Принципы ведения войны

Чем выше чин, тем больше необходимость в том, чтобы храбрости сопутствовал рассудительный ум, чтобы это не был простой бесцельный порыв страсти; ведь с возрастанием чина все меньше стоит вопрос о самопожертвовании и все больше – о сохранении других и общего блага в целом. Там, где массам предписаны правила службы (что-то вроде второй натуры), полководцем должна руководить рассудительность, и в его случае личная храбрость в бою легко может обернуться ошибкой. И все же это прекрасный недостаток, и его не надо рассматривать в том же свете, что и другие недостатки. Счастлива армия, в которой часто проявляется преждевременная храбрость; это пышная растительность, которая говорит о плодородии почвы. Даже безрассудством, то есть бесцельной храбростью, пренебрегать нельзя. Только когда оно восстает против подчинения, когда оно с пренебрежением отклоняет приказы вышестоящей власти, его надо подавить, как опасное зло, не из-за него самого, а из-за самого акта неподчинения, потому что на войне нет ничего важнее подчинения.

Казалось бы, постановка разумной цели должна облегчить проявление храбрости и тем самым уменьшить ее подлинную цену, но на самом деле получается прямо противоположное.

Вмешательство ясных мыслей или общее превосходство ума лишает эмоции огромной части их силы. По этой причине храбрость проявляется тем реже, чем выше чин.

Почти всем полководцам, известным в истории как посредственности, не хватало решительности, когда они занимали высшие посты, хотя в своей предшествующей карьере они славились храбростью и решительностью.

В мотивах храбрых поступков, вызванных необходимостью, существуют различия. Необходимость бывает разной степени. Если она настоятельна, если командир, стремясь к своей цели, сталкивается с серьезными опасностями и принимает отважное решение, чтобы избежать других, столь же серьезных, тогда мы можем только восхищаться его решительностью, которая все же имеет свою ценность. Если молодой человек, чтобы продемонстрировать свое искусство наездника, скачет через глубокую расщелину, тогда он храбр; если он делает тот же скачок, преследуемый отрядом до зубов вооруженных турок, то он всего лишь решителен.

Хотя стратегия есть область деятельности лишь лиц высшего командного состава армии, все же храбрость, как и остальные военные доблести всех остальных членов армии, ей не безразлична. С армией, принадлежащей отважному народу, где всегда культивировался дух отваги, можно совершать такие дела, которых не совершишь с армией, не знающей, что такое воинская доблесть.

Чем выше чин военачальника, тем больше в его деятельности преобладают ум, понимание и проницательность, оттесняя храбрость, являющуюся свойством темперамента, и по этой причине ее редко можно встретить в высших сферах, но тогда тем более она достойна восхищения. Храбрость, руководимая незаурядным умом, есть отличительная черта героя; она не заключается в прямом рискованном действии против природы вещей, в открытом пренебрежении законами вероятности, а в неукоснительном соблюдении сложного расчета, проделанного при выборе решения гением и интуицией с молниеносной быстротой. Чем больше храбрость окрыляет ум и проницательность, тем более широким будет взгляд и тем точнее результат, но, разумеется, всегда сохраняется положение: чем выше цель, тем большие опасности связаны с ее достижением.

Полагаем, что невозможно представить выдающегося полководца без храбрости, то есть человек не может стать полководцем, если у него нет врожденной храбрости, и поэтому мы рассматриваем ее как главное качество, необходимое для этой карьеры. Что остается от этого врожденного качества, развитого и в то же время умеренного образованием и обстоятельствами жизни, когда человек достиг высокого положения, – это уже второй вопрос. Чем больше сохранится в полководце этого качества, тем сильнее проявится его гений, тем выше будет полет. Риск всегда становится больше, но вместе с ним возрастают и цель, и результат.

И все же надо обратить внимание на одно очень важное обстоятельство.

Дух храбрости может существовать в армии или потому, что он присущ народу, или потому, что он рожден в результате успешных войн, руководимых способными полководцами. В последнем случае его вначале не будет.

В наше время вряд ли есть другие способы воспитать воинский дух народа, кроме как на войне, и обязательно под предводительством храбрых полководцев. Лишь война может противостоять изнеженности чувств, склонности искать удовольствия и комфорта, что является причиной вырождения народа, выросшего в процветании и поглощенного исключительно коммерцией.

