РСДРП должна была превратиться в партию, где ”исчезают оттенки мысли, мысль… превращается в окостеневшую догму и совершенно перестает работать”[48 - Там же, стр. 20], где исчезает “дисциплина, основанная на сознательности и доброй воле революционеров”.[49 - Там же, стр.8]
При всем при том, несмотря на мрачные прогнозы Плеханова и вопреки своим собственным последующим тяжелым предчувствиям, политический инстинкт толкал Ленина к диктатуре.
“Хороший организатор должен быть диалектиком”, – писал Плеханов. Ленин, как известно, – весьма хороший организатор и, следовательно, диалектик по Плехановскому определению, поддержанный большинством партии, в политике учитывал и отсталость русских рабочих, и индивидуализм русской интеллигенции, предпочитая раскол в партии до 1917 года, борьбу с расколом после 1917 года и всегда – жесткую дисциплину для рядовой массы партии. Он был поклонником централизма в силу политической необходимости, предпочитая политическим свободам в стране и демократии в партии социальные преобразования и надежду на быстрейший подъем экономики, единственно способный дать реальное основание для действительной демократии и политической свободы.
Однако, что должно было случиться, случилось: после его смерти не нашлось никого кто бы смог удержать единство “комгвардии” и ее сползание на вторые роли, в небытие; партийной массе было предоставлено самой решать свою судьбу. В известном смысле повторился ход французской революции – Робеспьер подготовил восшествие Бонапарта, создание сильной централизованной власти предопределило появление империи.
Впрочем, “комгвардии” удалось оставить в наследство своим преемникам не только кардинально переделанное общество, но и некоторый запас знаний, традиций и принципов, которые так сильно отличали в лучшую сторону российский культ личности от, например, азиатских диктатур. Она оставила им Иосифа Виссарионовича Сталина.
Сталин пришел к власти, опираясь на ленинизм. Ленинизм нашел себя в Сталине, ленинизм создал Сталина.
Являясь крайним воплощением идей ленинизма, сталинская эпоха была так же недолговечна, как, по мере смены исторических декораций, теория Ленина становилась, во многих своих чертах, учением пережившим свое время.
И все же: Сталин ушел, ленинизм остался.
Необходимость централизма в свое время дала ему жизнь, а всеобъемлющая власть центра теперь находит в нем свое оправдание. Это – догмат, покушение на который есть покушение на политический строй, на господство партии, господство партийной верхушки – попов новой веры и ее иезуитов. Идеализм Ленина оказался орудием бюрократов, заинтересованных в оформлении и закреплении своей власти на вечные времена, метафизические постулаты его теории стали плотью и кровью современной советской “материалистической” идеологии.
“Рабочий класс ведет великую борьбу за социализм, он призван освободить человечество от всех форм социального и национального гнёта. Для этого ему нужно осознать свое положение в капиталистическом обществе, понять цели и задачи своей борьбы. Такое понимание дает ему марксизм, представляющий самое глубокое и цельное теоретическое выражение коренных интересов пролетариата. Без революционной теории не может быть революционного движения – подчеркивал Владимир Ильич. Это положение имеет поистине решающее значение для рабочего класса. Роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией”.[50 - “История КПСС”, том 1, Госполитиздат, Москва, 1964 год, стр. 372]
Сначала революционная теория, затем революционное движение; сначала слово, потом дело, – это ли не наивный идеализм любой “истинной” религии? Сначала партия, потом рабочий класс; сначала “истинное учение”, потом партия, – это ли не последовательность достойная уважения?
Мы получили законченное господство “духа святого”, надо полагать, из выхолощенного марксизма, сошедшего на “чело пророка”, надо полагать, вождя. И глас его осенил откровением своим “избранных”, надо полагать, поменявших гору Синай на Кремль.
В одном товарищи несомненно правы: все это имеет решающее значение для рабочего класса и народа России.
Плеханов – весьма образованный марксист, а марксизм довольно точная наука, если не превращать его в догму, – предсказал будущее РСДРП правильно, но ошибся в сроках. За это время произошло много событий, имевших существенное значение для судеб страны и будущего социального строя. “Центр съел партию”, но съел уже после 1917 года, после гражданской войны и НЭПа, после того как в обществе произошли кардинальные изменения, которые иначе как социальным прогрессом не назовешь.
