Ведьмы.Ру
И погладил Никитку.
– Это Игорёк, – Ляля указала на парня. – Игорёк, это Ульяна. Наша… в общем, какая-то там родственница, бабушка потом скажет, какая именно.
– Доброго дня, – повторился Игорёк, чуть пятясь, точно опасаясь, что Ульяна захочет познакомиться поближе. А вообще странный он. Длинный, на полголовы выше Ульяны, и ещё очень тощий. Из майки, которая висела этакою хламидой, торчали болезненно-худые обтянутые кожей руки с круглыми мозолями локтей. На неестественно-тонкой, будто из одного позвоночника состоящей, шее чудом, не иначе, удерживалась вытянутая голова.
Кожа Игорька была фарфорово-белой.
Глаза – красными.
А изо рта проглядывали клыки. И он, поймав Ульянин взгляд, смутился, поспешно прикрыв рот рукой.
– Да она нормальная, – поспешила заверить Ляля, выбираясь из тазика. – Прикольная…
– А Игорёк… ты… извини, если о таком не спрашивают… ты тоже оборотень?
– Вампир, – отозвалась Ляля.
– Это если на заграничный манер, – бабушка склонилась к духовке, в которую Ульяна уже год как не заглядывала. А чего в ней смотреть, если всё равно не работает. – По нашему если, по-простому, то упырь.
Упырь Игорёк виновато потупился.
– Да ты не думай… он хороший… и вообще молодой совсем, маленький. Даже не упырь. А так, упырёк.
Упырёк Игорёк.
Оборотень Никитка. И кузина-русалка. Может, это у Ульяны от столкновения с Данилой Антоновичем сотрясение приключилось? И теперь вот мерещится всякое.
– И на кровь у него аллергия…
– Как аллергия? – удивилась Ульяна. Нет, с вампирами она прежде не встречалась… ну, разве что в кино, только Игорёк до киношных определённо не дотягивал, и ужасности ему не хватало, и лоску.
– Ай, говорю же ж… длинная история…
– Так, молодёжь, – бабушка вытащила противень и решётку, крепко обжитую пауками. – А сходите-ка все прогуляйтесь. Пообщаетесь, познакомитесь. Обсудите, а то всё одно от вас толку… Я ж пока осмотрюсь, если Ульяна не против…
Что-то подсказывало, что выражать протест уже поздно.
– Идём, не стоит тут мешаться, а то сама не заметишь, как очнёшься на чердаке с веником в руках и желанием окна помыть, – сказала Ляля, шлёпая босыми ногами по полу. – Боже, какая благодать… ненавижу босоножки.
– Ага, а кто трещал, что они прелесть и каблук совсем не чувствуется, – не удержался Игорёк, поспешно, впрочем, отступая.
– А… ему не опасно. Там солнце ведь…
– Так у него на кровь аллергия, а не на солнце, – ответила бабушка, с грохотом выбрасывая содержимое нижнего кухонного короба на пол. Кажется, там были кастрюли. – Иди, Улечка, иди… чую, твоя матушка скоро прибудет. Побеседовать. Не надо оно тебе пока с нею…
И вот эти слова заставили поторопиться, потому как с матушкой Ульяна встречаться не желала.
Категорически.
– … и вот все на свадьбу собрались, – Ляля устроилась на старой коряжине, сунув длиннющие свои ноги в зелёную муть пруда. Игорёк сумел спрятаться в тени, причём он был рядом, но стоило отвести взгляд, и упырь пропадал.
Просто брал и пропадал. И всякий раз Ульяне приходилось снова и снова выискивать его взглядом.
– Ну, оно ж водится, чтоб все на свадьбу… ты фотографии же видела?
– Нет, – Ульяна с опаской опустилась на камень.
Пруд этот существовал, пожалуй, столько же, сколько стояла деревня. Он начинался сразу за околицей, вытягиваясь этакою подковой, что упиралась одним краем в огороды, а другим – в дальний лес. И главное, что пруд этот, неглубокий, умудрялся одинаково игнорировать и летнюю засуху, и весенне-осенние разливы, никогда и ни при каких обстоятельствах не меняя своих очертаний.
