КОМА. 2024. Вспоминая Джорджа Оруэлла
– Марочка, не волнуйся. Я все это купил у их грузчика. Он свой парень. Тем более, надо же было поразить госпожу Свенсон.
– Да, Пашка, поразил, так поразил! – отозвалась я и облизала палочку. – Класс!
– Ну, а теперь, расскажите, как прошел ваш день.
– Пашенька, не обижайся, но я очень устала сегодня. Пусть Мара тебе все расскажет. Ты не против? – я умоляюще посмотрела на друга.
Гольский нахмурился:
– Что-то случилось?
– Пашенька, я все тебе расскажу. Пусть Женечка идет отдыхать, – мягко сказала Мара и положила руку на колено мужа.
– Женя, ты не забыла, что мы завтра поутру едем на дачу? – спросил у меня Гольский, а в его голосе прозвучали тревожные нотки.
– Нет, Пашенька. Именно поэтому я и хочу лечь пораньше.
На прощание я всех поцеловала и направилась в спальню. Оставшись одна, я позвонила домой.
– Привет, милый, – по-французски поздоровалась я.
– Здравствуй, дорогая. Как отдыхается? – заботливо поинтересовался Олаф.
– Отлично, – соврала я.
– У тебя голос какой-то странный. У тебя все в порядке?
– Да. Просто я очень устала за день. Мы с Марой много гуляли. Она все показывала, а я набиралась впечатлений. Завтра Гольские везут меня на дачу. Рыбку ловить будем.
– Что ж, милая, удачи. Потом похвалишься уловом.
– Непременно, дорогой. Спокойной ночи. Целую.
– Спокойной ночи, любимая.
День третий.
14.
Неугомонный Гольский поднял нас в 5 утра. Мы наскоро перекусили, подхватили рюкзаки и удочки, собранные супругами еще с вечера и шумно вывалились из квартиры.
Мара, естественно, призвала нас быть потише, приложив указательный палец к губам. А Лада сделала выразительный жест, словно застегивает рот на замок. Мы громко засмеялись, игнорируя правила, строго регламентирующие нормы поведения граждан Элитарии, проживающих в многоквартирных домах. (Позднее я ознакомилась с ними в сети. И тогда же пришла к выводу, что людям желательно вообще безвылазно сидеть дома и не высовывать из квартир даже кончика носа).
Сейчас, вчетвером, мы представляли из себя вполне нормальную, дружную и веселую компанию, которая намеревалась классно провести время на природе. Громко топая, мы спустились вниз и вышли на улицу. Утро обещало жаркий и солнечный день, совершенно не характерный для сентября. А этот факт еще больше поднял наше и без того отличное настроение.
Как ни странно, «Элли» моих друзей уже стояла у подъезда. За рулем сидел незнакомый мне человек. Шапка его вьющихся и черных с легкой проседью волос, едва умещалась в бейсболку с трудом нахлобученную на голову. Мужчина был плохо выбрит, но от него исходил приятный запах дорогого мужского дезодоранта. Этот запах я почувствовала сразу, как только втиснулась в салон малогабаритной машины. Поначалу я плохо рассмотрела незнакомца, но не могла не заметить, как пристально и настороженно он наблюдает за мной, глядя в зеркало заднего вида. Темно-карие, почти черные глаза мужчины светились незаурядным и острым умом. Он будто прощупывал, изучал и оценивал меня, пытаясь определить в какой стан меня зачислить: друзей или врагов.
– Женя, познакомься, это мой друг Сергей Петрович Нырков.
– Очень приятно, – приветливо отозвалась я.
– Близкие друзья называют меня просто Серега, – пробасил мой новый знакомый и улыбнулся. Его улыбка была весьма благожелательной, а пронизывающие шипы в глазах исчезли.
(«Решил все же причислить к друзьям»).
– А это Женя. Евгения Ильинична Свенсон, урожденная Максимова, – высокопарно представил меня Гольский, обернувшись ко мне в пол-оборота. – О ней, Серега, я тебе много рассказывал. Именно ее приезда мы с таким нетерпением ждали.
– Я понял. Ну что, други, поехали? – опять пробасил Сергей Петрович и, не дожидаясь нашего ответа, завел мотор.
