Спящая в огне
Спящая не понимала, как Изгнаннику удается заставить Андерса чувствовать боль, но это ее безумно пугало. Она видела, как во время Отбора друг сражался, не издавая ни единого звука. Но сейчас… это было ужасно. Ужасно, что Кай заставлял его терзать свое же сильное, отточенное жестокими тренировками тело. Ужасно, что Андерс даже не мог дать отпор и прекратить это кровавое издевательство. И тогда она не выдержала.
В глазах Спящей вспыхнул пожар. Сила с легкостью пробежала по ее телу, выплескиваясь светом через шрамы. Она убьет его. Прямо здесь и сейчас. Убьет, не дожидаясь прихода Смерти. Собственноручно вырвет его поганую душу из тела. Огонь полыхал на ее ладонях, подпитываемый отнюдь не материальной вещицей, способной гореть, но ее личной ненавистью и яростью к чудовищу, причинившему слишком много боли.
Полыхая ярким огнем ненависти, Этна подошла к Каю, почти что обхватывая его шею своей горящей ладонью, позволяя русалу почувствовать ее жар, ее опасность и ее решительность. Она не прикоснулась к нему, сдерживая огонь, готовая в любой миг дать тому приказ переброситься на него. Она с удовольствием оставит на нем еще пару своих ожогов.
– Отпусти Андерса, не то я прижгу твою рану. Для начала, – тихо произнесла она, плотно сжимая челюсти, наблюдая, как дикое пламя ярости жадно пытается дотянуться до бледной кожи, желая вкусить ее.
– Ты так добра, – он усмехнулся, не поворачивая головы. Люди, ставшие невольными свидетелями нападения на их нового короля, во все глаза смотрели на то, что происходило на постаменте. Часть – с восхищением. Иные – со злостью. Но никто из них не смел ничего предпринять. Даже доблестные стражники русала оставались на своих местах, будто не хотели даже шевелиться без приказа своего господина.
Андерс был готов пойти на риск ради Этны. Был готов помочь ей свергнуть Кая, возомнившего себя невесть кем. Спасибо Гёдземе, что Гвиневра и правда была на Юге, участвующая в бунтах и намеренная вести сражения за его подругу. Вместе с ней он и смог придумать этот странный план. Надеяться на удачу и успех не приходилось. Нужно было просто брать и действовать, веря в то, что все получится.
Один раз воитель уже стал свидетелем демонстрации силы русала. Тогда, на первом испытании, ему не очень понравилось то, что он видел и то, что его разум оказался под контролем Кая и Алексис. Вполне хватало того, что он и без этого потерял частичку себя, закалив сердце металлом. Поэтому сейчас, ощутив во второй раз то, как контроль исчезает из разума, а сам он падает в неведение, Андерс возненавидел Изгнанника еще больше, чем прежде. Хотя, куда больше?
Он думал, что этим все и кончится. Думал, что, повиновавшись чужой воли и пронзив себя мечом, его оставят в покое. А потом в голове взорвался шквал оглущающей и сокрушительной боли, застарвляющей орать. Воитель прокручивал меч в своей ране, содрагаясь всем телом от ярких и острых ощущений. Давно позабытых и стертых из сердца испытанием боли. В легких не хватало воздуха, голос срывался на хрип, а он все продолжал терзать свое тело оружием, предназначенным отнюдь не для этого представления. Это было ужасно больно. Он невольно опустил голову, видя, насколько большой и некрасивой была сотворенная им рана. Крови из нее вытекло с лихвой, хватило бы, чтобы набрать пару графинов. А как же ужасно все это ощущалось… Последний раз боль от меча он испытывал еще до того, как сердце было закалено умелой рукой кузнеца. Но теперь… Это все ослепляло. Если бы не обилие этого всепоглощающего и раздирающего чувства, Андерс стал бы молиться. Но в голове было болото из кровавой пелены и ненавистного желания причинить себе боль.
Голос Этны, приказывающей Каю прекратить, был похож на благословение. В своем праведном полыхающем огне она была похожа на возмездие, ищущее, на чью бы голову обрушиться. Она выглядела до ужаса прекрасной и опасной.
В какой-то миг разум опустел так стремительно, как и заполнился этой ошеломляющей и ослепляющей болью. Руки твердо и уверенно вынули меч из тела. Андерс понимал, что все кончилось. Что вся боль, которая казалась правдивой, исчезла вместе с иллюзией, терзавшей разум. Но он все равно упал на колени, с громкими хрипами дыша, прикасаясь ладонями к развороченной ране. С таким долго не живут. Обычно, не живут. Но здесь, на покинутом Смертью континенте, у воителя был шанс на спасение и помощь.
