Оценить:
 Рейтинг: 0

Дети Благой Великой Матери

Год написания книги
2019
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Главный «серый казначей» закрыл фолиант и, оставив его на кафедре, подошёл к стеллажу, на который капала вода. Позвать служку, чтобы притащил какой-нибудь таз? Звон будет на всю библиотеку, а у него и так болит голова. Ну, их, эти манускрипты, всё равно всё в прах и тлен обратится, даже, (о, кощунственная мысль!), статуя Благой Великой Матери станет когда-нибудь песком.

Он это понял уже давно. Их отчаянные потуги удержать власть и заставить людей верить и безоговорочно подчиняться, как это было когда-то, по сути, бессмысленны. Вот сейчас не на что починить крышу. Покупать жратву для братии есть на что, а отремонтировать храм… Нда.

Век назад гигантская золотая рука на верхушке купола храма, не выдержала собственного веса и обрушилась вниз, как упали когда-то каменные руки богини, желающей обнять своих детей. Благословляющая ладонь не проломила крышу, а соскользнула по куполу, проехалась, словно с горки и грохнула рядом с входом. Звону было!.. Ясное дело, тут же выдвинули стандартное объяснение – наказание за грехи. Но это мало помогло.

Прежде всего, люди увидели то, чего не должны были видеть – рука оказалась пустотелой. На самом деле ничего особенного – даже если бы у древних строителей храма было столько золота, чтобы создать цельнолитую руку, её бы никакая крыша не выдержала, и врядли удалось бы втащить такую тяжесть на огромную высоту. (Впрочем, сейчас никто не знает какими методами пользовались в те времена. Нынешние строители и скульпторы не способны воссоздать ни статую Благой Великой Матери, ни её храм.)

Факт тот, что и пустотелая эта рука весила немало. Водрузить её на место не было никакой возможности, к тому же она оказалась сильно повреждена в результате падения. Оставить её лежащей на площади тоже было нельзя – растащат и не поможет никакая охрана. В общем, решено было её разобрать, а золото отправить в казну храма, где оно благополучно растаяло за минувшее столетие, как растаяли сокровища собранные раньше. Волей-неволей подумаешь – может, у этой казны действительно нет дна? Или…

(Редко у кого из братии не было за городом богатого поместья, где сады были похожи на райские кущи, а здания на сказочные дворцы. У большинства эти хоромы передавались по наследству, хоть у священнослужителей посвятивших свою жизнь Благой Великой Матери не должно было быть семей. Что же касается ответа на вопрос – откуда деньги на всю эту роскошь, то все, как один повторяли ответ, придуманный некогда одним из самых наглых «серых казначеев», которого свои же хотели взять за жабры – «Госпожа дала!» Кто попрёт против такого довода? Если сама Благая Великая Матерь посылает праведному сыну своему заслуженную награду, то нет весомее причины оставить его в покое и с почтением принять объяснение прославляющее богиню.)

– Ваше святейшество, пора начинать трибунал! – проблеял сзади голос служки, и высокий старик резко обернулся.

Ему хотелось наброситься с бранью на сего ничтожнейшего из своих подчинённых, уличить его в чём-то страшном и наложить такое наказание, чтобы стереть эту дрянь в порошок! Но наказывать младшего из братьев было не за что. Свою службу он нёс образцово и раздражал патрона лишь тем, что вечно напоминал, (по его же требованию), ему о необходимости исполнения обязанностей верховного служителя Благой Великой Матери.

Пришлось сдержаться. Высокопоставленный «серый казначей» надменно кивнул и, не говоря ни слова, прошёл в зал заседаний, расположенный в одном пределе с библиотекой. Здесь и должен был состояться показательный трибунал.

Все уже были в сборе. «Серые, как крысы!» – подумал Верховный, прекрасно осознавая, что сам выглядит точно также. Согласно уставу братии одежда высших не должна отличаться от одежды низших, в силу того, что перед ликом Благой Великой Матери все равны. Невольно подумалось, что это равенство можно обозначить каким-либо другим способом. Разница в одежде существует, чтобы отличать статус людей друг перед другом. Причём здесь богиня-праматерь? Неплохо бы провести в этом отношении реформу, но это потом, когда дела храма немного поправятся. А сейчас – показательный трибунал, который должен послужить как раз делу поворота к вожделенному процветанию. Короткое приветствие, и властный старик прошёл на своё место. По его сигналу все поместили свои седалища на скамьи, и стража ввела обвиняемых.