Нация может надеяться занять прочное положение в политическом мире, только если народный характер и участие в настоящей войне взаимно поддерживают друг друга и находятся в постоянном взаимодействии.

Теперь немного поговорим о стойкости.

В этом разделе нашего труда читатель ожидает услышать об углах и линиях и находит, вместо этих обитателей научного мира, только самых обычных людей, которых каждый день встречает на улице. И все же автор не может решиться стать хоть на йоту больше математиком, чем этого, как ему кажется, требует от него предмет, и его не тревожит удивление, которое может выказать читатель.

На войне больше, чем где-нибудь в мире, все происходит не так, как мы ожидали, и вблизи выглядит иначе, чем на расстоянии. Как спокойно наблюдает архитектор за возведением строения, план которого он начертил! Врач, хотя и гораздо больше подвержен в своей работе значительному количеству случайностей, все же достаточно хорошо знаком с применяемыми им лекарствами и их действием. На войне все не так!

Здесь крупный полководец находится в постоянном водовороте ложной и правдивой информации, ошибок, совершенных из-за страха, небрежности, торопливости или упрямства, проявленного на основании ошибочных или правильных донесений, по злой воле или из истинного или ложного чувства долга, вследствие лености или переутомления. Словом, в водовороте случайностей, которых не мог предвидеть ни один смертный. Короче, полководец является жертвой сотни тысяч впечатлений, большая часть из которых имеет тревожную и лишь меньшая часть ободряющую тенденцию. Долгий военный опыт позволяет ему быстро оценить эти явления; высокое мужество и твердый характер помогают твердо противостоять им, как скала противостоит ударам волн. Тот, кто поддастся этим впечатлениям, никогда не доведет до конца ни одно дело, и поэтому твердое отстаивание принятых решений, пока против них не появится решительных доводов, является необходимым противовесом. Вряд ли найдется хоть одна прославленная военная операция, которая осуществлялась бы без крайнего напряжения сил, трудов и лишений. И там, где физическая и моральная слабость человека заставляют его идти на компромиссы с самим собой, к поставленной цели может привести только огромная сила воли, такая стойкость, которая вызовет восхищение у настоящих и будущих поколений.

Численное превосходство

В тактике, как и в стратегии, это самый главный принцип победы, и мы его рассмотрим сначала в общих чертах, для чего позволим себе следующее объяснение.

Стратегия фиксирует место и время боя, а также численность войск, которые в нем участвуют. Этими тремя факторами во многом определяется исход боя. Если тактика провела битву и результат известен, будь то победа или поражение, стратегия может им воспользоваться в соответствии с великой целью войны.

Те указания, при помощи которых стратегия влияет на исход боя, давая ему те или иные установки, не так просты, чтобы их можно было охватить одним взглядом. Поскольку стратегия назначает время, место и силы, она может делать это многими способами, каждый из которых по-разному влияет как на результат боя, так и на его последствия. Мы познакомимся с ними постепенно, изучая вопросы, более тесно обусловливающие применение в ходе боя.

Если при рассмотрении боя отбросить все различия, обусловленные его назначением и обстоятельствами, вызвавшими его, и, наконец, если не учитывать доблесть войск, потому что это исходное качество, останется только голое понятие боя, то есть бесформенная битва, в которой мы ничего не различаем, кроме числа участников.

В данном случае это число и будет определять победу. Судя по числу других сопутствующих обстоятельств, которые мы отбросили, становится ясно, что численное превосходство в битве является лишь одним из факторов, приносящих победу. Следовательно, численное превосходство дает нам не все, и даже не самое основное, а лишь совсем немногое, в зависимости от того, как сложатся остальные сопутствующие обстоятельства.

Но это превосходство имеет свои степени, его можно представить двойным, тройным и даже четырехкратным, и ясно, что, увеличиваясь, оно должно в конечном счете перевесить все остальное.

В этом аспекте мы допускаем, что численное превосходство – самый главный фактор, предопределяющий результат боя, только оно должно быть достаточно большим, чтобы перевесить все сопутствующие обстоятельства. Отсюда вытекает прямой вывод: на решающем участке должно быть задействовано максимальное количество войск.

