В Подкозельске?
– Куда? – живо поинтересовалась Нютка.
– В Подкозельск.
– А где это?
– Понятия не имею.
Надо будет уточнить у маменьки, а лучше в сети глянуть, это всяко безопаснее.
– Не обижайся, но звучит как-то оно… не вдохновляюще. В общем, сочувствую от души… а меня вот на море. Дядюшка обещался… сказал, что в коллекцию. Что, мол, на Черном я уже была, на Красном тоже…
Береслав поморщился.
– А теперь и на Белом побываю…
И закашлялся.
– Уверена?
– Ага… сказал, что полезно будет…
Да, дядюшка Нюткин славился некоторой суровостью нрава, но чтобы настолько…
– Представляешь, сначала заявил, что я замуж выхожу, что он мне жениха нашел, какой-то там сын маминой подруги… или его друга… я не очень поняла. Но сказала, что не пойду! Я ведь думала, что ты мне предложение сделаешь…
Береслав даже головой замотал.
– А дядя тогда сказал, что за тобой больше нет перспективы и вообще… или замуж, или отрабатывать учебу. И главное, папенька с ним согласный. И маменька… и все против меня! Я и решила, что отработаю. Назло возьму и отработают. В конце концов, я свободная женщина!
– Свободная…
– Вот ты меня понимаешь. Жаль, что нам расстаться выпало… но не переживай. Я буду о тебе помнить. Слушай, а как ты думаешь, мне какой купальник взять? Белый или черный? Белый на Белом море… звучит. Или по контрасту? Тем более белый у меня уже есть, я в нем на Черное летала… а черного нет, но мне черный не очень идет…
– Красный, – посоветовал Береслав. – Главное, чтоб на меху…
Глава 5.
О радостных и не слишком перспективах сельского хозяйства
«Тяжела жизнь в деревне. То закопай картошку, то откопай обратно…»
Откровения одного очень городского человека, которому случилось вдруг купить дачу.
– Маруся! – вопль, раздавшийся снизу, прервал приятную полудрему, сквозь которую доносился стрекот кузнечиков, куриное кудахтанье и гудение пчел в густых кудрях липы. Липа была старой, от возраста чуть накренилась, едва не дотянувшись до старого забора. Вот под ним, на телеге, Маруся и прилегла.
На минуточку.
У нее тоже, между прочим, право отдохнуть имеется.
– Маруся! – голос у Таськи был зычный, такой, что и мертвого подымет.
Куры заткнулись.
Кузнечики тоже.
Только пчелы продолжали гудеть.
– Чего? – Маруся подавила зевок. Время – полдень, самый солнцепек, и люди нормальные от солнца прячутся.
– Вот ты где! – Таська поспешно забралась в телегу. – Тебя Петрович ищет!
– Зачем?
Двигаться было лень.
Сено, которое Маруся закинула в телегу, прикрыв сверху рогожкой, утопталось. И лежать в нем было приятно, да и в целом лежать было приятно.
– Так… не знаю. Сказал, срочно.
– У него все срочно, – проворчала Маруся, осознавая, что полежать дальше не выйдет. Это пока Таська пришла, следом и сам Петрович притянется, обнаруживши и липу, и телегу, и тайное Марусино убежище, выдавать которое она не собиралась. А потому потрясла головой, вытащила соломину, в волосах запутавшуюся и на подругу поглядела.
– Ну?
– Чего? – Таська жевала травинку.
– Веди. Где он?
– В конторе, где ж ему быть-то? – Таська слезла с телеги и потянулась. – Эх, Маруся, сердцем чую… грядут перемены.
– Еще как грядут, – почему-то стоило выползти из укрытия, и настроение упало.
Да и с чего ему держаться-то?
Проблемы вон, никуда не делись. Это куры в пыли купаться могут, радуясь солнечному дню, а у Маруси не выходило.
Петрович зовет?
Понятно, чего зовет… из банка, небось, очередную цидульку прислали, напоминая о задолженности. Или пачка штрафов очередным пополнилась. Интересно, кого на сей раз Свириденко прислал: пожарные уже были, санстанция, семенная инспекция…
В общем, хреново все.
– Маруся! – Петровичу было жарко, а потому в кои-то веки избавился он от клетчатого своего пиджака, купленного, если верить слухам, на собственную, Петровича, свадьбу. Правда, слухам Маруся не верила, ибо видела фотографии. В далекие времена молодости был Петрович румян, кучеряв, а главное, болезненно худ. И нынешний его округлый живот явно не вместился бы в тот самый пиджак.
– Я, – сказала Маруся, вытащив из волос еще одну соломину.
– Маруся! – Петрович даже подпрыгнул от переполнявших его чувств. А Маруся подавила вздох. Петрович, несомненно, был человеком хорошим и специалистом отменнейшим, но вот эта его эмоциональность изрядно портила Марусе нервы. – Тасенька! Девочки мои… вы погляньте, что пришло!