Проститутки были совсем молоденькими – от двенадцати до семнадцати лет. Такие сейчас пользуются в городе самым большим спросом, а потому стоят дороже. Так почему же их бордель задолжал деньги причитающиеся храму? Проблемы возникают у всех, но содержательница – сорокалетняя полнотелая баба с перепуганным лицом, должна была знать, что лучше пережить голод, чем гнев Благой Великой Матери.

По иронии судьбы отвечать им придётся не за ту провинность, в которой они, (то есть она, поскольку касса в её руках), виноваты. Плевать, что в городе все знают о покровительстве «серых казначеев» борделям и прочим подобным заведениям. Официально такая деятельность осуждается канонами учения Благой Великой Матери, а законы города её вообще запрещают. Но и храм, и город хотят есть! Хотят есть и эти девчонки, которые имели несчастье родиться в стране, где давно умерли и торговля, и ремёсла, а храмовая столица превратилась в перевалочный пункт для караванов идущих мимо, из одной империи в другую. Давно пора бы дать им работать спокойно, раз прокормить по-другому нет никакой возможности. Так ведь нет же! Это оскорбляет Благую Великую Матерь, которая, между прочим, напрямую не говорила о запрещении оказывать за деньги услуги, касающиеся плотского удовольствия, а рассказывала своим чадам о радости любви для двоих, имея в виду семейную пару. Это впоследствии создание такой пары признали единственно законным, а всё остальное было предано анафеме. Только вот практика тысячелетий показывает, что никакие запреты и никакой страх наказания, вплоть до лишения жизни, не способны удержать то, что дано человеку по природе его.

– Признаёшь ли ты, нечестивая, что вместе с такими же тварями, как ты сама оскорбляла Благую Великую Матерь?

Глава храма обнаружил, что задумался и пропустил значительную часть обвинительной речи. Сейчас брат-прокурор задал содержательнице борделя вопрос, глупее которого придумать было невозможно. Нелепо предполагать, что эта баба признает вину, ведь у неё и у её девок в мыслях не было оскорблять праматерь. Но и отрицая что-либо, она будет выглядеть нелепо и неубедительно, ведь её обвиняет храм, а величина и авторитет храма перед борделем непререкаемы. Брат-прокурор это прекрасно знает, а потому в любом случае его обвинение равносильно приговору.

– Я… Нет… Я… – пролепетала женщина, чувствуя себя мухой попавшей в паутину. – Я не понимаю!..

– Не понимаешь? – взвился брат-прокурор, превосходно знавший и отлично игравший свою роль. – В законе Благой Великой Матери сказано: «Тело женщины есть воплощение моё и храм мой. Осквернить сей храм, значит оскорбить меня и обидеть!» Тебе и твоим шлюхам выпала великая честь родиться в теле, представляющем храм Благой Великой Матери, и что вы с ним сделали? Вы превратили его в источник стыда и разврата! Нет более худшего преступления, чем это, а потому я требую для этих мерзавок высшего наказания – смерти через сожжение на площади!

Последние слова он произнёс, повернувшись лицом к своему патрону. Главный служитель Благой Великой Матери с отвращением посмотрел на жёлтое постное лицо брата-прокурора, имевшего отвратительную привычку гримасничать. Он понимал, что это результат невоздержанной жизни и скрытых болезней. Ну, ещё дело было в профессиональной манере напускать на себя суровый или гневный вид. Всё так, но смотреть на эту обезьянью рожу не доставляло никакого удовольствия.

Верховный еле сдержался, чтобы не выразить отвращения на своём лице, но сегодня нервы его были взвинчены, а голова болела, и потому, наверное, он не смог «выдержать марку» до конца. Главный «серый казначей» встал с такой поспешностью, что все удивлённо взглянули на него. Целую секунду он стоял в одиночестве, после чего члены трибунала повскакали один за другим, стража подняла на ноги обвиняемых, и в зале воцарилась тишина.

– Властью данной мне я объявляю этих женщин виновными и приговариваю их именем Благой Великой Матери к смерти. Казнь свершится немедленно!

Ропот удивления прошёлся по рядам «серых казначеев» Все ожидали, что главный задаст какие-то вопросы, потребует что-то уточнить, а может быть попросит кого-нибудь из братьев сказать пару слов в защиту обвиняемых. Никто не ждал, что этих девок помилуют! Их участь была решена заранее, в назидание всем остальным, вздумавшим утаивать деньги предназначенные храму. И всё же стоило придать процессу хоть какой-то вид разбирательства, но раз уж приговор произнесён…

– Я отдам всё, что должна! – взвизгнула содержательница борделя, до которой дошло, что штрафом и епитимьей отделаться не выйдет. – Поверьте, я отдам!..