Маленькая юркая «Элли», управляемая искусным водителем выехала со двора, шустро объезжая все препятствия. Погода благоволила нам и на всем протяжении пути к Заозеровке, дачному поселку, где находилась дача Гольских. Мы о чем-то болтали и дружно хохотали над анекдотами, которыми сыпал Нырков. Лада тоже оживленно участвовала в наших разговорах. И я просто не узнавала ту зажатую и закомплексованную девочку, какой я увидела дочь своих друзей в день знакомства.
По дороге довольно часто можно было встретить баннеры с пропагандистскими лозунгами, но я старалась не обращать на них внимания. Я была полностью поглощена общением с Гольскими и их другом. Правда, проезжая мимо какого-то сельскохозяйственного предприятия, мой взгляд все же зацепился за деревянный щит, на котором была изображена краснощекая бабища с серпом в руке. Изображение дородной колхозницы было полностью слизано с агитплакатов 30-х годов прошлого века. Надпись на щите гласила: «Сельчанин, твое место на родной земле!», но какой-то смельчак красной краской крест-накрест перечеркнул предлог «на» и заменил его буквой «в». («Да, с фантазией у них скудновато. Придумать что-то новенькое, видать, было трудно. Но все же еще есть те, кто пытается хоть как-то сопротивляться»).
Минут через пятьдесят, Нырков притормозил у высокого металлического забора, огораживающего дачный поселок по всему периметру. Гольский резво выскочил из машины, подбежал к воротам и проделал какие-то манипуляции с замком (из-за его спины мне не было видно, как открывается запорное устройство ворот). Наверное, Серега заметил отразившееся на моем лице недоумение, поэтому произнес через плечо:
– Не удивляйтесь, Евгения Ильинична. Это вынужденная защита от беглых Лишних и Послушников.
– А что и такие имеются?
– Увы, да.
– Понятно.
Гольский вернулся в машину. Заржавевшие ворота, издавая скрип напоминающий стон, медленно распахнулись. Мы въехали в Заозеровку и буквально через пять минут остановились у дачи Гольских.
Это был весьма добротный сельский дом с солидным участком земли. Стараниями родителей Мары сад и огород всегда были в идеальном порядке и на зависть соседям щедро плодоносили. Позднее Мара рассказала мне, что мать и отец после выхода на пенсию несколько лет жили только здесь. Сложив уме два и два, я прикинула, что родители Мары должны быть еще живы и находиться в полном здравии. Но подруга почему-то до сих пор ни разу не обмолвилась о них. Я припомнила, что Павел тоже ничего не рассказывал о своих родителях. Я по-прежнему так ничего не узнала и о старшем сыне друзей. Это странное нежелание Гольских говорить о близких людях порождало массу вопросов. Но я чувствовала, что мне не стоит торопить события. Когда придет время Гольские расскажут мне и о своих родных.
Выбравшись из машины, Мара отправилась открывать калитку, а мы принялись перетаскивать сумки и пакеты из багажника «Элли» в дом. Гольский нетерпеливо подгонял нас:
– Братцы, шевелитесь, а то местные рыбаки переловят всю нашу рыбу.
Мы посмеялись над его нетерпением закинуть удочки, но постарались передвигаться быстрее.
Павел загнал машину в гараж и мы, нацепив свои рюкзаки и распределив между собой удочки, бодро потопали на рыбалку. Наша маленькая компания миновала центральную улицу поселка и свернула на грунтовую дорогу. Когда мы приблизились к лесу, путь нам преградил закрытый шлагбаум. Возле него возвышался вбитый в землю столб, на котором висел банкомат старого образца.
Гольский вытащил из кармана джинсов купюру (кажется в десять талеров), просунул ее в верхнее узкое отверстие устройства и набрал на панели длинный код. Потом поднес правое запястье к экрану и нажал на зеленую кнопку. После слов: «Операция произведена успешно», банкомат выдал чек из второй щели, расположенной в самом низу аппарата. После этого стрела шлагбаума поднялась, и мы двинулись к реке. А мне в голову пришла шальная мысль, что мы могли просто обойти неожиданную преграду и не платить вздорный побор за то, что хотим провести выходной день на природе. Меня поразил еще и тот факт, что у моих друзей даже мысли не возникло о том, чтобы проигнорировать установленное кем-то это дикое правило, тем более что кроме нас на дороге никого не было. Я бы еще поняла друзей, если бы и лес, и река находились в частном владении. Хотя… Кто знает? Может быть уже есть какой-то собственник этих земель, только люди об этом не подозревают. И граждане Элитарии даже и не догадываются о том, что им уже давно здесь ничего не принадлежит: ни земля, ни реки, ни озера, ни леса. Ну…, наверное, их собственные жизни пока еще принадлежат им самим. Но так ли это?