Достаточна ли численность задействованных войск или нет, но в этой части сделано все, что позволяли средства. Это первый принцип стратегии и поэтому в общих чертах, как он здесь выражен, подходит для греков и персов, для англичан и маратхов, для французов и немцев.

Остается лишь различие в воинской доблести армий и в таланте полководцев, которые могут существенно разниться от армии к армии. Если мы рассмотрим военную историю современной Европы, мы не найдем ни одного примера, подобного Марафону[6 - При Марафоне в 40 км от Афин (490 г. до н. э.) 10 000 афинян и 1000 платеян под предводительством Мильтиада разгромили иранский (персидский) десант (численность его преувеличивается, но обычно пишут, что ок. 20 тыс. По другим данным, иранцев было меньше, чем греков. (Примеч. ред.)].

Фридрих Великий разбил 80 000 (66 тыс. – Ред.) австрийцев при Лейтене с войском численностью в 30 000 (40 тыс. – Ред.) человек, а при Росбахе с 25 000 (22 тыс. – Ред.) победил силы союзников (французы и австрийцы) численностью в 50 000 человек (43 тыс. – Ред.); однако это лишь единичные примеры побед, одержанных над противником, вдвое превосходящих по численности.

Мы считаем, что в наших условиях, как и им подобных, превосходство на решающем участке чрезвычайно важно и что в большинстве случаев оно имеет самое главное значение. Число войск на решающем участке зависит от абсолютной величины армии, а также от искусства ее использования.

Следовательно, первое правило заключается в том, чтобы начинать войну с максимально сильной армией. Звучит банально, но на самом деле это не так.

Чтобы показать, что в течение долгого времени численность войск ни в коем случае не считалась главным фактором, мы должны заметить, что в большинстве даже самых подробных историй войн XVIII столетия численность армий или не упоминается совсем, или упоминается между прочим. Ни в одном из этих трудов ей не придается особого значения.

Еще одно доказательство заключается в удивительной идее, которая будоражила умы многих критически настроенных историков. Согласно этой идее, существует оптимальная численность армии, «нормальная сила», а все, что ее превосходит, становится не пользой, а обузой.

И наконец, можно найти ряд примеров того, когда в бою или на войне не задействовались все доступные вооруженные силы, потому что численному превосходству не придавали того значения, которое оно имеет на самом деле.

Размеры абсолютной силы армии, с которой должна вестись война, определяются правительством. Хотя с этого определения начинаются реальные военные действия и оно составляет основную часть стратегии, все же в большинстве случаев полководец, который командует этими силами на войне, должен рассматривать их численность как заданную величину или потому, что у него не было возможности самому установить ее, или потому, что обстоятельства не позволили довести ее до нужного размера.

Поэтому ему не остается ничего, кроме как искусным применением данных ему вооруженных сил добиваться относительного численного превосходства на решающих участках даже тогда, когда абсолютное превосходство недостижимо.

Расчет пространства и времени оказывается самым важным для достижения этой цели – вот почему считается, что он охватывает почти все искусство использования военных сил.

Но расчет времени и пространства, хотя он до известной степени лежит в основе стратегии и, образно выражаясь, является ее насущным хлебом, все же не является ни самым трудным, ни самым решающим моментом.

Верная оценка своих противников, риск временно оставить перед самым их носом небольшие силы, энергия форсированных маршей, отвага внезапных атак, повышенная активность, которую в момент опасности проявляют великие души, – вот основа любой победы. Какое же они имеют отношение к способности точно рассчитать две такие простые величины, как время и пространство?

Гораздо чаще относительное превосходство, то есть искусное сосредоточение превосходящих сил на решающем участке, основано на верных оценках этого участка, на верном направлении, которое с самого начала было дано армии, и решимости, требующейся для того, чтобы пожертвовать не важным ради важного, то есть держать свои силы сосредоточенными подавляющей массой. Это характерные черты Фридриха II Великого и Наполеона.

Мы полагаем, что отвели численному превосходству место, которого оно заслуживает; его следует считать фундаментальной идеей и всегда стремиться к нему всюду и в первую очередь.

