Где-то во Франции

– Не очень далеко. Я нашла комнату в небольшом доме в Камден-Тауне, в двух милях отсюда по дороге. Чистенько и не очень дорого. И домохозяйка – женщина с характером. Одна из таких доброжелательных дамочек, которые суют нос в чужие дела. Вы таких наверняка знаете.

– Родители вам пишут?

– Как заведенные. Я им отвечаю раз в несколько дней, главным образом, чтобы успокоить их, убедить, что моя новая профессия меня не испортила и я не стала жертвой какой-нибудь венерической болезни. Это тот минимум, который я могу себе позволить с учетом того, что они мне помогают. Меня гнетет, что я в мои годы живу на деньги родителей, но это ради большего блага.

– И всего лишь на короткое время, как вы сказали. Пока не станете дипломированной медсестрой. А тогда вы сможете рассчитывать на хорошее место.

– Да. Хотя никаких гарантий нет.

– Я так вами горжусь. Бросить все – должность, друзей – и приехать сюда на такую тяжелую работу.

– Спасибо, но в этом нет ничего героического. Тысячи других женщин делают то же самое. – Она посмотрела на Лилли проницательным взглядом карих глаз, который за очками казался еще проницательнее. – А это наводит нас на вопрос о том, чем собираетесь заниматься вы. Вы столько говорили о работе в помощь армии, столько повторяли, что хотели бы внести свой вклад, но так и не сделали ни одного шага в этом направлении. По крайней мере, насколько это известно мне.

– Я хочу, очень хочу, но…

– Но?

– Мама и слушать ни о чем таком не желает. Стоит мне два слова сказать на эту тему, как она готова разорвать меня в клочья. И у меня нет никаких навыков, никакого своего умения я не могу предложить. Да и что бы я смогла делать? Я никогда не сумела бы стать медсестрой, как вы. Я знаю, они бы меня никогда не приняли.

– Откуда вы знаете? Вы спрашивали у них?

– Если честно, нет, – начала Лилли, чувствуя себя загнанной в угол.

– Так спросите. Я говорю это вам не для того, чтобы досадить или как-то вас пристыдить. Я прекрасно знаю, какой непререкаемой бывает ваша мать. Но если вы этого хотите, хотите по-настоящему, то вы должны действовать.

– Вы правы. Конечно, вы правы.

Шарлотта сделала несколько глотков чая, прежде чем заговорить снова.

– А что говорит капитан Фрейзер?

– У него были какие-то предложения. Он полагает, я могу читать раненым. Или помогать им писать письма.

– Отличная идея. Но для начала вам нужно поступить в ВДП.

– Мама возражает против этого. Я не понимаю почему – ведь обе мои сестры уже там.

– Они замужем и предположительно отвечают перед своими мужьями. Так что она ничего не могла им запретить.

– Пожалуй.

– Может быть, вам стоит найти себе мужа. Это легкое решение. И ваша мать будет только рада.

– Шарлотта! От вас я никак этого не ожидала…

– Почему не ожидали? Я никогда не говорила, что не хочу выйти замуж.

– Но я думала…

– Вы и все остальные так думали. Включая моих родителей. Я ничуть не против замужества, хочу, чтобы вы об этом знали. Проблема только в том, что я никогда не встречала никого, за кого я бы хотела выйти.

– Никогда?

Шарлотта отвернулась, посмотрела в окно на шумную дорогу за стеклом.

– Никого, за кого я бы могла выйти. А это, как я знаю, дело другое.

– Я могла бы выйти за капитана Фрейзера, – выпалила Лилли. – То есть я хочу сказать, если я когда-нибудь и выйду замуж, то он – именно такой мужчина, какой мне нужен. Я не говорю, что интересую его, потому что я его ничуть не интересую. Но если бы он…

Шарлотта перестала разглядывать автомобили на Холлоуэй-роуд.

– И он во всех этих своих письмах ничего такого не говорил? Не делал никаких намеков?

– Мы не больше чем друзья. Не стоило мне сейчас об этом говорить. Как глупо с моей стороны.

– Вовсе нет. И мне, хотя я его никогда не видела, кажется, что он именно тот мужчина, который вам нужен. Если вы когда-нибудь надумаете выйти замуж.

– Он так не похож на других мужчин, которых я знаю. Мои родители считают его вульгарным из-за его простонародного происхождения, но он ничуточки не вульгарен. Он смелый и ужасно умный… И он ничему не позволил удержать его здесь, дома.

– Именно. Точно так же и вы должны поступить.

– Знаете, он кое-что сказал мне вечером в день обручения Эдварда и Елены. Он сказал, что идет двадцатый век, и женщины могут и должны делать все, что они хотят делать. Я этих слов никогда не забываю.

– И все же вы их забыли. Поэтому вы до сих пор под каблуком у вашей мамаши и все еще сидите дома и жалеете себя вместо того, чтобы сделать то, что считаете правильным.

– Вы правы.

– Конечно, права. Так что вы будете делать?

– Я… я не уверена.

Шарлотта смерила Лилли пристальным, недоумевающим взглядом из-под очков, – так она порой смотрела, когда еще была гувернанткой, а Лилли – ученицей, и ученица давала неубедительный и непродуманный ответ на поставленный перед ней вопрос.

– Но я подумаю об этом, обещаю. Возможно, для начала обращусь в ВДП, возможно, в ТДЧПП[7 - Территориальная добровольческая часть первой помощи.].

– Отлично. А если их ответ вас разочарует?

– Тогда я придумаю что-нибудь другое.

– 6 –

Белгравия-сквер, Лондон

Декабрь 1914

Лилли всегда чувствовала приближение матери – у нее были такие характерные шаги, четкие, резкие. Даже неумолимые.

– Элизабет! Вот ты где.