Её грубо схватили и потащили к выходу. Следом повели притихших от страха, но видимо до конца ещё не понимающих, что происходит, девушек.

– Пощадите! – крикнула бившаяся в руках стражи женщина. – Мы делаем это, чтобы не умереть от голода! Они же ещё дети! Я одна во всём виновата!..

Ей зажали рот, и больше она не произнесла ни звука. Верховный владыка повернулся, чтобы уйти, (на казни его присутствие не требовалось), но что-то заставило его взглянуть вслед уходящим преступницам.

Зачем он только это сделал? Последняя из девок оглянулась и встретилась с ним глазами. Сердце старого священнослужителя дрогнуло, как будто его сжали ледяной рукой.

«Матерь, сколько же ей лет? – невольно подумал он, увидев совершенно детские глаза проститутки. – Неужели она действительно одна из них?»

Девочке на вид было лет восемь, в руке она держала тряпочную куклу. Нет, вовсе не обязательно то, что она была путаной. Эта девчонка могла быть младшей сестрой одной из проституток, дочерью или племянницей хозяйки. Но, что, скорее всего, она была воспитанницей и служанкой. Девочкой, которую кормят, учат и заставляют делать несложную посильную работу, но к настоящему «делу» допустят только тогда, когда она войдёт в возраст. Это может случиться лет через пять, может и позже или раньше, как решит мадам, которая хорошо разбирается в своём деле и не допустит, чтобы такой цветок увял зазря. Заодно при этом будет продана её девственность – редкий, а потому ценный товар…

Тьфу ты, гадость какая! Старик отвернулся и быстрыми шагами прошёл в библиотеку. Отсюда не будет слышно криков с площади, здесь можно уединиться и уйти в мир книжной мудрости, забыв на время про мерзость окружающего мира.

Он подошёл к оставленному фолианту и открыл страницу заложенную закладкой. Но чтение не шло. Почему-то перед глазами стояло лицо той девочки.

Верховный служитель Благой Великой Матери никак не мог заподозрить себя в мягкотелости. Это был далеко не первый его трибунал. Даже не десятый и не двадцатый. Он приговаривал к смерти воров и убийц, мошенников и должников, лихоимцев и просто бедолаг покусившихся с голодухи на чужое добро. Смерть хорошая профилактика преступлений. Преступник при этом перестаёт отягощать общество своей персоной, получает по заслугам, а тот, кто видит его участь, несколько раз подумает о том, стоит ли идти по такому скользкому пути. Юный возраст казнимых тоже никогда не смущал чёрствую душу Верховного. Взять хотя бы эту девочку. Она живёт в такой среде, что лучше уже не станет, а в скором времени превратится в такую же шлюху, как и все остальные. Так что же? Годом раньше, годом позже, но её вина будет именно такой, за какую она сейчас восходит на костёр.

Он мог бы их всех пощадить. Такая мысль мелькала в сознании старика облечённого властью. Здесь никто не мог оспорить его решение – светская власть храмового города целиком подчинялась духовной, и так было с древних времён. Но какой в таком помиловании был бы смысл? Пользы точно не было бы. Если не этих, то каких-нибудь других требовалось принести в жертву обстоятельствам. Иначе нельзя! Люди, потерявшие уважение к святыням и их служителям должны бояться, иначе святая братия либо пойдёт по миру, либо будет вырезана, а этот храм превратят в место для свалки отбросов и ночлега всякого отребья. От этого будет плохо и стаду, и пастырям, так что казни неизбежны. Недаром вокруг храма врыто восемьдесят железных столбов, под каждым из которых жирное чёрное пятно. Сегодня будут заняты только четырнадцать из них, но придёт время, и храм окружат восемьдесят живых факелов!

Старик опять попытался углубиться в чтение, но лицо девочки снова всплыло из его подсознания и загородило книгу. Да что же это такое?

Вдруг он понял, в чём дело – это лицо было ему знакомо. Откуда? Он никогда не видел эту девочку, как никогда не видел никого из юных проституток, которых только что обрёк на смерть. Но она явно была на кого-то похожа. Честно говоря, он так давно близко не сталкивался с женщинами, что забыл, как они выглядят, если смотреть в упор. Среди братии их не было – согласно древнему закону в храме служили только мужчины. Последний его визит к даме, произошёл много лет назад (устав храмовой службы запрещал это, но старшим братьям в своё время надоело ловить младших на мужеложстве, и тогда на визиты к «праведницам» в город, стали закрывать глаза). Так давно это было, что он позабыл и лицо её, и подробности.

