся через каньон обратно ко входу в него и осмотрелся. Он не заметил ни единого следа, по которому можно было бы определить, где прятались Токви-тей и его люди. Итак, шошоны великолепно подготовились к встрече врага.

Теперь Шеттерхэнд вернулся обратно и присел на камень у выхода из расщелины. Опустив голову на грудь, он несколько часов просидел неподвижно, так и не сменив позы. О чем думал знаменитый охотник? Может, о прошлом, о своей бурной жизни? Кто знает…

Вдруг послышался цокот копыт. Олд Шеттерхэнд встрепенулся, вскочил на ноги и прислушался. Это был Мартин Бауман.

– А где Виннету? – спросил охотник.

– Токви-тей оставил его у входа, согласно вашему приказу. Я тоже должен вернуться к ним.

– Не возражаю. Похоже, вождь апачей симпатизирует вам. Цените это, мой юный друг! Лучшего друга на вашем Западе не найти! Я сам ему многим обязан.

– Не найти? – в глазах юноши вспыхнули огоньки. – А вы? Вы, кому мы стольким обязаны!

– Па! Это все пустяки! По совести говоря, это я и виноват в том, что вашего отца взяли в плен. Надеюсь, что вы освободите его и снова увидите целым и невредимым. Но сейчас нам надо поговорить о другом. Вы видели апсарока? Хотя к чему этот вопрос, ведь и так понятно, что вы их видели.

– И так понятно? Откуда? А если они не появились?

– Хотите испытать меня? – охотник улыбнулся. – Если бы они не появились, вас здесь не было бы сейчас. Виннету никогда не покинет своего поста, пока не узнает точно, как ему действовать дальше. А если бы он был уверен, что противник вообще не придет, то сейчас вы были бы все вместе здесь. Итак, сколько апсарока вы насчитали?

– Шестнадцать, а кроме того, две лошади без всадников.

– Значит, я не ошибся. Это лошади убитых.

– Вы были правы: они точно шли по нашему следу.

– Ладно, скоро им предстоит узнать, на чей след они нарвались.

– Мы хорошо спрятались под деревьями и позволили им подойти довольно близко, чтобы рассмотреть получше, а потом помчались галопом и намного их опередили. Но еще раньше мы заметили, что среди них выделялся один поистине гигант. Кажется, именно он командовал ими, поскольку скакал чуть впереди остальных.

– Как они вооружены?

– Ружьями.

– Так. А теперь передайте Виннету слово в слово то, что я сейчас скажу. В каньоне только три всадника могут ехать рядом. Поэтому я прошу апача оставить коней. Как только противник исчезнет в каньоне, пусть Виннету и шошоны идут за ними, но пешком.

– А не дадим ли мы сами им преимущества таким действием?

– Нет, наоборот, все карты будут у нас в колоде.

– Но верхом они легко сомнут нас!

– Вы думаете, им это удастся? В то время как апсарока будут иметь возможность воспользоваться лишь тремя лошадьми, мы сможем выставить в одном ряду пятерых пеших. Проделаем это мы следующим образом: первые пять человек просто лягут на землю, а вторые пять станут за ними на колени. Позади них выстроится, пригнувшись, следующая пятерка, а последние пятеро выпрямятся во весь рост. В каждом таком звене будет по двадцать человек, они смогут точно прицелиться, не мешая друг другу. Остальные будут в резерве. Таким образом, все шестнадцать апсарока, если сразу не сдадутся, в один миг получат по сорок пуль спереди и сзади, но, естественно, не сразу. Стрелять будем по очереди, чтобы не тратить зря порох. Стоит принять в расчет и то, что нам придется пристрелить и лошадей без седоков, если те, взбесившись, попытаются вклиниться в наши ряды. Скажите это апачу и добавьте, что вести переговоры с врагом буду я один. В этом я могу положиться только на самого себя. Как думает Виннету, когда они прибудут?