– Не стоит пугать подданных, Кай. Не в день нашей коронации, – голос Этны, донесшийся до сознания Андерса, был полон обманчивой нежности. Он видел, как огонь, будто когти, исчез внутри нее. Спящая перестала светиться, пожар исчез с ее ладоней и из глаз. Но, он был уверен, в случае чего, она проявит свою ярость без раздумий. – Позовите целителя!
Толпа пришла в движение, кто-то из стражников сорвался с места, но их помощь уже не требовалась. На постаменте появилась Гвиневра, ведущая за собой придворного целителя. Воительница опустилась рядом с ним на колени, качая головой и рявкая на целителя, чтобы поторапливался. Мужчина преклонных лет начал торопливо останавливать кровь.
– Ты как? – ее синие глаза были безмятежны, как небо в горах. Однако, он знал, как она волнуется. Воители учились читать пропавшие эмоции друг друга буквально по сказанным словам.
– Это было неприятно, – честно ответил Андерс, ощущая, как крепко Гвиневра сжала его плечо своими пальцами. Она была ниже его ростом и меньше по телосложению, но Гёдзема не обделила свою дочь нужной силой и отвагой, достойной воительницы. – Давно я не ощущал… боли.
– Милостивая Мать, прости меня, Андерс, – Этна, подошедшая к ним, выглядела взволновано и напуганно. Кажется, коронацию решили завершить. Народ с площади медленно расходился, а вот русал с ненавистью смотрел в их сторону. С приколотой к плечу рукой он выглядел весьма комично. – Гвиневра, спасибо, что привела целителя.
– Я в порядке, – отозвался воитель, с помощью девушек поднимаясь на ноги, опасаясь еще раз столкнуться с ужасающей болью, но больше это ощущение не появлялось. Его сердце было вновь несокрушимо, а разум – тверд.
– Все вы так говорите, – Этна покачала головой, нехотя передавая воителя в руки Гвиневры и целителя, позволяя тем увести его в замок. Самой же Этне теперь предстояло разобраться с Каем, который вряд ли будет доволен такой выходкой. Пусть Гёдзема не оставит ее на этом трудном пути.
Кай в очередной раз показал свою силу. Но теперь Этна чувствовала, что победа близка. Андерс был прав в одном – Изгнанника нужно было начать истязать, чтобы он взмолился о смерти. Чтобы позвал ту, что однажды прогнал. Чтобы она услышала его зов и явилась на него. Вот только пытать при народе русала не стоило. Во-первых, как они все успели убедиться – идея была провальной, а во-вторых, народ был напуган тем, что увидел. Конечно, оба их правителя явили свои чудовищные лица и разрушительную силу. Она понимала их ужас. Она бы сама была в ужасе на их месте.
– Так что это было? – нарушил тишину Кай. Они сидели в его просторных покоях. Целитель обрабатывал раны русала. За все это время тот разве что пару раз поморщился, да зашипел, когда стрелу вынимали из ладони. Такая выдержка поражала.
– Ты о чем? – Спящая постаралась придать голосу беспечности, сидя напротив Изгнанника в кресле, молча наблюдая за тем, как целитель оказывает помощь. Она бы и сама хотела сделать это. Привычные действия помогли бы отвлечься, но Кай запретил ей марать руки. Не пристало королеве врачевать раны.
– О том, что ты угрожала мне на глазах у всех, – терпеливо проговорил Изгнанник, не сводя с нее пристальных древних глаз.
– Я не угрожала. Я лишь не хотела, чтобы ты пугал наших подданных. И я показала, что мы можем быть милосердными. Народу ни к чему кровавые правители, – отозвалась Этна, пожимая плечами. Больше ее не пугал этот взгляд. Не после того, как она возненавидела его всем своим естеством, сумев из ярости призвать свой огонь, даже не прикасаясь ни к чему. Чувство страха исчезло после того, как Кай причинил боль Андерсу. Больше Спящая не смела его бояться. Пора было взять в руки меч и пойти в бой.
– Или же хотела помочь старому другу.
– Одно другому не мешает.