Нет, среди тех женщин, которых он когда-то видел, не было ни одной, на кого могла быть похожа эта девочка. И всё-таки он знал это лицо. Откуда?

Понимание пришло, как приходит парализующая боль. Нет, этого не может быть! Почему? Как? Он ошибся… Но он не мог ошибиться! Только не он, кто угодно, но только не он!!!

Ноги вдруг стали ватными. Надо было бежать, а он стоял. Надо было что-то исправить, но уже ничего исправить было невозможно! Казнь совершается быстро. Дрова, столбы и сами казнимые поливаются специальной смолой с примесью серы. Даже если обрушить на такой костёр все воды мирового океана, его невозможно будет потушить…

И всё же он потащил своё тело к выходу, раскрыл дверь, ведущую из библиотеки в главный предел, святая святых храма, постоял, держась за косяк двери, не смея поднять глаза. Но он заставил себя поднять их, хотя сами глазные мышцы отказывались повиноваться. Пришлось запрокинуть голову, в то время как колени его подогнулись, а судорожно вцепившиеся в дверную раму пальцы, заскребли по дереву, ломая ногти.

Это была она! Старик смотрел в лицо своему божеству, понимая, что всё кончено, что вся жизнь его и вера вместе с нею, раздавлены прямо здесь и сейчас! Ноги отказали. Он встал на колени, всё ещё держась руками за дверной косяк, но, уже чувствуя, как по дрожащему, как в лихорадке телу разливается могильный холод!..

Лик богини был как всегда спокойным и безмятежным, как лицо ребёнка, которому снятся хорошие сны. И всё же старику показалось, что из-под закрытых каменных век струятся по щекам обильные слёзы…

Это была она. Её лицо, её черты. Её губы, вплоть до мельчайшей складочки. И её глаза, которые он мечтал увидеть с тех пор, как ещё совсем молодым решил посвятить себя служению Благой Великой Матери.

Богиня вернулась, как и обещала. Она вернулась, но не в виде ожившей каменной статуи, как предполагали те, кто верил ещё в её возвращение. Она предстала перед людьми именно так, как только и может предстать воплощённое божество – в образе невинного ребёнка, которому нужна помощь и забота тех, кто некогда сами были детьми!

Рот старика раскрылся, но вместо крика из горла вырвалось жалкое сипение. Он уже не владел своим телом и даже не мог повернуть голову, чтобы посмотреть туда, где сейчас свершится… Свершается…

Крик четырнадцати дев, сжигаемых заживо, ударил в барабанные перепонки, разрывая мозг и обрекая душу святотатца на вечные страдания! То, чего страшнее быть не могло, свершилось.

Тело старика так и застыло в дверном проёме, с лицом, обращённым к статуе Благой Великой Матери и глазами, скошенными в сторону врат ведущих на площадь. Рот его был раскрыт и перекошен, весь вид выражал неподдельный всепоглощающий ужас.

За вратами храма пылали четырнадцать гигантских факелов, бросая страшные блики на циклопическое здание, посвящённое Благой Великой Матери и на мертвеющий, разрушающийся город.

История четвёртая. Неизбежность

– Во! Я бы такой телухе вдул!

Крепкий широкоплечий парень с задорным, немного дурковатым лицом остановился напротив изъеденной временем огромной статуи, торчавшей по пояс из земли и наклонившейся, словно неудачно поставленный столб, подмытый грунтовыми водами.

И всё же, несмотря на плачевное состояние, статуя поражала! Это было изваяние необыкновенно красивой женщины, которая толи спала, толи мечтала с закрытыми глазами. Скульптурно посаженная голова на лебединой шее, покатые точёные плечи, полные груди, тонкая талия и… всё. У статуи не было рук, а всю её нижнюю часть скрывала земля. Но даже в таком виде она поражала своим совершенством и своими размерами. Она была высотой с многоэтажный дом, и учёные всего мира спорили, как такой колосс мог быть создан и поставлен на ноги, (если, конечно, у статуи есть ноги, в чём многие сомневались), не кем-нибудь, а древними людьми, не знавшими не только самой примитивной техники, но даже обработки металла.

Предположений о происхождении изваяния и о способе, каким оно было изготовлено, имелось множество. Конечно, гипотеза, что это продукт творчества людей некой высокоразвитой цивилизации прошлого, не выдерживала критики. Статуя была настолько древней, что в то время на земле не было и быть не могло никаких цивилизаций. Поэтому, такую версию ставили на один уровень с фантастическими домыслами, будто это произведение искусства оставили на земле инопланетяне.
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4