И достаточно запереть ворота, чтобы отрезать путь людям.
А вот поля… обнести стеной их? Выставить заслоны? Оцепление? Или…
– Я отправил гонцов… приказал докладывать… – Владыка быстро справился с собой, лишь коснулся иссохших рук, что все так же украшали его пояс, будто в этих вот потемневших кистях он искал силы. – Возможно, пока все не так и плохо.
Пока.
И время осталось… хоть сколько, да осталось…
– Если собрать зерно с окрестных деревень…
– А люди? – тихо спросил Верховный. – С ними что?
– Всех… все одно не спасти.
– Он дело говорит. Всегда приходится делать выбор. Гибель части популяции неминуема, но в данный момент можно провести коррекцию с удалением наименее ценных особей.
– И каким образом предлагаешь определять ценность?
– Комплексно. Основная масса популяции должна находиться в репродуктивном возрасте, при этом являясь генетически разнородной. Допустим…
Верховный снова ничего не понял.
И поморщился.
Потом. Он поговорит с маской потом. Сейчас нужно завершить беседу с Владыкой копий.
– Сколько у тебя людей? Тех, на кого можно положиться?
– Не так и много, – Владыка нахмурился сильнее прежнего. – Да и то… никогда нельзя быть уверенным в людях. Но пока… я отправил гонцов. Надо сосредоточиться на городе. Если снова вспыхнут бунты…
А они вспыхнут, ибо ни одно чудо не длится вечно. Да и не убирает все проблемы.
– …придется давить.
– Я скажу, чтобы в храмах объявили, что отныне всякий бунтовщик выступает против власти богов. И потому будет не просто убит, но принесен в жертву.
Этого почему-то боятся больше смерти.
Но не поможет. Надолго во всяком случае.
– Мы… на одной стороне? – задал Владыка вопрос, который мучил его.
– Да.
Во всяком случае пока.
И он, поклонившись, отступил.
– Погоди, – удержал его Верховный. – Скажи… пусть её не оставляют. Ни днем, ни ночью, ни на мгновенье, поскольку… мне неспокойно.
Он приложил руку к сердцу.
– Предчувствие дурное…
Владыка не стал смеяться, даже не улыбнулся, ибо и у него наверняка имелись предчувствия.
– Рядом с ней всегда Ксочитл… и мой сын.
Хватит ли этого, чтобы защитить?
– Мне… возможно, скоро придется уехать.
– Куда? – подобрался Владыка копий.
– Щит небесный сам собой не расширится… надо… посетить иные… места.
Маска хихикнула. И смешок этот резанул нервы, померещилась в нем издевка. Над Владыкой, над самим Верховным, который ничего-то не знает, но исполняет сказанное золотой Маской. Померещилась ли… или же… впрочем, выбор невелик.
– Надолго?
– Скажи ему, что дорога в одну сторону займет несколько дней. Вам повезло. Здесь находился один из ведущих узлов. И если станции уцелели…
– Несколько дне в одну сторону. Сопровождение… кого сможешь дать. И отправлюсь я сразу после… разговора.
И вправду, чего медлить?
– Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
Нет.
Но Верховный величественно кивнул. И шагнул на порог.
Императрица сидела на ковре. Без золотых одежд, в одной лишь легкой рубашонке, какую носят все дети, она выглядела тем, кем была – совсем юной девочкой. И Ксочитл бережно разбирала темные пряди волос, напевая песенку.
Она прервалась на мгновенье, смерила Верховного настороженным взглядом, и кивнула.
– Доброго дня, – сказал Верховный, низко поклонившись.
– Садись, – Императрица гладила детеныша леопарда и тот блаженно щурился. Второй же возился рядом, пытаясь поймать собственный хвост. И Верховный позавидовал зверям в их неразумности и неспособности осознать грядущее.
Он опустился на ковер. И Ксочитл отступила, впрочем, она замерла, не спуская с Верховного настороженного взгляда. А он отметил, что за прошедшие дни Императрица изменилась. Она вытянулась, при том похудев еще больше. И на лице её ныне выделялись лишь глаза – яркие и темные, что вода в ночном озере.
– Так странно… смотришь и ты, и не ты, – она протянула руку, тонкие пальцы скользнули по щеке. – Ты… можешь снять?
– Боюсь, что нет. Пока нет. Но я – это я…
– Ты спас людей.