– Покажи-ка чек, – попросила я, поравнявшись с Павлом.
– Ну и любопытная же ты, Женька, – засмеялся мой друг и подал чек: – Держи! Только верни потом.
– Ладно, – согласилась я.
На серой, дрянного качества бумажке было выбито: «Гражданин Гольский П.А. Оплачено: 12 часов нахождения в лесу: за 5 человек – 5 талл. Рыбалка: за 5 человек – 5 талл. Вход разрешен». А еще более мелким шрифтом на чеке указывалось название реки Язь и допустимое количество улова, выраженное в килограммах.
– Ну и ну… – протянула я и вернула талон Павлу. – А за воздух вы еще не платите?
– За воздух, уважаемая Евгения…
– Можно Женя, – поспешно перебила я Ныркова.
– Хорошо, Женя, – мягко согласился Серега и продолжил: – За воздух мы не платим, не расстраивайся. Но за сбор грибов, ягод и целебных трав – платим.
– Да уж, весело вам тут живется, – с горечью отреагировала я на новую информацию и почувствовала, как градус моего настроения резко пошел вниз.
– Не думай об этом, подруга. Мы к этому давно привыкли, – похлопал меня по плечу Гольский. – Мы платим абсолютно за все: за медицину и школы, за ношение и обслуживание наших чипов и СЭФ. За общенациональную компьютерную сеть и еще за бог весть за что.
Я снова поразилась. Пашка говорил о страшных вещах равнодушно и почти спокойно, словно все происходящее в Элитарии – это есть нечто привычное, обыденное, повседневное. А еще в интонациях его голоса я не услышала ноток боязни быть услышанным.
Павел внимательно посмотрел на меня и с легкостью прочел все мои мысли. Немного поразмышляв о чем-то, добавил:
– К счастью в этом районе еще нет столько прослушивающих антенн, как в городе. Ну не могут они пока охватить всевидящим оком Саурона все территории. И наш поселок – одно из таких редких мест. Но, надо полагать, уже совсем скоро они доберутся и сюда.
В это время лес расступился, и мы оказались на высоком берегу широкой чистой реки с рыбным именем Язь.
– Видишь, – Гольский указал рукой на противоположный берег, – там уже строится вышка. Как только она будет сдана в эксплуатацию, здесь уже нельзя будет ни ходить нормально, ни говорить спокойно. – Павел сделал коротенькую паузу и предложил: – Друзья, давайте пройдем еще чуть-чуть. Я хочу показать вам свое любимое место. Если вам понравится, то там мы и расположимся.
Гольские и Серега двинулись дальше, а я еще какое-то время стояла и тупо смотрела на почти законченное высокое ажурное сооружение, утыканное антеннами. И отныне еще очень долго оно будет осквернять своим присутствием этот уголок чудной, восхитительной природы.
– Максимова, не отставай, – позвала меня Мара, и я послушно поплелась вслед за друзьями.
Нырков немного поотстал от Гольских и когда я поравнялась с ним, добродушно сказал:
– Не принимайте, Женечка, все так близко к сердцу. Я по вашему лицу вижу, что вы расстроились. В конце концов вы здесь просто гостья. И как я знаю, ваш отпуск не будет длинным. Вы вернетесь домой и обо всем забудете.
Я промолчала.
– А знаете, Женя, – продолжил Нырков, – я ведь по образованию компьютерщик и всю жизнь занимался написанием различных программ и даже принимал участие в создании некоторых гаджетов и девайсов.
– А что вы заканчивали? – вяло поинтересовалась я для поддержания разговора.
– Я учился сразу на двух факультетах Госуниверситета в Столице.
– Да? Как такое возможно? – пораженно спросила я.
– Возможно, если голова хорошо работает, – улыбнулся Серега, весьма довольный произведенным эффектом.
– А какие?
– Информационных технологий и управления, а еще прикладной математики и информатики.
– Но это же круто. Очень круто, – искренне восхитилась я.
