Мертвая земля

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что двери нескольких лачуг приоткрылись и оттуда выглядывают люди в залатанных блузах и потертых кожаных куртках без рукавов. Выражение их лиц не предвещало нам ничего хорошего.

– Мастер Рейнольдс – владелец этих домов? – спросил я.

Кто бы мог подумать, что здесь я снова услышу имя отца Эдит Болейн и деда близнецов.

– Да, он построил эти вонючие трущобы и много других таких же, чтобы сосать из бедняков кровь, – раздалось в ответ. – Это он вас послал?

– Мы не имеем к нему никакого отношения. Джозефина Браун когда-то работала в моем доме. Я приехал в Норидж по делам и решил повидаться с ней. Мои друзья тоже хорошо знают Джозефину.

– Она ушла из дома мастера Шардлейка, когда вышла замуж, – добавил Барак.

– Так вы приехали из Лондона, как и Брауны? – спросила женщина с ребенком на руках.

– Вон их дом! – сурово сдвинув брови, указал ее муж. – Только знайте, мастер, мы с вас глаз не спустим. И если что не так, вам не поздоровится!

С этими словами он захлопнул свою дверь.

В последний раз я видел Эдварда Брауна два с половиной года назад, как раз перед тем, как они с Джозефиной уехали в Норидж. Тогда он был крепким и жизнерадостным малым лет под тридцать и держался с уверенностью человека, который знает свое дело и не опасается завтрашнего дня. Когда Эдвард открыл дверь, я увидел, что за это время он похудел по крайней мере на полтора десятка фунтов. Щеки у него ввалились, а тело, казалось, усохло. На нем были поношенная блуза и грязные штаны; судя по всему, Браун давно не умывался и не расчесывал ни бороды, ни волос. Бросив взгляд на его руки, я заметил несколько незаживающих порезов; левый мизинец по какой-то причине скрючился. Глаза его полыхали досадой, которая в следующее мгновение сменилась изумлением.

– Мастер Шардлейк?! Вот уж не ожидал!

Тут появилась Джозефина с ребенком у груди. Некогда пухленькая и круглолицая, сейчас она, как и муж, заметно исхудала. Ее старое серое платье покрывали заплаты, а из-под чепца, тоже знававшего лучшие времена, выбивались сальные белокурые волосы. При виде нас глаза у молодой женщины полезли на лоб, однако она тут же расплылась в радостной улыбке:

– Неужели это мастер Шардлейк? А с ним мастер Николас и Джек Барак! Каким ветром вас занесло в Норидж?

– Мы здесь по делу, – ответил я. – Ты не ответила на мое последнее письмо, Джозефина, и я очень о тебе беспокоился.

– Но как вам удалось отыскать нас?

– В городе у меня есть знакомый, который связался с бывшим управляющим мастера Хеннинга. Он-то и дал нам этот адрес.

– Я говорила тебе: надо написать мастеру Шардлейку и он нам непременно поможет! – воскликнула Джозефина, повернувшись к мужу.

– После смерти мастера Хеннинга и его жены их наследники вышвырнули нас на улицу, – с горечью процедил Браун. – Дом они продали, и им было ровным счетом наплевать, что мы остались без работы и крова. Тогда я решил послать к чертям всех законников на свете. И всех джентльменов тоже.

– Эдвард! – с укором воскликнула Джозефина, готовая вот-вот расплакаться.

– Мы потратили уйму времени, чтобы отыскать вас, – обиженно бросил Николас. – Из вашего последнего письма явствовало, что дела у вас плохи, и мастер Шардлейк очень тревожился. Он всегда был к вам добр. И он не заслуживает подобного отношения.

Эдвард, слегка смутившись, обнял жену за плечи:

– Простите, наверное, я был не прав. – Он испустил сокрушенный вздох. – Милости просим в наш дом, если только можно назвать эту конуру домом.

Мы вошли в комнату с земляным полом, освещенную тусклым светом, падавшим из единственного окна; судя по лужам, натекшим в углах после вчерашнего дождя, крыша в доме была дырявой. У одной из стен стояла грубо сколоченная деревянная кровать, а рядом с ней – самодельная колыбель; на шаткой полке теснилась потрескавшаяся глиняная посуда, на дощатом столе, покрытом многочисленными зазубринами, лежали веретено и куча шерсти. Убогую обстановку дополняли пара ветхих стульев и покосившийся шкаф. Джозефина опустилась на стул, прижимая к груди спящего ребенка – крошечную светловолосую девочку не более трех месяцев от роду.

