Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками

– Элайджа, я не могу.

– Ты мне не доверяешь? Тогда так и скажи.

– Нет, не в этом дело! Просто… – Она кусает губы. – Ну, как тебе объяснить. Не могу и все.

– Ты себя настраиваешь.

У меня бешено стучит сердце. С таким сердцебиением трудно рассчитывать на восемь часов сна, которые я ей обещал. После подобных разговоров я и сам усну нескоро. «Расслабься и засыпай, – уговариваю я себя, стараясь подстроиться под дыхание Эммы. – Давай, давай, не напрягайся».

– Эмма, я тебя понял. С тобой все ясно. А теперь постарайся расслабиться.

Этой ночью должна наступить кульминация наших многодневных практик. Огливи обучил меня технике нежного усыпления. Я тихо пою колыбельную, ту самую, которая, по словам Огливи, убаюкает любую женщину. Откинув голову, Эмма нарочито зевает, что я принимаю за хороший знак и начинаю петь чуть громче.

– Ты засыпаешь?

– О, да!

Она глубоко и театрально дышит, что, по ее мнению, должно свидетельствовать о глубоком сне. На самом деле эти звуки напоминают хрип подавившегося мячом от гольфа. Я немного сбавляю тон.

В конце концов Эмма начинает что-то нечленораздельно бормотать, явно погружаясь в сон. Но тут раздается громкий треск, и из леса выходит Огливи, разрушая нашу идиллию. Эмма резко вскакивает.

– Кто там?

Отшатнувшись от меня, она дергает за шнур. Вспыхнувшая лампа освещает ее измученное лицо. Проклятие! Все мои усилия пошли насмарку.

– Ах, черт, извините, ребята, – присвистывает Огли. – Я не хотел вас будить… – Он многозначительно улыбается мне.

– Огли!

Эмма обрадовалась его приходу. Она робко зевает, прикрывая рот ладошкой. Лучше бы приберегла это для меня.

– Энни дает урок вдохновения, – сообщает Огли, галантно отводя взгляд от Эммы, трущей кулаком сонные глаза. – Пойдем, Элайджа, а то вы опоздаете.

– Мы будем там через минуту.

Но Эмма уже выбирается из корзины, раскачивая горящую лампу. Вокруг пляшут причудливые тени.

– Спасибо, Огливи, – улыбается она.

Под лампой ее взлохмаченные кудри приобретают розовый оттенок. Лицо покрыто мертвенной бледностью, под глазами синяки.

– Ты прав, нам лучше не опаздывать. Я слышала, что в прошлом году одна из инкубусов…

– Инкубов, – хором поправляем мы.

– Инкубусов, – хмурится она. – Она опоздала, и Зорба заставил ее целую неделю стирать.

Нас передергивает. Наказание стиркой означает, что ты будешь стирать вонючее постельное белье из домика № 5, где живут те, кто делает под себя.

Мы молча идем к главному дому. Это не слишком приятная прогулка. Струящийся пот, москиты и жгучая крапива. Наши босые ступни тонут в красноватой грязи.

– Прости, дружище, – шепчет мне Огли. – Я думал, ты там один. Не хотел вас потревожить…

– Да ладно, – вздыхаю я. – Она все равно только притворялась.

Когда тропинка выводит нас к озеру, я вижу, что Огливи, как всегда, перестраховался. Мы явно не опаздываем. По заросшему маком лугу сонно бродит стайка лунатиков, цепляя своими поводками траву.

– Притормози, Огли, – чуть задыхаясь, говорю я. – Не можем же мы все опаздывать.

Но оказалось, что можем. Жена директора лагеря Энни уже начала свою ежегодною беседу.

– …А теперь я рада сообщить, что мои проблемы со сном потеряли свою остроту и уже три года я вижу сновидения.

Жидкие аплодисменты. Кто-то жует яблоко. Мы с Огливи обмениваемся унылыми взглядами. Мы не впервые в этом лагере, и можем наставлять новичков. Всю эту болтовню мы знаем наизусть.

– Дети, сон – это тепло, в котором плавится время. Фокус, какому вас здесь научат. Но! Не ожидайте, что мы сможем полностью избавить вас от расстройства сна за несколько недель.

Огливи открывает рот одновременно с Энни и моргает. Мы с Эммой с готовностью смеемся, но вовсе не над этой клоунадой. После безнадежного школьного одиночества я просто счастлив снова сидеть с друзьями на теплом кедровом полу и радоваться плоским шуткам.

– Ваши родители прислали вас сюда вовсе не для этого, – продолжает Энни, недовольно покосившись на нас. – Мы предоставляем вам безопасное место, где вы можете комфортно лежать, не смыкая глаз. И, вероятно, даже спать, – провозглашает она, подавшись вперед.

– Или стонать, – добавляю я, толкнув локтем Огли.

Местный ветеран-нарколептик прыскает со смеху. Новичков не предупреждают, какие звуки они могут услышать здесь ночью.

В лагере Зорбы всю ночь раздаются стенания, вопли и скрежет зубов. Популярность тут зависит от интенсивности ваших ночных бдений. Даже в подобном месте существует строгая социальная иерархия.

Домик 2: Страдающие ночным апноэ

Домик 3: Лунатики

Домик 6: Говорящие во сне

Домик 8: Бьющиеся головой о стену

Домик 11: Ночные обжоры

Домик 7: Скрежещущие зубами

Домик13: Страдающие от ночных кошмаров

Домик 9: Страдающие бессонницей

Домик 1: Нарколептики

Домик 10: Инкубы

Домик 5: Страдающие ночным недержанием