Но считать его по этой причине необходимым условием победы было бы полным непониманием нашего толкования, из которого можно понять значение численного превосходства в бою. Если мы соберем как можно большие силы, то создадим все необходимые условия; но только после оценки обстановки в целом следует принимать решение отказаться от боя из-за недостатка сил или нет.

Внезапность

Из содержания предшествующей главы, из общего стремления достичь относительного превосходства, следует еще одно стремление, которое, следовательно, должно быть таким же общим по своей природе: это внезапность действий против противника. Внезапность в той или иной степени лежит в основе всех действий, поскольку без нее трудно представить достижение численного превосходства на решающем участке.

Итак, внезапность есть средство достижения численного превосходства; но ее также следует считать самостоятельным принципом саму по себе из-за ее морального воздействия. Когда она в высшей степени успешна, в рядах противника растет смятение и ослабевает мужество; а до какой степени это увеличивает шансы на успех, свидетельствует множество примеров, больших и малых. Здесь речь идет не о какой-то особой внезапности, вроде неожиданной атаки, а о попытке различными мерами, и в особенности распределением сил, застать противника врасплох, что в одинаковой мере применимо и при обороне, а уж в тактической обороне играет особо важную роль.

Внезапность лежит в основе всех без исключения предприятий на войне, только в очень разной степени, в зависимости от природы операции и других обстоятельств.

Корни этого различия лежат в качествах и особенностях армии, ее командующего, а также в качествах и особенностях правительства.

Секретность и быстрота – два фактора, обеспечивающие внезапность; и они предполагают в правительстве и главнокомандующем огромную энергию, а в армии высокое чувство воинского долга. При изнеженности и разгильдяйстве бесполезно рассчитывать на внезапность. Но сколько бы всеобщим и непременным являлось стремление к внезапности и как бы хорошо ни был известен ее эффект, приходится признать, что полной внезапности удается добиться чрезвычайно редко; и это естественно. Мы бы создали ложное представление, если бы поверили, что в основном этим способом можно многого добиться на войне. Сама идея очень заманчива, но исполнение обычно крепко тормозится сопротивлением всей военной машины.

В тактике внезапность гораздо более обычное явление по вполне естественной причине: все время и пространство меньшего масштаба. Поэтому в стратегии она будет тем осуществимее, чем ближе стратегические меры находятся к области тактики, и тем труднее достижимой, чем выше они поднимаются, приближаясь к политике.

Редко бывает так, что одно государство застает врасплох другое, объявляя ему войну, или направление главного удара было для противника неожиданным. В XVII и XVIII столетиях, когда война в значительной степени заключалась в осаде крепостей и городов и в теории военного искусства даже была специальная глава о внезапном блокировании крепостей, неожиданное окружение укрепленной крепости случалось не часто, но даже это редко удавалось.

С другой стороны, если дело может быть сделано за день или два, возможно внезапно напасть на врага на марше и благодаря этому перехватить какую-нибудь позицию, какой-нибудь пункт, коммуникации и т. д. Но ясно, что если внезапность в этом случае достигается легче, то ее эффективность слабее, потому что высокой эффективности от внезапных действий добиться трудно. Тот, кто считает, будто с помощью внезапных боевых действий мелкого масштаба он может добиться великих результатов, например победить в бою, захватить важный склад, верит в то, что, безусловно, очень возможно вообразить, но чему нет свидетельств в истории. (Есть, но не так много. Например, Невская битва 15(21) июля 1240 г., где новгородский князь Александр с небольшим войском внезапно на рассвете напал на высадившихся в устье Ижоры шведов (5 тыс.) и полностью разгромил их, потеряв лишь 20 воинов (шведы потеряли 200 знатных воинов, а прочих «без числа»). Так юный князь Александр стал Невским. – Ред.) Ведь есть очень мало примеров того, когда нечто великое стало результатом неожиданности. Из чего мы можем сделать справедливый вывод: на пути успеха стоят неотъемлемые трудности.

Но мы ни в коем случае не отрицаем, что и тут можно добиться успеха. Мы лишь связываем с ним необходимость благоприятных обстоятельств, которые, конечно, случаются редко и которыми сам полководец редко может управлять.