Целитель удалился через пару минут. Кай остался сидеть в кресле. На нем были лишь его штаны и высокие начищенные сапоги. От камзола и рубашки пришлось избавиться, когда нужно было обработать рану на плече. Тело, сотканное умелой рукой природы, до сих пор вызывало восхищение. Этна встала со своего места, приближаясь к русалу, присаживаясь на подлокотник кресла и мягко ероша его светлые волосы. В ее голове зародилась одна идея и, если сейчас нежная уловка после сегодняшней коронации сработает, то вечер обещает быть очень интересным.
– Болит? – она заботливо кивнула на его перевязанную ладонь, наклоняясь и оставляя невесомый поцелуй на бледном плече с тугой повязкой, пропитанной кровью. Нужно ослабить его бдительность. Притупить и действовать. На этот раз все получится. Она знала это наверняка.
– Гораздо меньше после твоего поцелуя, – отозвался Изгнанник, повернув голову к Спящей и наблюдая за тем, как она еще раз целует его в плечо, мягкими губами поднимаясь к шее. Второй ожог неспешно заживал, и Этна не обошла и его стороной, чувствуя, как Кай расслабляется, касаясь здоровой ладонью ее талии, поддерживая.
– Я должна была показать им милосердие, Кай. Они не должны бояться нас.
– Знаю. Но впредь не угрожай мне.
Раны, конечно, побаливали. Кай был зол на Этну за ее угрозу, поначалу даже подозревая ее в том, что это она сподвигла Андерса и лучницу на покушение. Но, после того, как Спящая лично отдала приказ бросить горных людей в темницу, он перестал думать о ее причастности. В конце концов, он сам слышал и видел, как Андерс холодно и жестоко обращался со своей бывшей подругой, когда она была в заключении. Этна спасла его лишь из-за своего мягкого характера и не более. Она не могла быть причастна к покушению.
День прошел в окружении аристократов. Совсем не так, как это было на балу, однако, сути это не особо меняло. Сборище высокомерных людей, не представляющих из себя ровным счетом ничего, искренне боялось их с Этной. А посему они были аккуратны, как в своих словах, так и в действиях. Конечно, среди них были и соратники. Те, кто разделяли идеалогию Справедливого и отказ Спящей исполнять свое предназначение. Если враги и присутствовали на званном обеде, то предпочитали скрывать свои мысли. И верно делали, ведь иначе рисковали стать наглядным примером того, что бывает с несогласными.
А вечером Этна настояла на том, чтобы они побыли лишь вдвоем и отдохнули от насыщенного дня. Она все еще не привыкла находиться в светском обществе так долго. Кай не винил ее в этом. К тому же, ни одно общество аристократии не могло быть лучше нее, нежных поцелуев и вина, что она принесла им. Кажется, она простила его за то заточение и приняла свою власть. Это даже к лучшему. Справедливому вовсе не хотелось вновь наказывать ее за неповиновение и склонять на свою сторону.
– Я так рад тому, что мы остались вдвоем, – он улыбнулся уголками медленно заживающих губ. Она прижималась к нему, делая редкие глотки вина, но щедро поя его им. Кай и не был против, тем более, что после каждого глотка Спящая мягко целовала его в губы.
– Я тоже этому рада, Кай. С тобой так хорошо, – она улыбнулась, касаясь губами его шеи, перебираясь на колени, сокращая между ними и без того ничтожное расстояние. В ответ он лишь усмехнулся, приобнимая ее здоровой рукой, позволяя медленно раздевать себя, понимая, к чему все идет. Возможно, вино также сильно вскружило ей голову, как и ему, и лишь поэтому она хотела близости. А может, ей просто нужна была разрядка. Впрочем, не все ли равно?
Он позволил стянуть с себя рубашку, поморщившись, когда пришлось пошевелить левой рукой. Боль была неприятной, но не отрезвляла. Он научился игнорировать ее. А потому сосредоточил все свое внимание на том, как она отстраняется, поворачиваясь спиной и приседая на его колени, молча прося помощи со шнуровкой платья. Двумя руками справляться с тугими лентами корсета было бы сподручней, но приходилось довольствоваться одной. От вина на тело накатила усталость и расслабление, но русал усилием воли заставлял себя фокусироваться на происходящем.