– Не видела?
– Мама говорила, что фотограф напился, а потому снимки пропали. Все… и потом тоже… у нас из фотографий есть, как меня из роддома забирали.
– А… – Ляля явно хотела что-то сказать, но закрыла рот. Правда, ненадолго. – У бабушки есть. Если хочешь, попроси, она покажет.
– Попрошу, – Ульяна отмахнулась от комара. – Значит, вы поехали на свадьбу…
– Не мы. Меня тогда ещё не было. И их вот тоже не было. Родители наши, значит. Они тогда ещё дружили, твоя мама и моя… и с тётей Беляной, это Никиткина мама. А у Игорька – Теофилия.
– Необычные имена.
– Ага, она сама не отсюда… в общем, они поехали…
– Тяв…
– Сейчас отпущу. Чур лягушек не жрать! Никитос, ну я серьёзно. Ты как их нажрёшься, так потом всю ночь живот болит…
– Он что…
– Оборотень всё-таки, – пояснила Ляля, бултыхая ногами в темно-зелёной, какой-то густой воде. – Инстинкты… братья его старшие, те за косулями носятся, кабанами. А вот Никитка… ну где он, а где кабан.
И вправду, если по размерам, то лягушка – самая подходящая для Никитки добыча.
– Стрекоз вот ещё ловит, – Ляля вытянула ногу. В сумерках вода стекала и чешуя поблескивала зеленью. – Приехали ещё до свадьбы. Там стилисты заказаны, примерки платьев и всё такое. Саму вовсе во дворце каком-то гуляли, который сняли на два дня…
– А мама сказала, что просто расписались и вот… что она сирота, и отец тоже. Почему?
– Так… поругалась она, с бабушкой. Из-за чего – не спрашивай… вот прямо на свадьбе и поругались. И с бабушкой. И со всеми нашими тоже. О ней, честно, и не говорили… ну… когда мы засобирались, то заговорили. А так – не говорили.
Где-то далеко громыхнуло.
Или не далеко?
Главное, небо ясное, не облачка, а гром вот… и силой пахнуло, холодною, будто ветер кто-то призвал.
– Не, – Лялька перехватила Ульяну за руку. – Ты это… не лезь под горячую руку. Бабушка, она хорошая, но всё ж ведьма.
– В каком смысле?
– Да в прямом. Вот как ты.
– Я?
– Р-р-р, – из густой прибрежной травы раздалось грозное рычание, которое смолкло, а слева мелькнул рыжий хвост. И уже в другой стороны.
– Не жри только! – взмолился Игорек, ныряя в траву.
– Дети, – важно ответила Ляля, сама на эти игры глядя со взрослым снисхождением и некоторой завистью. А так-то… ну ты ж ведьма.
– Я – ведьма? – Ульяна подошла к пруду и заглянула. Конечно, искать в чёрной жиже отражение – так себе занятие, но… обычное лицо.
Симпатичное где-то даже, хотя мама всегда вздыхала, повторяя, что природа несправедлива, если Ульяне достались лишь крохи красоты. И в целом внешностью она, Ульяна, в отца пошла, а тот никогда не был красавцем.
Но… ведьма?
Волосы тёмные. Взъерошенные.
Глаза тоже тёмные, цвета непонятного, потому что он то ли зеленый, то ли серый, а порой и почти чёрный. Ресницы свои.
Брови тоже.
Губы… в меру пухлые, хотя Люська утверждала, что немного можно и подколоть.
– Ведьма, ведьма… она тебе не рассказывала?
– Кто?
– Мама твоя. Она ведь тоже…
– Ведьма?
– Ведьма…
Что-то плюхнулось в воду.
– Никитос! – возопил Игорек на берегу. – Ну я за тобой не полезу! И мыть тебя не стану! Сам вляпался, сам и вылизывайся…
– Станет. Они с малых лет дружат… короче, бабушка объяснит. А я пока так, чего знаю… ну твоя мама… она как бы сильно в девках засиделась. Характер у неё такой, что никто из наших и не решался посвататься… бабушка говорила, что поначалу ещё были те, кто решался, но… не сложилось.
