Маршал

Так Болотаев был зачислен в очную аспирантуру, а вместе с этим вновь бронь от армии, прописка в Москве и общежитие, но уже более комфортабельное и престижное, ибо он уже не студент, а аспирант. Это статус! В Советском Союзе это имело вес и значение, а Тота, который об этом даже не мечтал, к этому отнесся весьма серьезно, тем более что и мать была за него горда.

Так неожиданно Болотаев стал на научную стезю, и ему надо было определиться с темой исследования. Вариантов было много, но научный руководитель сказал:

– Исходить надо из того, что конкретно имеем. А имеем то, что ты по государственному распределению должен был быть в НИИ геологоразведки. Вот и будешь там разведывать тему своего исследования.

Вот так возникло плановое название диссертации: «Экономическая эффективность разработки нефтегазовых месторождений (на примере Западно-Сибирского региона)».

По сравнению со студенчеством аспирантура оказалась просто лафа. Занятий как таковых почти нет, только раз-два в месяц некие семинары, и они необязательные. Экзаменов и зачетов вовсе нет. Словом, как потом вспоминал сам Болотаев, это было самое счастливое, свободное, беззаботное время в его жизни. Когда был молод, здоров, силен и даже деньги появились. А последнее от того, что Тоту снова страстно потянуло в лоно искусства.

По совету одного музыканта Тота ушёл из ресторана «Столичный», подписал договор с Москонцертом и в составе этноансамбля «Дружба», где он и ударник, и танцор, и даже певец, стал гастролировать с концертами по огромной стране.

Почему Тоте всё это понравилось? Как говорится, было в кайф и при этом неплохая зарплата и даже командировочные. А потом, на летний сезон, стало ещё лучше. Их коллектив на три месяца прикрепился к пансионату «Сосновый» на берегу Черного моря. Вечером два-три часа непринужденный концерт для расслабленной публики. А остальное время почти на халяву отдыхаешь; солнце, загар, популярность и море. Море поклонниц.

Жизнь на юге так наладилась, что Болотаев даже смог пригласить на отдых своего научного руководителя, который после сказал провожающему аспиранту:

– Тота, спасибо… А как руководитель, тем более научный, обязан дать совет – надо выбирать: либо аспирантура, либо филармония?.. Сложный вопрос? Дам подсказку – есть басня Крылова «Стрекоза и муравей»… В общем, если в конце года не будет пары опубликованных статей и хотя бы готовой первой главы диссертации – отчислим!

И без того загорелый Болотаев совсем стал пунцовым, а профессор усмехнулся:

– Я по-отечески, а ты насупился… Делай что хочешь, но басню всё же прочитай. – С этими словами руководитель помахал рукой, тут же поезд медленно тронулся, издавая замирающий, жалобный гудок, который напомнил Тоте фальшивые ноты этих летних хмельных концертов. Скрываясь за поворотом, поезд дал ещё один прощальный гудок – это Тота, даже не перечитывая басню классика, уже решил, что он прощается с Москонцертом, и навсегда.

Из-за этого неожиданного решения Болотаев понес значительный финансовый ущерб, но ему уже давным-давно надоела эта праздная, даже похабная жизнь, и эта потеря воспринималась как положенный откуп и, вообще, это был харам[9 - Харам (араб.) – греховное деяние, запрещенное в исламе.], и когда на следующий день он приземлился в аэропорту Внуково, он с удовольствием воспринял сентябрьскую московскую прохладу и сразу же поехал на железнодорожный вокзал встречать своего научного руководителя.

* * *

Мафия. Болотаев, как-то посмотрев фильм «Крестный отец», подумал, что мафия – это кому-то хорошо, кому-то плохо, но слава Богу, что мафия только в кино или в Италии и Америке, а в Советском Союзе такого и быть не может. Оказывается, ещё как может.

Его черноморский демарш, хотя Болотаев и сделал всё открыто и официально, в эстрадных кругах столицы восприняли как явно дурной тон и заочно постановили: что ещё можно было ожидать от этого чечена-дикаря? В общем, более к эстраде «не пущать». И какова сила этой организации, если не только ресторан «Столичный» или иные «центровые» заведения, но даже забегаловки не хотят с Болотаевым дело иметь.

Это было потрясение, и Тота даже не ожидал, что в сфере искусства, в культуре, могут господствовать такие нравы, и хорошо, что у него был запасной «аэродром», иная специальность. А потом понял, что нет худа без добра. До этого он всегда был привязан к работе, а для этого требовалось быть в форме, в том числе и физической. Это постоянное напряжение, этот график, обязывающий все время кого-то развлекать и расслаблять, так, оказывается, над ним довлел, что он только теперь обнаружил, что уже пару лет не был в Грозном; правда, мать к нему за это время несколько раз приезжала.

В общем, отпросился Тота у научного руководителя, на пару недель полетел домой. А в Грозном тоска… Нет, всё мило. И дом есть дом. Однако вечером пойти некуда. Страшная безработица, в магазинах купить нечего, да и денег ни у кого нет.

Пошёл Тота и в свой ансамбль. И там ситуация плачевная. Зарплата копейки. Костюмы и инвентарь – хорошо, что зрители издалека не видят.

Загрустил Тота. И трех дней в Грозном не провел, матери сказал, что отдел аспирантуры вызывает. А мать говорит:

– Жениться тебе надо.

– Вот заработаю – женюсь, – пообещал сын.

– Что-то ты очень грустный, – опечалена мать. – Раньше ты был такой задорный… Что-то случилось?

– Нет, нет. Всё нормально, – успокаивал Тота. – Просто диссертация, наука, сама понимаешь, нелегко.

– А ресторан? – вдруг спросила мать.

– Что значит «ресторан»? – удивился Тота.