Подводя итог, хочется повторить вслед за Плехановым, что “ответственность за бедствия переживаемые Россией падает не на отвлеченные свойства человеческой природы, на существующий у нас политический порядок”[51 - Г. Плеханов, Соч., том 13, стр.96]; что “последовательные марксисты (и не только они) не будут утопистами централизма”[52 - Там же, стр.90], даже если централизм будет стремиться превратить их в утопию.
“Они мотивы, как бы они не были
достаточны, не могут быть действительны
без достаточных средств”
(Иеремия Бентам)
Для социалистического переворота в России нужно было во всяком случае два условия. С одним из них мы уже познакомились – это соединение марксизма с рабочим движением. Причем марксизма, способного на деле защитить интересы рабочего класса. Значение большевиков и, в первую очередь, Ленина состоит, следовательно, в такой постановке, конституировании марксизма применительно к условиям России. В таком виде он конечно не может быть всеобщим достоянием, но как метод, способ использования теории Маркса достоин всеобщего признания, так как есть то самое творчество когда “марксизм не догма, а руководство к действию”. Если бы верная политика оформилась бы в точное знание, не искаженное поверхностным восприятием, – большевики были бы его страстными поклонниками со многими… меньшевиками.
Ясно, однако, что даже при наличии революционного сознания и революционной организации, политическое приложение марксизма в России осталось бы отвлеченной игрой ума и политических принципов, не возникни такие условия, которые прямо подразумевали необходимость его использования в экономике. Заимствованный из весьма неопределенного будущего, марксизм тем больше имел шансов на существование, чем большие затруднения переживало хозяйство, чем большие усилия требовало преодоление кризиса, в первую очередь, экономического.
В обычные времена довольствуются обычным. В хорошие времена часто даже склонны потерпеть. В плохие времена спасти иногда может только нечто из ряду вон выходящее.
Война смела самодержавие, несостоятельное ни в военной, ни в хозяйственной, ни в политической областях. На смену ему пришло правительство буржуазии – Временное правительство.
Развал экономики и парализованный войной внутренний рынок требовали государственных монополий и централизованного вмешательства. Сохраняется мобилизация промышленности через систему ВПК (военно-промышленных комитетов), создан ГЭК (главный экономический комитет), занимавшийся вопросами экономической политики, сохранены особые совещания по обороне, топливу, продовольствию.
25 марта 1917 года введена хлебная монополия. 5 мая создано министерство продовольствия. На него было возложено заготовка и снабжение населения как продовольственными, так и непродовольственными товарами и регулирование условиями рыночного оборота – установление цен, железнодорожных тарифов и т.п.”[53 - П. Ляшенко, “История народного хозяйства СССР”, ОГИЗ, Москва, том 2, стр. 676]
14 сентября объявлена сахарная монополия. Август 1917 года объявлена государственная монополия на твердое топливо Донецкого бассейна.
Однако, монополии и политика твердых цен вызвали резкое сопротивление промышленников, не реализовавших свои запасы, и состоятельных аграриев, скрывавших хлеб. При бестоварье, разрухе транспорта и отсутствии решительных мер против саботажа осуществление хлебной и другой иной монополии встречало большие трудности.
“Продовольственный вопрос главным образом упирался вовсе не в крайний недостаток зерна в стране, а в трудности его изъятия у держателей хлеба… Все излишки хлеба по производящим губерниям оценивались к 1917 году цифрой свыше 600 млн. пудов, при потребности в хлебе в недородных и потребляющих губерниях до 180 млн. пудов”.[54 - Там же, стр.675]
Поступление хлеба падало.
“После некоторого увеличения заготовок в сентябре 1917 года (46,7 млн. пудов), в результате повышения закупочных цен в два раза, октябрьские заготовки дали всего 27,4 млн. пудов и были выполнены всего на 19% от месячного планового задания. Крестьяне в производственных губерниях категорически отказывались сдавать хлеб и подвозить его в города, пока на рынках не будет в достаточных количествах промышленных товаров”.[55 - Там же, стр. 678]
Производство же последних сокращалось. Промышленники требовали повышения цен и обуздания рабочих, прибегая к локаутам и закрытию предприятий. Выпуск чугуна в 1917 году упал до 98,9 млн. пудов по сравнению с 231,9 млн. пудов в 1916 году, железа – до 155,5 млн. пудов против 205,8 млн., угля – с 1,95 млрд. пудов до 1,75 млрд. пудов, нефти – с 492 млн. пудов до 422 млн. пудов.[56 - Там же, стр. 679]
Рост государственных расходов в связи с продолжением военных действий подталкивал к эмиссии денег; обесценивание рубля привело к непомерному росту рыночных цен.