Когда ленты были достаточно ослаблены, Этна вновь встала на ноги, приседая в шутливом реверансе, прежде чем неторопливо начиная стягивать с себя свое огненное платье, которое ворохом ткани с шелестом упало на пол, будто лепестки увядающей розы. На ней были лишь ее туфли на небольшом каблуке, тонкие чулки и нательная рубашка. Этот ворох одежды последовал за платьем на пол, обнажая ее тело, изборожденное шрамами, красиво сияющее в свете огня, потрескивающего в камине и бликах свечей, расставленных по комнате. Она распустила волосы, позволив им коснуться голой шеи и оставляя на голове изящную диадему. Изгибы ее тела манили и пленяли. Он не мог отвести от нее глаз, желая прикоснуться. Желая првести ладонью по обнаженной коже. От этого зрелища учащалось сердцебиение. Кай приподнялся, изнемогая от желания ощутить ее грудь, живот и бедра под своей здоровой ладонью. Но Этна мягко и в то же время лукаво улыбаясь толкнула его обратно на мягкую софу, садясь на колени и неторопливо целуя в губы.
– Спи, – прошептала она и это было последним, что Кай услышал от нее этим вечером. Глаза против воли сомкнулись, унося сознание в крепкий сон.
Глава 28
В вине что-то было. Странный привкус ощущался на губах и это было неприятное послевкусие напитка. Кай урывками помнил вчерашний вечер. Этна была рядом, завлекая его своими поцелуями и вином. А дальше? Он не помнил. И был готов поклясться, что это было не из-за обилия хмеля. Голова отзывалась неприятной болью, будто его по ней пару раз ударили.
Справедливый думал, что все это время был с закрытыми глазами, пока до него не дошло, что его очи открыты, вот только кто-то лишил его зрения при помощи плотной повязки. Намереваясь стянуть с себя ненужный атрибут, он дернул руками, обнаруживая, что те были связаны за спиной, а сам он сидел. Вероятно, на стуле. Что здесь творится?
– Доброе утро, точнее, день, – он повернул голову на голос Спящей. Он слышал, как она улыбалась и наверняка смотрела на него сейчас.
– Что происходит? – без обиняков сразу спросил Кай, еще пару раз дергая руками, чтобы убедиться, что они были не только зафиксированы, но и крепко привязаны к спинке стула.
– Ты же не думал, что я все забыла? – если бы голос мог быть чем-то материальным, то сейчас ее тон был похож на кинжал. Одно неосторожное действие и прольется кровь. Красивый голос, но молниеносный и острый.
– Что ты подмешала в вино?
– Мак. Надеюсь, тебе сладко спалось этой ночью, Кай.
Русал слышал, как она почти засмеялась. Умно. Очень умно было использовать свои целительские навыки в том, чтобы заставить его быстро заснуть. Кажется, она даже вина мало выпила вчера. Теперь было ясно, почему она так стремилась споить его и почему он немногое помнил. И вот что за странный вкус он ощущал на губах.
– Ну и зачем ты это сделала?
– Я не простила тебя. Отнюдь, нет, Кай, – он слышал, как она подходила к нему, а после ощутил, как Этна почти что ласково прикоснулась пальцами к его щеке, очерчивая след от своей же ладони, который уже перестал болеть. – Не простила за ложь, за предательство, за то, что запер меня в той поганой темнице. За каждую иллюзию, которой ты терзал мой разум. За то, что посмел причинить боль Андерсу.
Если еще пару секунд назад голос Спящей был почти что ласковым, то теперь, перечисляя все то, за что она его не простила, в ее тоне появлялись жестокие и беспощадные звенящие нотки. Она сдерживала свою ярость, кипящую в ней обжигающим огнем. Такая же обидчивая и глупая, как Смерть, которую она наивно хочет попытаться вернуть. Такая же непонимающая. Это заставило Кая усмехнуться.
– И что же ты планируешь делать, м, Спящая? Хочешь покарать меня за мои жестокие действия? За то, что я просто взял и добился того, чего хотел, в то время как ты без моей помощи побоялась бы даже Север покинуть, чтобы заявить свои права на престол? Ты жалкая. Я был уверен, что в тебе есть потенциал и острый ум, но… – он мягко улыбнулся, представляя, как она начинает злиться от этого. Но что она сможет сделать? Ничего. Даже если натравит на него свой огонь, то это ни коим образом не поможет ей вернуть Смерть в Форланд. Он вообще сомневался, что пророчество можно исполнить, учитывая, что никаких инструкций или намека на них в тексте не было.
Несмотря на то, что Этна старалась почти не пить вина, порошок из семян мака, который она туда добавила, подействовал и на нее, пусть и не так сильно, как на Кая. Именно из-за того, что она выпила мало вина, Спящая и очнулась раньше Изгнанника следующим утром и, пользуясь случаем, завязала на глазах русала плотную повязку, а самого его привязала к стулу, поразившись тому, как тяжело и неудобно одной таскать человека, находящегося без сознания. Она не стала во имя приличия одевать его, оставив Кая таким, каким он вчера отключился: в штанах и без рубашки.