– Да, согласен, круто, – не стал кокетничать Нырков. – Но учеба давалась мне легко. А после университета, я вместе с парой однокурсников создал стартап.
Я заинтересованно посмотрела на собеседника. Серега был чуть младше меня. Имел худощавое телосложение, но уже наметившаяся полнота и чуть выпирающий животик, выдавали в нем человека, ведущего преимущественно сидячий образ жизни. Его нельзя было назвать ни красавцем, на симпатичным. Он был каким-то обыкновенным, неприметным. Если бы я увидела Ныркова на улице, то не обратила бы на него внимания. Но справедливости ради надо сказать, что его открытая улыбка, несколько смягчавшая чуть заостренные черты лица и глаза умницы, могли привлечь женщину, ценящую в мужчине прежде всего ум и энциклопедические знания. Да и странная прическа выбивалась из общего портрета этого обыкновенного гения. На Ныркове были надеты вполне приличные джинсы и фирменные кроссовки; рубашка, еще помнившая лучшие времена своего хозяина и дорогая изрядно изношенная ветровка, явно импортного производства. У меня создалось впечатление, что друг Гольских когда-то принадлежал классу Высших, но по каким-то неведомым мне причинам, скатился в Средние.
И, увы, я не ошиблась.
– Я очень любил свою работу, – неторопливо продолжил Серега, – отлично зарабатывал. Потом моими наработками заинтересовались в МСС и мне предложили должность начальника сверхсекретного отдела, в котором уже были собраны спецы в области высоких технологий. Я с радостью согласился. Ведь передо мной открывались такие перспективы, что дух захватывало. Сам-то я вырос в семье Средних, но еще в начальной школе учителя заметили мои способности. В четырнадцать лет директор школы написал докладную в Министерство образования и меня забрали в колледж для одаренных детей при Госуниверситете. В университет меня зачислили без экзаменов. Таким образом я автоматически перешел в Высшие. Но общение с родителями для меня было закрыто, когда я начал работать в МСС. Это было одним из условий моего продвижения по карьерной лестнице.
– А твои родители живы? – я незаметно перешла на «ты». – Как они отнеслись к вашей разлуке?
– Родители, слава богу, живы. Они сейчас живут в интернате. Я иногда их навещаю. А что касается того, что меня рано оторвали от семьи, то здесь не все так просто и однозначно. Понимаешь, они, естественно, очень переживали поначалу, а потом, когда стала вырисовываться перспектива повышения моего социального статуса, они даже были рады за меня. Из класса Средних шагнуть в Высшие возможно лишь при наличии обширных знаний и таланта в какой-то определенной области науки и техники, необходимой государству для выполнения текущих задач. («Или прихотей ГГ»). И такой отраслью стали когда-то IT-технологии…
Серега осекся почти на полуслове и устремил взгляд на Гольских, призывно машущих нам руками. Семейство остановилось у небольшого песчаного пляжа, окруженного высокими соснами. Мы с Нырковым ускорили шаг. Когда мы приблизились к друзьям, Пашка весело доложил:
– Здесь мы остановимся, а рыбу будем ловить чуть выше по течению. Видите, заросли? – Гольский указал рукой в сторону участка реки с нависающими над водой деревьями и кустарниками. – Там течение реки медленнее и там я вас рассажу с удочками, а сам на своей лодчонке поплыву на середину реки. Не зря же я тащил ее на себе. Согласны?
Все дружно закивали, а Серега деловито поинтересовался:
– Мы можем рассчитывать на хороший улов?
– Естественно, – еще больше оживился Гольский. – Здесь и окунь водится, и плотва, и большие караси. Можем даже и леща подцепить. Но если не поторопимся, то останемся без рыбы. Время бежит быстро. Так, девочки, – обратился он к жене и дочери, – разбирайте рюкзаки и сумки. Серега, пошли сначала надуем лодку, потом приготовим удочки и накопаем червей. А ты, Женечка, займись хворостом. За работу!
15.
Наша маленькая, но сплоченная команда бодро принялась за дело. Вы не представляете, каким для меня было счастьем окунуться вместе с друзьями в эти простые и незатейливые хлопоты по обустройству нашего лагеря! Мы были веселы и свободны от страшной действительности, которая существовала где-то там, далеко, за десятки километров от этого райского уголка чистой и целомудренной природы. Я наблюдала за друзьями и понимала, что и они рады хоть на один день позабыть жуткие реалии своей повседневной жизни. Сегодня они могли позволить себе роскошь делать именно то, что они хотят сами. По их жестам, голосам и выражению лиц я видела, как они наслаждаются каждым мигом своего пребывания здесь.