Это да. Характер у мамы всегда был непростым.
Мягко говоря.
– Вот она и уехала. Поступать. Учиться. Выучилась и осталась. И свадьбу стала играть… решила то есть…
Сзади опять громыхнуло, но на сей раз жаром окатило.
– Ой, блин…
Волна пронеслась и по пруду, отчего белые волосы Ляли встали дыбом, Игорек отряхнулся, а откуда-то из камышей на противоположном бережку, донеслось:
– Да чтоб вас…
И дальше. Непечатно.
– Никитос, будешь ругаться, – сказала Ляля. – Я бабушке расскажу. В следующий раз она тебе и хвост, и рот шампунем вымоет.
– Язва ты, Лялька, – раздалось из темноты донельзя обиженное. – Посмотрел бы я, что ты сказала, если б с жабой и во рту…
– А я предупреждал, – крикнул в ответ Игорек. – Но разве ж ты слушаешь…
– Я, может, и рад бы, только это ж инстинкт… могучий инстинкт охотника. С ним разве совладаешь? Блин, вода тут грязная…
– В доме помоешься.
– Игорек, а ты не захватил… ну…
– Труселей – не взял, – Ляля ответила за Игорька. – И майки не взял. Потому что всё в багаже, а его ещё распаковывать надо.
Ульяна с трудом сдержала улыбку. А стена камышей зашаталась, выпуская рыжего веснучшатого паренька. Волосы его завивались спиральками, а веснушки захватили не только лицо и шею, но и плечи, и руки.
– Издеваешься? – с надеждой спросил он.
– Нет, – Игорек вздохнул. – Ты… может, обратно? А завтра уже опять.
– Ага… чтоб оно так просто… захотел и обратно.
– На втором этаже, – Ульяна всё же постаралась не улыбнуться. – Там в комнате, в шкафу, папины вещи… рубашки там, майки. Конечно, великоваты будут. Я сейчас сбегаю.
– Сиди, – Ляля взяла за руку. – Игорёк, давай сам… ей туда соваться не след.
– Почему?
– А не чуешь? – Ляля прищурилась.
– Что?
Нет… Ульяна что-то чуяла. Вот терпкий плотный запах тины, исходящий от воды. И сыроватый травяной – луга. Жар летний. Землю… и воздух. Воздух будто нити силы пронизали.
– М-да… бабушка, конечно, говорила, что всё не просто, – Ляля руку не выпустила, дернула. – Да садись ты…
– Я с тобой, Игорёк! – камыши вновь зашатались. – Ты только это… давай… на двоих под тенью.
Подумалось, что сосед, если вдруг увидит двух подростков, один из которых в полном неглиже, точно жалобу напишет. Разве что растеряется немного, не зная, куда – в СОП, полицию или ещё куда. Но потом возьмёт и напишет всюду.
– Морок! – рявкнула Ляля. – Тут вам не там!
Тут действительно было не там.
А Ульяна моргнула, когда Игорёк взял и растворился.
– Хоть поговорим по-человечески… слушай, ты не против, если я окунусь? Водица здесь такая… прелесть просто, – и не дожидаясь ответа, Ляля нырнула в воду.
С головой.
– Подожди, вода тут… тут…
Ульяна хотела сказать, что здешняя вода, она своеобразная. В посёлке упорно ходили слухи, что пруд этот питается не от подземных вод, а с очистных сооружений фермы. И что чистят там так себе. И порой даже вот совсем не чистят. А случается, и заводы окрестные отходы сбрасывают. Правда, какие именно отходы и какие именно заводы, молва не уточняла.
– Ух, хорошо, – Ляля вынырнула, и волосы её растянулись по воде этакими водорослями. Цвет тоже обрели зелёный.