– Говорят, что ты в ресторанах танцуешь, поешь.

– А что, нельзя в ресторанах петь, танцевать?

– За деньги – нельзя, – гневно сказала мать.

– А на сцене можно?

– Это другое… Хотя ты знаешь, что я… – Она не продолжила, но Тота знал, что она хотела сказать.

А она хотела сказать, что хотя сама и артистка и всю жизнь проработала в театре и очень-очень любит и предана своей профессии, или, как она говорит, судьбе, однако она не хотела, чтобы её сын стал артистом, и теперь, провожая его в Москву, не найдя иных слов, решила поступить по-другому.

– Тота, сынок, – с болью молвила мать, – вспомни нашу притчу, что наш сосед-старик тебе рассказывал… У чеченцев есть такое поверье… Бог создал людей, и все они разные. Однако Всевышний любит всех одинаково. Тогда почему у людей судьбы разные? А потому, что сами люди должны выбрать свой путь. Ибо Создатель каждому человеку в какой-то момент присылает необузданного, сильного, молодого, строптивого жеребца. И в этот момент, а он неизвестен, каждый человек должен быть готовым и физически, и умственно, и морально схватить этого коня, обуздать и, главное, направить его в нужную сторону. И тогда человек будет счастлив. А иначе…

– К чему ты это напомнила? – поинтересовался Тота у матери.

– А к тому, что даже сидеть на двух стульях тяжело, а двух коней тем более не обуздаешь.

– А это о чём?

– Пора выбирать: либо танцы – либо финансы. Раз в аспирантуру поступил, то время зря не трать, а занимайся делом.

Если и вправду заниматься делом, то по теме диссертации Болотаева, впрочем, как и во всей науке, необходимо как можно ближе и больше быть там, где нефть непосредственно добывают, то есть в Западной Сибири, а ещё точнее – на самой буровой или хотя бы в конторе управления буровых работ, то есть на месте бурения и добычи.

К концу года аспиранту необходимо было показать не только теорию, но, что особенно важно, и практику исследования, поэтому, как рекомендовал научный руководитель и ведущая организация, в декабре Болотаев впервые отправился в Сибирь, в нефтяной поселок Когалым.

Болотаев не знал, что такое районы Крайнего Севера, что такое приполярный круг и активированные дни, когда мороз под минус 50 ?. Он молод, здоров, и эта поездка будет недолгой, просто ознакомительная командировка. К тому же он навел кое-какие справки и посему кое-что, как теплая шапка, перчатки и обувь, прикупил. Однако его романтизм исчез, когда он вышел из самолета в Сургуте.

Ощущая острую физическую немощь, он еле-еле дошел до помещения, которое называлось аэровокзалом – на самом деле какой-то сарай, в котором зимовали воробьи и голуби и тоже так холодно, что разве вода ещё не замерзает, но пар изо рта идет. И если бы Тота не был привязан к группе из НИИ геологоразведки, он бы, наверно, тут же улетел обратно в Москву. Однако всё более-менее организованно – их встречает оборудованный для Крайнего Севера «Урал». В задней кабине светло, тепло, просторно.

Как тронулись, достали бутылки. Тота почти не пил, потому что танцор, как и спортсмен, всегда должен был быть в форме и вынослив. Правда, как тот же танцор и артист, он постоянно оказывался в компаниях поющих и гуляющих и без спиртного так же поддавался общему возбуждению, азарту и разговору. На сей раз этого не было, с неисчезающим любопытством Тота смотрел в небольшое окно: эта белая дорога бесконечна; редкие островки истерзанных сосен; за горизонтом медленно исчезающее багровое солнце и снег, огромное количество снега, который стеною выше двух метров кругом.

На следующий день эта суровость исчезла, потому что стало, как местные говорили, тепло, всего минус 20. И действительно, минус 20 в Москве – это очень непросто. А здесь воздух сухой и такой мороз даже не ощущается.

А вот впервые попав на буровую установку, Болотаев был просто потрясен: работа тяжелая и опасная. Здесь нехватка кислорода, и каждое движение тяжело дается. И Тота думает, ведь эти рабочие, что в этом холоде, в непогоду и в грязи добывают нефть, получают лишь копейки по сравнению с теми боссами в Москве, которые нефти даже не видели, а миллионы имеют.

Считать чужие деньги – интереса нет, а вот изучить процесс бурения, добычи и перекачки нефти он на месте просто обязан. Но как простому финансисту понять этот производственно-технический процесс? А понять, оказывается, возможно, если представить, что это не просто буровая установка, а цельный, живой и удивительный ансамбль, где у каждого инструмента при соприкосновении с человеком появляется свой звук, своя музыка и даже отточенный репертуар, который, конечно же, иногда даёт сбой, аварию, или открытый фонтан, или, наоборот, пустой выброс жижи…

Вот с такой, даже музыкальностью, шла ознакомительная поездка Болотаева к завершению, как случилось неожиданное и прежде неведомое для него – новичка.

Как бывает на приполярном севере, резко упала температура – от минус 20 до 50.

Минус 42 – уже так называемый активированный день. Болотаев и представления не имел, что это такое, но он застал этот кошмар на буровой. Вместе с Болотаевым девять человек закрылись в небольшой оборудованной комнате. И всё бы вроде под контролем, но у Тоты завтра самолет на Москву.

Как назло, в этот день дежурный «Урал» на буровой не оказался. Решили помочь аспиранту, рискнули ехать до поселка – это всего семь километров на уазике.

Проехав километра два, уазик заглох – видимо, бензин или масло замерзли. Была рация. Но она и так почти никогда не работала, а в этот момент даже не пищала – весь мир замёрз.

Тота ещё не понимал серьёзности ситуации, а водитель заволновался не на шутку.