Довольно скоро я уже сидела на берегу, нацелив взгляд на неподвижный поплавок. Было, наверное, еще часов семь. Кристально свежий воздух легко проникал в мои легкие, очищая организм от ненужных ему веществ. Я дышала глубоко и ровно, словно пила чистейшую, сладкую и вкусную воду. Я уже не помнила, когда так свободно и легко дышала. В бешеном ритме жизни и круговороте дел я уже начала забывать, что можно вот так спокойно и безмятежно наслаждаться маленькими прелестями жизни. И сейчас я была благодарна друзьям за возможность вспомнить о том, что необходимо почаще радоваться самому существованию здесь и сейчас, не зацикливаясь на вчера и завтра.
Но чудесные мгновения единения с природой, гармонии с собой и окружающим миром продлились недолго. Я готова была возненавидеть себя за непрошенные мысли, которые принялись одолевать меня вновь. Мой неугомонный разум снова захотел проанализировать все произошедшее за последние дни. Слишком много информации навалилось на меня. Как с этим справиться? Как не согнуться под тяжестью новых знаний? Как принять все на веру и смириться? Как со всем справляются Гольские? Почему ничего не предпринимают? Готова ли я сама к этим знаниям, совершенно не вписывающихся в мою счастливую картину мира? Чем я могу помочь своим друзьям? И за какие такие грехи страдают люди, родившиеся и прозябающие в стране, которая всегда отличалась своим миролюбием и толерантностью? А если постараться все забыть и завтра же уехать домой? И сидя в самолете, уже не вспоминать эти страшные дни вовсе?
Но я твердо знала, что не смогу ни забыть, ни смириться. Я опять почувствовала, как гнев вновь закопошился внутри. Но мой странный и нежеланный попутчик уже был не один. Теперь к нему присоединилась ненависть. Я испытывала ненависть к тем, кто сотворил это непростительное насилие над моими друзьями и этим чудесным краем. Это открытие поразило меня. Никогда прежде я не испытывала столь сильных негативных чувств.
Меня передернуло от озноба, прокатившегося по всему телу. Я отвела взгляд с поплавка и устремила его на середину реки. Павел сидел в лодке и к моему удивлению разговаривал с кем-то по телефону. Я заметила, как он напряжен и по серьезному выражению лица было понятно, что разговор этот не из приятных.
За своими тягостными размышлениями я не услышала, как ко мне подкрался Нырков.
– Ты не замерзла, Женя? Мара приказала принести тебе плед.
– Спасибо. Все нормально, – отозвалась я и спросила: – Ты поймал что-нибудь?
– О да! – улыбнулся Серега. – В моем садке уже есть две плотвички и одна уклейка.
– И все? Вот у меня вообще не клюет, – разочарованно пробормотала я, старательно подавляя отрицательные эмоции. Мой СЭФ вполне уже мог передавать их в систему надзора.
– Не грусти! Будет и на твоей улице праздник. Глянь-ка на свой поплавок. Он же дергается!
– Точно!
Я вскочила на ноги и рванула удочку. На крючке болтался довольно упитанный карась.
– Тащи его, Серега. У меня что-то не получается.
Нырков охотно пришел мне на помощь и через секунду у моих ног трепыхалась первая пойманная мною в жизни рыбка.
– Эка ты вовремя подоспел, Нырков. Без тебя я бы не справилась. Запуталась бы в леске, да и удочку могла сломать. Пашка бы мне этого не простил.
– Опять не буду спорить. Павел у нас заядлый рыбак. Давай-ка сделаем вторую попытку. Теперь ты знаешь, что нужно делать.
Серега нацепил наживку на крючок и закинул удочку. Поплавок мирно покачивался на воде, а мы удобно устроились на пледе.
– Женя, о чем ты думала, когда я подошел к тебе? – тихо поинтересовался Серега и с удовольствием вытянул ноги вперед.
– О многом, – задумчиво ответила я.
– Поделишься?
