Последняя возможность увидеть солнце

– Читаешь новости?

– Да.

– Потом, бывает, думаешь обо всем об этом? Если сейчас передадут о чрезвычайном положении, о надвигающейся войне, к примеру, ты ведь будешь обо всем этом думать. А это – дерьмо, причем чужое. И ты будешь таскать за собой это. Примерный смысл ясен?

– Хорошо, допустим… – включается третий. – Допустим, что твоя теория верна и все мы бомжи, вот только жилища-то есть, правильно? Прописки и так далее. Документальные свидетельства.

– Это все есть, ты прав, Джон, но смотри, ведь бомжи тоже живут в разных зданиях. В подвалах, заброшках, в самовозведенных сооружениях типа, не знаю, бунгало. Так?

– Так. И? – спрашивает Джон.

– И то, всем и каждому есть куда тащить все это жизненное, накапливаемое,– говорит первый, и на некоторое время в этой компании повисает тишина.

– Но, знаешь, все равно, даже если так, то мы, каждый из нас, сами ответственны за выживание, – говорит Саша. – За то, как будешь выживать ты, ты, он. Каждый сам выбирает это.

– И каждый сдохнет в итоге, так? – темная материя вырывается из меня голосом.

– Да, это правда, – говорит Саша.

– Как сказал классик: «Каждая тварь этого мира умирает в одиночестве», – заключает тот, чье имя Джон.

– А ты-то кто такой? – первый парень обращается ко мне.

– Посетитель этого заведения.

– А поподробней? – он продолжает обращаться ко мне.

– Разве есть разница? – спрашиваю я.

Один из парней всматривается в меня, в мое лицо, и я понимаю, что уже где-то видел его.

– Какое совпадение, – говорит Джон,– Какое интересное совпадение. О смерти говорит тот, кто непосредственно ведет дела с этой жизненной ситуацией, так?

– Что ты имеешь в виду? – внутри все сворачивается в плотный комок, который говорит мне, который шепчет мне на ухо: «Он знает о тебе что-то и этого слишком много, чтобы оставить его в живых.»

– Ты же могильщик на нашем кладбище, – говорит он.

– Откуда знаешь?

– Не так давно ты закопал мою любовь, – говорит он.

Мозг сам отправляется в путешествие по памяти. Он сам по себе проматывает события уже минувших дней. Это происходит со скоростью света, так что я успеваю ухватить лишь мелькающие картинки, лица, какие-то ощущения. И так до момента, пока мой мозг резко не останавливается, показывая мне фотографию одного из последних дней холодного и мерзкого ноября.

– Сожалею, – выдавливаю из себя фразу на все сто процентов состоящую из фальши… На самом деле мне плевать.

– Какая интересная компания у нас собралась, – включается в наш диалог третье лицо, расширяя его до дискуссии. – Артист, психолог, клерк и могильщик… Не канонно…

– Да, – протягиваю я, а сам думаю, если так, пусть этот Джон оставит при себе свое существование.

– Каждый живет в рамках своего выживания, – врывается в разговор Саша. – Именно поэтому, я так думаю, профессия вообще не должна характеризовать человека как личность.

– Да ладно! – издевательски заявляет Джон. – А если это наемный убийца, который отрезает головы в тайном месте где-нибудь в лесу, тело выбрасывает, а отделенную часть прячет в пластиковый пакет и доставляет заказчику? Разве это не характеризует эту личность как законченного психопата?

– Эм, да, ты прав, – соглашается Саша, а я тем временем наблюдаю мультипликацию моего сознания, которая показывает мне постановку казни в лесу, при всем при этом пятый голос истерически смеется и кричит: «Сделал дело, прикрой ветками!»

– А вообще, – вновь начинает тот парень, чье имя ни разу до сих пор не прозвучало в ходе беседы, – Вообще, я хочу с вами поделиться одной мыслью. Вы можете себе представить еще один слой земли над землей. Будто бы есть наш шарик, а над ним, высоко в небе есть что-то типа скорлупы.

– С такими мыслями и рассуждениями я сейчас позвоню хлопцам, и мы заберем тебя на дурку, – говорит Джон.

– Нет, подожди… Есть такой вот слой, где-то вверху. И, короче, засыпая, ты можешь попасть туда. А там, точнее, оттуда ты видишь все. Вообще все! То есть совершенно все!

– Чувак, ты пьян, – говорит Саша, а мне становится скучно слушать их. Я начинаю опрокидывать стакан за стаканом. Смотрю на девушку, которая работает в этом месте. Пытаюсь сосредоточить мысли на своих целях, на плане дальнейших действий.

– Ты даже не представляешь, насколько холодные у нее руки, – вновь в мое личное пространство врывается голос пьяного парня. – Это просто кошмар. Не знаю… Лед теплее, чем ее руки.

Я слышу эти слова, и мне вспоминается та девушка, что приходила устроить мне сеанс лечения.

«А ведь на следующий день она не пришла, – думаю я. – Она не пришла, вот и хорошо. Не будет никаких лишних проблем… Интересно, не о ней ли говорит это пьяное тело?», – мелькает в мыслях, но я решаю не ввязываться в очередную дискуссию и продолжаю пить дрянь. Точно такую же, что пил вместе с ней той ночью, когда чуть не сдох прямо под распятием.

Допиваю бутылку, расплачиваюсь, ловлю такси и направляюсь обратно, на свое кладбище, а в голове крутится навязчивое: «Устал. Я очень сильно устал».

—–

Эта ночь. Она давит на меня грузом мыслей. Я пялюсь в темный угол своей хижины. Там показывают мультики. Там сидит чертик и собирает кубик Рубика. Он смотрит на цвета и поворачивает грани, соединяя их. Он напевает странную песенку, и я повторяю слова этой песенки подобно мантре темному богу. Я сектант собственной шизофрении.

– Нитка на нитку, спиралью связаны линии жизней в блике последнего взгляда, – поет чертик

– Нитка на нитку, спиралью связаны линии жизней в блике последнего взгляда, – подпеваю я.

– Почему я вижу это странное существо? – думаю я.

– Потому что тот, которого зовут Джон, говорил о подобном, – первый голос.

– Он рассказывал о той, которую ты закопал в проданную жирным ублюдком могилу, – второй голос.

– О том, что она съехала с катушек, помешавшись на теории о существовании, – третий голос.

– Она говорила, что мы существуем в плотном канате жизненных нитей, и все они возникают за миг до смерти в воображении умирающего, – четвертый голос.

– Ха-ха-ха! Мы – предсмертные галлюцинации Бога, – ржет пятый голос.

– Он говорил о том, что это может стать причиной того, что мы помним некоторые события не так, – говорил Джон. – Будто бы мы проживаем одно и то же примерно одинаково во всех воплощениях.

Чертенок подбирает цвета и поет:

– Нитка на нитку, спиралью связаны линии жизней в блике последнего взгляда…

Он поет, увлеченно собирает головоломку и изредка косится на меня. Каждый такой взгляд вгоняет меня в гнев, каждый такой взгляд вспышкой жажды крови бьет в виски. Я хочу подойти, взять его за его маленькую головку и ударить ее со всей силы об стену.