“За второе полугодие 1917 года количество бумажных денег в обращении увеличилось по сравнению довоенным полугодием 1914 года в 8,2 раза, а товарные цены в 11,7 раза. Керенки 20 и 40 рублевого достоинства выпускались без всякого учета их эмиссии, без номеров, целыми лентами и настолько наводнили страну и обесценились, что расчеты производились не на рубли и отдельные дензнаки, а на фунты бумаги, на которой были напечатаны керенки”.[57 - Там же, стр.688]
Рыночная экономика угасала. Буржуазия оказалась неспособна спасти хозяйство России. Безнадежность положения признавалась даже самими членами Временного правительства. Продолжением войны и оттяжкой аграрного закона оно подписало себе приговор.
В конце лета 1917 года, после некоторого затишья начались открытые выступления крестьян против помещиков, разгром и поджоги усадеб, захват и своз урожая, раздел скота, инвентаря и т.п. Правительство ответило карательными экспедициями и законом об аренде помещичьих земель – законом, выработанным министром-эсером С. Масловым с отступлением от аграрной программы эсеров о безвозмездной конфискации помещичьих земель.
Происходит перелом – “в крестьянской стране, при республиканском правительстве растет крестьянское восстание”.[58 - В. Ленин, Полное собрание сочинений, том 34, стр. 275] Победа большевиков теперь обеспечена благодаря отрыву крестьянства от эсеров.
“История периода с февраля по октябрь 1917 года есть история борьбы эсеров и большевиков за крестьянство. Судьбу этой борьбы решил коалиционный период, период керенщины, отказ эсеров и меньшевиков от конфискации помещичьей земли, борьба эсеров и меньшевиков за продолжение войны, июньское наступление на фронте, смертная казнь для солдат, восстание Корнилова… Дальнейшее затягивание войны лишь подхлестывало революцию и подгоняло миллионные массы крестьян и солдат на путь прямого сплочения вокруг пролетарской революции. Без наглядных уроков коалиционного периода диктатура пролетариата была бы невозможна”.[59 - И. Сталин, “Вопросы ленинизма”, Госиздат, Москва, 1953 год, стр. 41-42]
Итак, буржуазия не смогла “довести до конца буржуазную революцию”, не справилась с экономическими затруднениями, вызванными войной, прежде всего политически. Она не смогла пойти против себя самой, против своих частных эгоистических интересов, так как, по всей видимости, не имела отчетливого самосознания своего общего интереса, не имела дальновидных политических лидеров.
Оставалось на выбор: либо военная диктатура контрреволюции, спасающая буржуа за его счет и в громадной степени за счет народа, поэтому, может быть, уже ничего не спасающая; либо военная диктатура народа, то есть пролетариата и крестьянства, с вполне определенными целями:
–
конец войне, землю – крестьянам, а следовательно, – условия для существования разоренному сельскому населению,
–
контроль за промышленностью, национализация банков и т.д., а следовательно, – условия существования для рабочих, для обывателей, для мелкой буржуазии городов.
У большевиков была программа “национального спасения”. У буржуазных партий, как выяснилось, никакой действенной программы не оказалось, не было сколь-нибудь отчетливого сознания ситуации, сильных политических лидеров, способных осуществить то же самое, что сделали большевики, но в пользу буржуазии.
В этом смысле, за свою слабость и за силу эсдеков русский буржуа должен благодарить царя, заботливо опекавшего его все предреволюционные пятьдесят лет.
“Так сложилась диктатура пролетариата в России”
Оригинальность политических и экономических взглядов большевиков сомкнулась с хозяйственной необходимостью и в обстановке военного и экономического краха, развала имперского порядка революционная социал-демократия осуществила ряд экстраординарных мер, таких как:
–
немедленное заключение мира,
–