Сергей снял бейсболку и встряхнул головой. Его густые волосы разметались по плечам. Нырков выудил из кармана куртки резинку и собрал волосы в хвост. Затем опустился на локти и вопросительно заглянул в мои глаза.
Но вместо ответа на его вопрос, я, как можно мягче, спросила:
– Как ты оказался в Неверске? У тебя есть семья? Где ты сейчас работаешь?
– Ты хочешь поговорить обо мне? Хитрая ты, Женька. Ну да ладно. Помнишь, я тебе говорил, что я неплохо разбираюсь в компьютерных системах?
Я кивнула в знак согласия, и Серега довольно откровенно рассказал мне о своей работе и о себе. Я не знаю, зачем он поделился со мной некоторыми подробностями своей жизни, но кое-какие факты его биографии были мне интересны и многое объясняли.
Когда Нырков согласился служить в МСС, то его жизнь стала другой. Он по-прежнему много трудился, а его голова была полна новых проектов и открывающихся перспектив. Среди изобретений Ныркова были и те, которые можно было использовать в системах слежения. Именно поэтому, где-то через полтора года службы в МСС, Серегу отправили на стажировку в союзницу Элитарии Иконию. В те времена мощная Икония, имеющая огромную территорию с населением почти в сто пятьдесят миллионов человек, обладала огромными залежами углеводородов. Страна успешно торговала нефтью, нефтепродуктами и газом. Колоссальные деньжищи стекались в ее столицу Олигарск и благополучно делились между Императором (а сей титул Президент страны присвоил себе при помощи верхушки Православной Церкви лет через пять после моего отъезда за границу) и несколькими олигархическими кланами. Богатство Иконии давало ей возможность наращивать свой военный потенциал. Император Иконии мнил себя сильным геополитическим игроком и вынашивал идею мирового господства. Икония много воевала в разных точках земного шара, а мировое сообщество пыталось остановить его амбициозные планы путем введения санкций и нескончаемых переговоров в верхах.
Конечно, современное вооружение требовало новейших технологий, поэтому именно в эту сферу направлялись огромные средства. И Нырков оказался в нужном месте в нужное время. В Иконии он застрял почти на три года, работая на военно-промышленный комплекс чужой страны. Там же женился и там же родилась его старшая дочь. Потом Серегу отозвали. Он подписал документы о неразглашении и вернулся вместе с семьей на родину. А спустя некоторое время, возглавил только что созданный небольшой закрытый институт, который был размещен на территории Парка Высоких Технологий. Парк был отстроен под Столицей еще во времена Стабильности, в так называемой Песочной долине. (Подобие Силиконовой долины в Калифорнии).
Сергей Петрович Нырков не жалел ни времени, ни сил, собирая по всей стране талантливую молодежь. Многие амбициозные молодые люди хотели работать с ним. Постепенно он начал осознавать где и каким образом будут применяться его программы и девайсы, и… растерялся. По словам Сереги, даже испугался. Ему было противно участвовать в слежке за людьми. Как считал Нырков, разработка современного оружия – это одно, а вот слежка за простыми людьми – это совсем другое дело. Он пока еще не подозревал, что созданная его ребятами общенациональная компьютерная сеть «Look-Book» станет использоваться как инструмент изоляции населения страны от всемирной сети интернет и закроет доступ к любой информации, неугодной правящей верхушке.
В те далекие времена были запущены многие изобретения, программы и IT-системы его института. И все они работали безотказно, позволяя власти в короткие сроки взять под контроль практически все сферы жизни людей. Сверхсекретная служба надзора над гражданами в составе МСС, как раковая опухоль стремительно разрасталась, и из небольшого отдела превратилась в монстра, жестко контролирующего всех и вся.
Когда Нырков говорил о своих изобретениях, в его голосе слышались горделивые и даже пафосные нотки. Но когда он начал рассказывать о чипах, СЭФах и прочих электронных устройствах и испытаниях их работы на людях, его тон уже не был таким бодрым и заносчивым. А чипы и СЭФы были испытаны на людях весьма успешно. И всеобщее чипирование это тоже, как оказалось, заслуга института Ныркова. Но власти уже было мало видеть местонахождение человека, она хотела слышать его и даже знать его настроение, чувства и даже мысли. А потом научиться манипулировать сознанием людей с самого рождения, чтобы послушный и податливый народец не мешал власть имущим наслаждаться сытой и комфортной жизнью.