– Тут… как бы… сказать… вода так себе. Не очень, чтобы очень, – осторожно произнесла Ульяна. Но Ляля только фыркнула:
– Кто тебе сказал? Отличная вода. Чуть застоявшаяся, но это родники прибило, видно, что никто не ходит… я сейчас.
И она вновь под водой исчезла.
Вот прямо раз и всё. Даже без всплеска… и волосы вниз утянуло. И подумалось, что там, внизу, глубоко ведь, никто не знал, насколько, но уже совсем другие слухи утверждали, что пруд этот не пересыхает именно из-за небывалой глубины.
И вообще, местные в нём купаться остерегались.
– Ляля… – робко поинтересовалась Ульяна, думая, пора ли за помощью бежать. – Ляля… ты…
Сколько времени прошло?
Минута?
Две?
А если… если вдруг Ляля там? Ногой зацепилась. Рукой. Волосами вот. Волосы длиннющие, а там, на дне…
– Ляля… – Ульяна решилась и соскользнула в воду. Та была тёплой и какой-то тяжёлой, что ли. Или густой? Главное, что ноги по щиколотки утонули в вязкой жиже. И даже опустились чуть глубже, но… но дно вот оно, ощущалось. И глубины тут – по шею. И если так, то… где Ляля?
Или дальше надо нырять?
Ульяна вдохнула воздух, мысленно готовясь к подвигу, хотя где-то там было понимание, что смысла в подвиге немного, потому что сама Ульяна плавает мало лучше топора, но…
– О, – вода поднялась пузырём. – Тоже искупаться решила?
Ляля выглядела донельзя довольной.
– Ты… ты… ты исчезла! – Ульяна выдохнула. – Ты взяла и… и тебя не было!
– Извини. Не удержалась. И вправду всё пересохло, а тут ещё роднички эти… слушай, ты не будешь против, если я один к дому подведу? В ванной всё-таки не то немного, а каждый раз сюда бегать замаешься. Ты покажешь, где можно, и я пруд устрою. Хочешь – даже с рыбками! Ты рыбок любишь?!
– Я думала, что ты утонула!
– Я? – искренне удивилась Ляля. – Я ж русалка. Наполовину, правда, но всё равно…
– Русалка.
Бред.
Русалок не существует. Это… мифические персонажи. Как и оборотни… точнее нет, существование оборотней пока под вопросом, хотя Ульяна вот со всею определённостью, пожалуй, могла на вопрос ответить.
– Русалка, русалка… какие ж вы, городские, дикие-то… – Ляля покачала головой и сняла со лба зелёный листик. – Ты что, никогда русалок не видела?
– Никогда… вообще вас не существует. С научной точки зрения.
– А… ну да, если с научной, то да… ладно, извини. Я и вправду не подумала, – из воды выглянула узкая ладошка, покрытая изумрудной чешуёй. С длинными чёрными коготками и перепонками, которые Ляля, заметив взгляд, с охотой продемонстрировала, растопырив пальцы. – Это чтоб плавать легче было.
– А когти?
– Охотится. Ты когда-нибудь пробовала руками рыбу поймать?
Ульяна мотнула головой.
– Скользкая… но это так… раньше… сейчас-то никто не ловит руками. Да и вообще… ты… нырни. А хочешь… погоди, – Ляля зачерпнула воду. – Закрой глаза.
Ульяна закрыла и открыла тотчас, потому что вода оказалась у неё на макушке.
– Стой. Я, конечно, не ведьма, но вода – это моё… вот сейчас умоемся и заботы уйдут, и тревоги, – голос Ляли стал ниже, он проникал словно в голову, а вода больше не раздражала.
Вода…
Подумаешь.
Мелочь, если так-то… и теплая она. И пахнет вовсе даже не болотом, а наоборот, звенящей свежестью, которую тянуло нюхать и нюхать.
– И набрала же ты, – раздалось рядом. – Ишь, сколько всего… ошмётки какие-то… ну кто ж так колдует? Потом, небось, маешься с головной болью…
– Я не колдую…
– Ага, а откуда тогда? – перед носом повисла чёрная капля на длинной паутинке.
– Что это?