– Как видите, живем мы небогато, – изрек Эдвард Браун.

– Но как случилось, что вы впали в подобную нужду? – осведомился я.

– Как сказал Эдвард, полтора года назад мастер Хеннинг и его жена умерли, – вздохнула Джозефина. – Их дети выставили нас на улицу, не дав на прощание ни пенни. Работу в Норидже найти трудно, да и мы с Эдвардом всю жизнь служили у джентльменов и не обучены никаким ремеслам. Пришлось мне научиться прясть. Но хотя я просиживаю с веретеном в руках целые дни напролет, так что начинаю дуреть от скуки, много денег этим не заработаешь. Эдвард устроился каменщиком и теперь разбирает стены старого монастыря.

– Получаю четыре пенса за день, – пробурчал Эдвард. – Да еще, бывает, иногда придешь, а тебе дают от ворот поворот – говорят, сегодня нужны только умелые и опытные работники. А цены каждую неделю растут как на дрожжах. Постепенно я кое-чему научился, и мастера даже стали поговаривать о том, что из меня выйдет неплохой строитель. Но тут мне на руку упал здоровенный кусок камня. Видите, что стало с пальцем? Толком работать я теперь не могу. С апреля в церковных приходах начали собирать деньги для бедняков, но мы не считаемся бедными – у нас же есть работа. Да вот только денег, которые мы за нее получаем, не хватает даже на то, чтобы платить за эту конурку. Владелец трущоб несколько раз присылал своих слуг, чтобы нас запугать. Но мы встали плечом к плечу и прогнали их прочь.

– Ваш сосед сказал, что эти дома принадлежат мастеру Рейнольдсу. Гэвину Рейнольдсу?

– Да, старому негодяю, дочь которого убили несколько недель назад. Если она походила на своего папашу, туда ей и дорога. А вы с ним знакомы? – спросил Эдвард, подозрительно прищурившись.

– Мне довелось встречаться с ним по делу, – кивнул я. – Гнусный старикан.

– Это верно.

– Вы могли написать мне и попросить денег. Я действительно очень за вас переживал.

– Прошу тебя, Эдвард, оставь свою гордыню, – взмолилась Джозефина. – Хотя бы ради Мышки.

– Ее зовут Мышка? – спросил я, посмотрев на малютку.

– Мы крестили дочь как Мэри, – ответила Джозефина, с нежностью глядя на спящее дитя. – Но между собой называем ее Мышка.

– Потому что она, можно сказать, родилась на Маусхолдском холме[7 - Mouse (англ.) – «мышь».], – пояснил Эдвард более приветливым тоном, чем прежде. – В марте мы с Джози отправились туда – погулять, подышать свежим воздухом. И вдруг у нее отошли воды. Уж не знаю, как мы в тот день успели вернуться домой, да, милая?

– Еще бы! – вздохнула Джозефина. – Я всегда мечтала иметь детей, хотела окружить их любовью, которую не получала от своего приемного отца. Но теперь боюсь привязаться к дочке слишком сильно. Половина ребятишек в этом дворе умирает, не дожив до двух лет.

– Я сделаю все, чтобы Мышку не постигла подобная участь! – с жаром произнес я. – Если только вы мне позволите вам помочь.

Джозефина посмотрела на мужа. Тот прикусил губу. Я понимал, гордость – это все, что у него осталось. В комнате повисло напряженное молчание. Джозефина перевела взгляд на Барака.

– Твоя бедная рука по-прежнему болит, Джек? – с сочувствием спросила она.

– Временами.

– Вы совсем поседели, мастер Шардлейк.

– Как и все люди, я не молодею с годами.

– А вы как поживаете, мастер Николас? – повернулась Джозефина к моему помощнику, который был так потрясен окружавшим его убожеством, что, казалось, впал в оцепенение.

Услышав вопрос, он вздрогнул и провел рукой по спутанным рыжим волосам:

– Я? У меня все отлично. Надеюсь, что в следующем году стану адвокатом.

– О, адвокату никак нельзя обойтись без супруги, – шутливым тоном изрекла Джозефина.

– Думаю, за этим дело не станет.

– Боюсь, нам нечем вас угостить, – вздохнул Эдвард.

– Ничего страшного. Может, мы все вместе отправимся в какую-нибудь таверну? – предложил я.