А дальше оставалось просто ждать, пока он очнется. С одной стороны, Этне не хотелось опускаться до уровня Изгнанника, но с другой… С другой стороны, она вновь и вновь вспоминала, как потеряла надежду в той беспросветной тьме, как Кай безо всяких зазрений совести использовал на ней свою силу, как он запросто позволил Андерсу покалечить самого себя и вспомнить, каково это – вновь испытывать чувство боли. Ей собственноручно пришлось отправить его и воительницу в темницу. Только там оба горных человека могли избежать расправы Справедливого.
Питая себя этими воспоминаниями, Этна не могла не ощутить, как изменился ее собственный огонь. Раньше она ощущала его тепло и позволяла тому выйти на свободу. Но вчера на коронации ничего подобного не было. Она не подпитывала свою силу одним желанием и возгораемыми вещами. То, что позволило ей ощутить пламя, было вызвано чистой яростью и злостью. Смешавшись внутри нее, они были растопкой для внутреннего пожара. Эта смесь и страх за Андерса позволили ей запросто высвободить огонь.
Слова русала не ранили. Жалкая? О, ее называли словами и похуже, эту насмешку она уж как-нибудь переживет. Но зря он пытался задеть ее. Это лишь больше заставляло ее ощущать гнев, обжигающий кожу изнутри. Он буквально бушевал в ней, тек по венам, наполняя сердце этим жгучим чувством. Совсем скоро она позволит этому огню увидеть свет и сжечь здесь все.
– Может, я и жалкая, Кай. Но лучше быть жалкой, чем тщеславной тварью, способной перевернуть естественный ход вещей.
Ее пальцы легко очертили все ожоги, заживающие на бледной коже. Прикоснулась пальцами к перебинтованной ране на плече. Она видела, как он кривит губы в усмешке, а после начинает смеяться, качая головой.
– Хочешь упрекнуть меня в том, что я – негодяй, дорогая? В этом меня не упрекнула даже госпожа Смерть, так что советую задуматься, есть ли смысл… Давай, поскорее обожги меня и закончим с этой драмой, у меня еще есть дела.
Пренебрежение так и сквозило в его голосе. Кай думал, что она не способна ни на что, кроме легких ожогов? Что ж, пусть думает. Она не будет переубеждать его в обратном. И не будет торопиться. Не сейчас. У нее полно времени в запасе, чтобы заставить его молить и молиться.
Пальцы не покалывало, их буквально жгло от ярости и огня. В голове яркими картинками всплывали воспоминания об Андерсе, кричащем и истекающем кровью на глазах всего Форланда. Его кровь была такой же алой, как ее платье для коронации. Она вспомнила о том, как Кай заставил ее думать об иллюзиях, в которых Справедливый избивает её, ломает кости и позволяет двум родным женщинам истязать Спящую. Она вспоминала все.
Огонь вспыхнул на ладонях, готовый исполнять ее приказ. Шрамы засветились, источая ту силу, которая бурлила внутри. Пальцы легко прикоснулись к своим губам, поджигая и их, но при этом пламя не причиняло Этне никакого вреда. Она наклонилась над Каем, обхватывая пальцами его шею сзади и, прежде чем он успел хоть что-то понять, она поцеловала его, ощущая, как жар переходит на его губы, заставляя нежную кожу гореть. Изгнанник пытался отстраниться, но она крепко держала его, позволяя нетерпеливому огню не только истязать чужие губы, но и шею, исследуя ее и расползаясь по коже жарким пятном. Она слышала сквозь звук пламени шумное дыхание вперемешку с мычанием. Ему было больно. Но они только начали.
Когда воздух в легких кончился, Этна медленно отстранилась, не задумываясь слизав с губ огонь, который с тихим шипением погас на языке. Зато жар на теле Кая никуда и не думал уходить. Его кожа плавилась, наполняя воздух своим неприятным запахом. Она видела, как он стискивает челюсти, не позволяя себе издать и крика, лишь тихие стоны. Все его крепкое тело было напряжено, пока огонь с опаленных губ плавно переместился на подбородок и щеки, а то пламя, что было на шее – добиралось до волос и переходило на линию челюсти, обжигая кончики ушей.
– Когда тебе это надоест? – прошипел он, выплевывая слова кровоточащими губами, отчего огонь на коже шипел, но не затихал, принимая алую жидкость в свое чрево.