– Это? Это то, что ты не колдуешь…
– У меня дар нестабильный, – призналась Ульяна и впервые, кажется, произнесла это без обиды и стыда. – Раньше ещё, после школы, был просто слабым, но как-то управлялась. И поступить даже поступила…
На бытовую магию.
Платно.
Это, конечно, не высокий практикум, как у Данилы, но… но ведь неплохо.
– Училась вот… чем дальше, тем хуже. Я пыталась. Честно… последний год вообще по старой памяти отметки ставили. Сила вообще ни в какую… я её чувствую, а вот работать… элементарный конструкт создать не могу.
– Это потому что ты ведьма, – Ляля плеснула водой в лицо. – А ведьмам эти костыли не нужны… ну, это как если бы мне плавники обрезать и ласты всучить, чтоб плавала. Понимаешь?
– Нет.
– М-да… ладно… пошли на берег, что ли? Там договорим.
Глава 5. Где речь идёт о скоропостижных последствиях недавних событий
Сидя на куче мусора и жуя яблоко, ворона смотрела на пейзаж городской свалки.
Один очень современный роман молодого и, безусловно, до крайности талантливого автораДанила открыл глаза.
Белое.
Красивое.
Кто бы знал, до чего красив и многообразен белый цвет. Какой он… насыщенный. Впечатляющий. И оттенков… раз-два-три…
– Четыре и пять, – произнёс Данила вслух и почему-то хихикнул. – Вышел зайчик погулять…
Смех вырвался из горла клокочущими шариками. Разноцветными. Вот как в детстве, когда он с няней в парке гулял, и там шарики продавали. Данила помнит. Пусть говорят, что детские воспоминания – это ерунда, что до трёх или четырёх лет вовсе на них рассчитывать смысла нет, но он помнит.
И человека.
И шарики у него на ниточке. И что няня отказалась покупать, а он расплакался. Теперь вот и у него шарики есть.
Бум.
Надо рот открыть и шарик выпустить.
Бам.
И второй.
Бум-бам…
– Доктор, что с ним? – обеспокоенный голос матушки заставил закрыть рот и замереть. Данила и руки вытянул, уставившись в потолок.
Где он вообще?
Какая разница. На потолке трещинки смешные. Вон те на рожицу похожи, а в углу группа целая, будто живопись наскальная. Только мало, надо бы добавить, чтоб уж целое полотно.
– Как бы вам сказать…
А это Савельев. Целитель? И лично? Стало быть, всё плохо. Данила попытался заставить себя думать, но как это сделать, когда рот полон разноцветных шариков и те норовят выбраться на свободу. Ему же приходится стискивать зубы и не выпускать. Шарики стукались о зубы и уходили в голову, где вязли в мозгах. А мозги были как кисель.
И ещё вон трещинки не отпускали.
Они есть.
Но если Данила отвернётся, то их не останется.
– Он… он умрёт?! – нервная нота спугнула трещинки и те поспешили спрятаться под толстый слой побелки.
– Нет-нет, Мария Игнатьевна, что вы. Его жизни ничего не угрожает… это просто… последствия.
– Чего?
– Отравления… – Савельев явно мялся.
– Его отравили? Тоша! Тоша, ты это слышал?!
И отец тут?
Плохо.
Ругаться станет. Всегда недоволен. С детства прямо. Данила хотел, чтобы отец был доволен. И рисунки рисовал. Стишки учил тоже. Но почему-то забывал. Вот в детской – помнил, а стоило няньке в кабинет отца его проводить, как всё, все слова из головы вылетали.
С шариками.
Точно.
Он тогда, раньше, про шарики не знал. Вот и не удерживал. А теперь стиснул зубы. Щеки же сами собой надулись.
– Тоша, мы должны привлечь… твоя служба безопасности… почему твоя служба безопасности это пропустила! Как ты позволил, чтобы наш сын…
– Это не то отравление, – выдохнул Савельев. – Которое опасно для жизни. Не думаю, что его травили целенаправленно… скорее уж… полагаю, он сам.
