Шапку не надел. Он и тогда без шапки уехал. Как не мерзнет-то? У него ведь голова лысая…
– А почему ты… – Ийлэ не без сожаления выпустила руку и коснулась своих отрастающих волос, – не отрастишь?
– Страшный?
– Нет.
– Страшный… ну… как попал в больницу, так и обрили… и потом тоже так легче. Не мне – докторам… надо как-то гной спускать, и вот…
Какой-то неправильный разговор. Гной. Болезнь.
– Забудь, – говорит Райдо с неловкой улыбкой. – Нам пора… и ноги укрой, замерзнешь.
Он помог забраться в экипаж и ноги укутывал толстенной медвежьей шкурой, которую Ийлэ совершенно не помнила, а если так, то шкуру эту Райдо с собой привез…
Нат принес кирпичи, обернутые толстой тканью. И корзинку с едой. Шаль. Пару одеял…
– Я за ними присматриваю. – Он косится на Гарма, который наблюдает за этими сборами с ухмылкой. – Не бойся. Я не позволю им тебя обидеть.
– Почему?
Он ведь и сам не любит Ийлэ, хотя, пожалуй, уже не желает ее смерти.
– Потому что ты теперь сородич. Райдо поклялся тебя защищать. И я тоже должен.
Наверное, если поклялся, тогда да…
Сородич. Глупость какая. Она ведь альва, а Райдо… Райдо просто хочет жить.
– Воротник подними, – проворчал Нат. – А то продует…
Заснеженный тракт, и ветер в лицо. Небо синее, яркое, солнце на нем сияет парадной бляхой, и свет его, отраженный алмазной пылью наста, слепит. Ийлэ закрывает глаза.
И открывает.
Глотает холодный воздух, сама себе удивляясь, что вот она, живая, сидит в коляске, едет в город и вместо страха, того, который мешал думать, испытывает странное предвкушение.
Город начался с дыма. Запах его, по-осеннему пряный, Ийлэ ощутила задолго до того, как раскололось льдистое зеркало горизонта.
Город появился чернотой, пятном, которое расползалось, меняя форму. Уже не черное, но бурое, грязное какое-то, оно вызывало одно желание – стереть, и Ийлэ даже представила, что город вдруг исчез. Почему и нет? Провалились в сугробы низенькие дома окраин, широкая мощеная дорога, площадь и памятник королеве, трехэтажный синий особняк мэра и прочие особняки, менее роскошные и неуловимо похожие друг на друга. А следом за ними – лавки и кофейня, кондитерская, булочная, заодно уж – цветочный магазинчик, где можно было оставить заказ. Матушка любила подолгу перелистывать каталоги, обсуждая с престарелой найо Эллис новые сорта…
…и сама бы найо Эллис провалилась…
…а с нею – и найо Арманди… доктор, Мирра…
Ийлэ заставила себя выдохнуть и разжать кулаки: похоже, что ненависть не так-то просто сжечь, как ей казалось.
Не думать о них… а о чем тогда?
О том, что город не стал чище и дома прежние, и улицы, и люди, надо полагать, остались те же…
Райдо придержал лошадей и оглянулся:
– Ты как?
– Хорошо. – Ийлэ подняла воротник шубы, раздумывая, не спрятаться ли под медвежью шкуру?
– Врешь ведь.
– Вру.
Не хорошо, но и не плохо. Странно немного и страшно еще, потому что смотрят, останавливаются, провожают взглядами, что коляску со старым гербом на дверцах, что сопровождение ее. И взгляды эти отнюдь не дружелюбные.
Райдо остановился у гостиницы, сам спрыгнул с козел, потянулся, признавшись:
– Не привык я так… верхом вот – дело другое, а тут сидишь, трясешься. Всю задницу отбил.
Он протянул руку Ийлэ, помогая спуститься.
– От меня ни на шаг, – сказал, глядя в глаза. Ийлэ кивнула: не отойдет. Только Райдо не поверил, взял за руку, стиснул легонько, ободряя. И тут же нахмурился: – У тебя руки холодные. Почему?
– Замерзли, наверное.
Райдо лишь головой покачал и, бросив поводья мальчишке-конюху, велел:
– Распряги… и вечерочком, часикам этак к семи, запряги вновь. А мы пока погуляем…
Он и вправду гулял, неспешно, озираясь с немалым любопытством.
– Я здесь был, когда только приехал, но, честно говоря, помню мало, – признался Райдо. – Я тогда не просыхал практически. Хоть как-то спасало.
Держал он Ийлэ по-прежнему за руку, и, наверное, со стороны это выглядело странно.
– У мэра точно были… еще речь читал, такую занудную-занудную, а потом вечер с танцами устроил… у меня наутро голова болела… нет, все остальное тоже, но в кои-то веки голова особенно… выделилась.
Смотрели.
День ведь, третий час, самое время для прогулок… и гуляют многие…
Люди.
Просто-напросто люди, Ийлэ знакома с ними… была знакома, но какое это теперь имеет значение? Ее не видят.
Странное чувство, как будто ты есть, но в то же время тебя и нет. И не только ее, нет Райдо, который слишком велик и грозен с виду. И лицо шрамами расчерчено, и наверняка сегодня вечером за чаепитием литературного кружка будут обсуждать, до чего неприлично показываться на люди с таким вот лицом, а на внеочередном собрании клуба цветоводов пройдутся по одежде…
…и по наглому поведению Ната, который шел, глядя исключительно себе под ноги…
…и по охране… приличным людям охрана не нужна.