– Когда начнешь молиться, – она с интересом рассматривала свое же пламя, подхватывая его кончиками пальцев и перемещая его на плечи, будто укрывая теплым одеялом.
– Значит, никогда? – он ухмыльнулся, но уже спустя секунду его лицо исказила боль, а сам русал с шумом втянул в себя воздух, прижав подбородок к груди, насколько это было возможно. Будто это могло помочь ему справиться с пламенем и болью.
Этна не ответила, прикасаясь горящими руками к его телу, убирая пламя с тех мест, где от кожи буквально ничего не осталось. Она сделала это не из чувства сострадания. Просто не хотела, чтобы огонь слишком быстро расправился с русалом. И поэтому переместила пламя на те участки кожи, что не были тронуты пламенем. Жар принялся за работу с новой силой, поглощая кожу плеч и груди, перепачканную в засохших пятнах крови повязку, перекидываясь на лопатки и ключицы. Кай уже не стонал, но тихо рычал, дергаясь от каждого поцелуя ее горячей силы. Его выдержка поражала, однако, не до такой степени, чтобы восхищаться ей.
– Ты же не такая жестокая, Этна, – прохрипел он, поднимая голову. Часть щек, подбородка и губ были искажены пламенем, уничтожены им, открывая вид на отслоившуюся кожу, на месте которой образовались пузыри, заполненные жидкостью. Как долго он еще будет терпеть? Как далеко она готова зайти? Мыслей в голове не было. Лишь пустота, будто огонь уничтожил и там все подчистую, оставив ей лишь злость и воспоминания о боли и предательстве.
– Начинай молиться, – посоветовала ему Этна, даже не размышляя о том, есть ли у народа Запада молитва и прибегают ли они к ней так же, как люди Севера и Востока. Он ухмыльнулся, но после взвыл от боли, когда пламя перебралось на голый живот. Его тело было произведением искусства. Каждый мускул был будто создан умелой рукой мастера, который после накрыл свое творение вуалью кожи, скрыв мощные мышцы. Но, если она и дальше будет продолжать, то скоро вживую увидит все составляющие его тела. Она разрушит эту природную красоту, заглянет внутрь и, если придется, сожжет все до тла, не оставив на месте русала ничего.
– Еще рано.
Это был весь ответ Кая, но она видела, что он солгал ей. Как бы там ни было, он не предполагал, что она так медленно и с удовольствием будет истязать его тело наяву. Она видела, как его кровоточащие губы безмолвно шевелились, когда он не рычал от поглощающего чувства боли. Наверняка молился. Оно и к лучшему. Пусть покажет Смерти своими молитвами, насколько сильно он хочет ее возвращения и насколько он беспомощен без нее сейчас. Он будет молить ее о возвращении так отчаянно, что сестра Жизни непременно услышит его зов.
Позволив огню еще немного разрушить красивое тело Изгнанника, Этна легко забрала пламя с обгоревшей кожи, почти не обращая внимания на ее отвратительный запах. Огонь, будто послушное дитя, легко оказался на ее ладонях, шипя и танцуя, пытаясь дотянуться до Кая, будто чувствуя, на кого была направлена злость хозяйки. Спящая отпустила его на повязку, наблюдая с каким рвением жар расплавляет ткань, касаясь волос, которые взмокшими прядями опустились на его лоб. Когда остатки повязки обгоревшими хлопьями упали на чужие колени и Кай наконец смог увидеть ее, Этна заметила, насколько сильно взмокло чужое лицо и покраснели глаза. Их океанская синева на фоне алых белков выглядела дико и ненавистно ярко. Казалось бы, его жалкий вид должен был вызвать у нее чувство сострадания, но Спящая лишь растянула губы в смертельной улыбке.
– Молись, ибо я твое возмездие. Молись, ибо здесь я – правая рука Смерти.
А после она прикоснулась горящей ладонью к его правому глазу. И тогда Кай не выдержал. Он начал кричать, дергаясь в своих путах. А она прижимала пальцы к его глазнице, наблюдая за тем, как он лишается зрения, не способный сосредоточить драгоценное внимание и использовать иллюзии против нее. Его крик пробирал до костей. Вгрызался в разум и будоражил изнутри. Кровь стыла в жилах, но она не отнимала руки, видя, как жадно огонь сосредоточился в одном месте, уничтожая глаз. Никто не придет ему на помощь. Никто не избавит его от криков. Это крыло замка сегодня пустовало, дабы не пугать его обитателей.