– Отравился?! Тоша… я говорила, что ты слишком давишь на мальчика! У него нервный срыв!
– Он обдолбался, – прогудел голос отца и шарики во рту затаились. – Маша, угомонись. Я ведь правильно всё понял?
– Боюсь… да.
– Нет, – в голосе матушки слышалось сомнение. – Это… этого не может быть.
– Но это есть, – отец был сух. – Ты посмотри на него. Лежит. Улыбается. И пузыри из слюны пускает. Тоже мне… наследник и надежда рода.
Ой.
А Даниле казалось, что шарики. Это пузыри? Он вытянул губы и скосил глаза, пытаясь разглядеть. Но получалось не очень. Палата большая, отец с матерью далеко и разглядеть получается только тени. Но они тоже смешные. Особенно отцовская. Длинная такая и кривобокая.
– Это ошибка какая-то…
– Ошибкой было не вмешиваться, – голос отца раздался ближе и лицо его, мрачное, округлое, нависло над Данилой. – Слышишь меня?
– Слы-ы-ышу, – отозвался Данила. Получилось как-то растянуто.
Растянуто-натянута.
Рифма.
Смешная.
Смешок сдержать не получилось.
– Что ты принял?
– Н-не знаю, – надо сосредоточиться, потому что то, что происходит, это нехорошо. Очень-очень нехорошо… а рисунок был с шариками. Красивый. Отец же не взял, велел секретарю отдать… а Данила хотел отцу. Секретарь потом выкинул. Смял и выкинул.
Данила видел. В урне.
Так. Надо не о том.
– Это… случайно… получилось.
– Видишь, мальчик ни в чём не виноват! Это всё Стас! Я уверена, что именно он виноват! А я говорила, что он на Данечку дурно влияет…
– Ему не пять лет, чтобы на друга всё сваливать. В его возрасте пора уже головой думать, а не… – Данилу рывком приподняли.
– Тоша, ему дурно…
– Судя по роже, ему как раз хорошо. Ты понимаешь, что ты натворил, полудурок?
Нет.
Не очень.
– Все новости… из каждой дыры только и говорят, как Мелецкий устроил погром в клубе.
Какой Мелецкий?
Мелецких двое. Данила и отец… нет, есть ещё младший брат отца, а у него двое племянников. Те ещё падлы, вечно норовят похвастать грамотами там, олимпиадами…
Они тоже Мелецкие.
– Сам ты, – отец отвесил затрещину.
– Тоша! – мама схватилась за сердце, но на неё внимания не обратили. А выходит, что Данила вслух сказал.
– Вслух, – подтвердил отец. – Тебе бы не завидовать, а пример брать. Они с малых лет при деле, работают… а ты…
– Господи, Тоша… ну нельзя же вот так с мальчиком…
– А как можно? Я на выборы собираюсь, в Думу, а родной сын… устраивает… ладно, убытки погашу… за счёт твоего содержания.
– Тоша!
– Маша… сходи погуляй, пока я и твоё содержание не обрезал.
Мама разом замолчала и вышла. Ну вот… теперь точно конец.
– Правильно понимаешь, – взгляд отца был донельзя мрачен. Настолько, что даже веселость взяла и куда-то исчезла. Данила ощутил, как на языке лопаются шарики. Те самые, разноцветные, из парка. Только вкус у них нехороший, такой, железный, что ли.
– Итак… давай-ка подумаем, – отец подтянул стул вплотную к кровати. – Рассмотрим ситуацию с точки зрения бизнеса. Сначала я вкладывался в твоё обучение. Развивающие занятия. Гувернёры. Языковые школы, лагеря… гимназия частная, в которой в теории тебя чему-нибудь должны были научить. Так?
Данила кивнул.
Гимназия была. И репетиторы. И лагеря, из которых тянуло сбежать куда-нибудь. Только вот охраняли их хорошо.
– Аналогично платил я и за Витиных сыновей. Правда, толку там изначально было больше.
Ну да. Данила слышал.
И способности у них. И старания. А у него голова светлая, но усидчивости не хватает, а ещё внимания, желания работать…
– Именно.
Опять вслух? Что за… Стасику Данила, как выйдет, морду начистит.
– Это вряд ли.
– П-почему? – говорить, не размыкая губ, сложно. А если разомкнуть, то пузырьки-пузырёчки улетят.
– П-потому, – передразнил отец, – что уже вечером, как целители позволят, твой приятель отбудет в одно закрытое частное заведение, хорошо известное в узких кругах сильным педагогическим составом и способностью возвращать заблудшие души на путь истинный. Но если хочешь увидаться, то, может, как вариант…
Данила затряс головой.
Нет уж… он не настолько… всё вообще случайно вышло. На самом деле случайно, потому как… потому как он просто вот заехал. А Стасик… он тоже не хотел. Дурачился.
А теперь запрут.
Где?
– Идём дальше. Платил я за твоё обучение и в университете, раз уж у тебя не хватило способностей поступить на бюджет… в отличие от Сашки с Алёшкой.
Ну да.
Не в способностях дело, просто вот… Данила тогда перед сдачей экзаменов чуть загулял… и после… и перед испытанием, где контроль надо было демонстрировать. Да и так-то он бы поступил. Он же не тупой.
– Саша, кстати, повышенную стипендию получал.
– Заучка.
– Это скорее ты недоучка, – отец вздохнул. – Моя вина. Упустил. Надо было раньше тебя от маменькиной сиськи отрывать. Отправил бы куда подальше, глядишь, и больше толку было бы. А я всё слушал, что ты растёшь, что характер… лидерские качества… протест. Тьфу. Дурь одна, а не протест.
– Можно подумать ты…
– Я в твоём возрасте уже работал, – отец перебил. – И не у папеньки под крылышком, а на рынке мешки таскал…
Эту историю Данила уже слышал не раз и не два. И про титул, который не кормит сам собою, и про мешки, и про ночи бессонные. И про кроссовки, которые папенька с братцем своим одну пару на двоих носил.
И про строительство бизнеса.
Задолбало.
– Раз задолбало, то и не буду… так вот… и ты, и маменька твоя, кажется, забыли, как оно всё… может быть. Точнее это в вашей голове не укладывается… в общем, так… учиться ты не хотел. Я бы сказал, всячески сопротивлялся.
Да не сопротивлялся Данила. Просто вот… универ же.
Светлая пора юности.
Самое оно для приключений, а не в библиотеке мозги сушить. Он же не ботан, как кузены…
– Работу тебе тоже нашёл… а ты что? Ты нажрался какой-то пакости…
Папенькин телефон звякнул, обрывая заготовленную речь. Вот и всё. Сейчас начнёт говорить, решать рабочие вопросы. Сперва один, потом другой. Там и про Данилины косяки подзабудет.
– Не дождёшься, – трубку отец всё-таки снял. – Да… что? Да что ты несёшь, какие мыши… что жрут? В каком смысле жрут? Там же… это же… Данила!
Отец рявкнул так, что Данила даже подпрыгнул на кровати. И сел. Вот этого делать точно не стоило, потому что голова под собственным весом крутанулась влево.
Затем крутанулась вправо.
И перед глазами замельтешели мошки.
– Ты когда последний раз артефакты санирующие обновлял?
– Ч-чего?
– Т-того… твой торговый центр мыши жрут.
– Какие?
– Какие? – вполне серьёзно уточнил отец. И ответил. – С виду серые, но здоровые. Уже сожрали пару бутиков… надеюсь, страховку ты продлил?
Данила хотел сказать, что да… но… чего-то он там подписывал. Кажется. Или не подписывал, а только должен был… и вообще, есть ведь управляющий, он этой ерундой заниматься должен.
– Чтоб тебя… и что? Прям электронику… что? Все? Коробки или тоже…
Отец вскочил.
Обернулся и рявкнул:
– «Русичи» твои тоже сожрали. Всю партию, чтоб тебя… да… вызвали уже? Закрывайся… что? В сеть слили? Кто? Видео… твою ж… объяви, что это происки конкурентов.
