Волшебное зеркало Тимеи

– Пусть поест дитё, – вступилась за меня домработница, и я прыснула.

Весёленькое начало…

Рене вдруг озорно мне подмигнул и улыбнулся, отчего морщины на щеках разошлись в разные стороны.

– Спою, пожалуй! – решила я и подошла к роялю.

– На своём веку я знавал таких певиц, – стряхивая пепел, проскрипел француз, – когда они пели, стёкла в окнах дрожали… У вас, Марина, сильный голос?

– Нет, нет, голос у Мариночки не сильный, – поспешно оповестила мама, – стёкла не лопнут!

– Не сильный? – Сигарета зависла в воздухе. Месье насмешливо взглянул на меня. – А за что же вас любит публика? Или вы обманываете её?

От таких вопросов у меня внутри всё вскипело.

«Сейчас ты узнаешь, за что… – подумала я с вызовом. – Сейчас ты сам лопнешь…»

Рене отпил глоток кофе и прищёлкнул языком.

– Что будете исполнять? – спросил он, и я почувствовала себя Фросей Бурлаковой.

– Я спою вам песню из мультфильма «Стальное колечко», – ответила я скромно.

Старик удивлённо поднял брови:

– Из мультфильма?!

И засмеялся, глядя на маму.

– Никогда не слышал, чтобы филармонические певицы пели песни из мультфильмов…

Морщины вновь разошлись в стороны.

Месье поудобнее устроился на стуле, сложил руки на груди и уставился на меня как на редкое животное, привезённое в зоопарк.

– Пожалуйста, – благосклонно разрешил он.

Тётя Клаша, поставив блюдо на стол, отошла и замерла в углу.

Я откинула подол платья и села к роялю.

Из-под пальцев полилось тихое вступление, и над гостиной взвился мой голос – прозрачный и чистый, как хрусталь, по словам критиков. Один столичный журналист писал, что голос Марины Обручевой похож на полёт одинокой птицы. При первых же звуках пожилой мужчина нахмурился, потом подался вперёд и замер, словно боясь пропустить летящую ввысь песню. Голос не пробивал окна, но он делал что-то совершенно другое. Для него просто не существовало ни окон, ни дверей, ни потолка. В нём была лишь бесконечная, охватывающая всё, свобода.

В полной тишине я закончила.

По тому, каким прерывистым стало дыхание господина дирижёра, я поняла, что он потрясён.

– Садись, Марина! – с оттенком гордости произнесла мама, жестом отпуская застывшую, как статуя, Клавдию Петровну.

Я подошла к столу и почему-то, сама не желая того, села на стул, выдвинутый маэстро.

Он очень внимательно посмотрел на меня, и в глубине его глаз я уловила затаённую страсть.

Не отрывая от него взгляда, я спокойно придвинула к себе чашку кофе и блюдце с оладьями.

Он всё не мог успокоиться. Снова закурил, отвернувшись в сторону. Красивая худая рука слегка дрожала.

– А вы женаты, Рене? – с любопытством спросила мама.

Рене кашлянул, затягиваясь, и, обратившись почему-то ко мне, хрипло сказал:

– Я был женат семь раз. Но все мои жёны, к сожалению, трагически погибли…

От этого откровения лёгкая дрожь прошибла меня под домашним платьем. Я чувствовала его близость, и словно огонь полыхал вокруг меня. Но мама этого не замечала.

– Какой ужас! – ахнула она.

– …Но я не теряю надежды ещё раз встретить свою судьбу, – оптимистично заявил маэстро.

– Ещё раз?! По-моему, пора остановиться! – вырвалось у меня, и я бестактно засмеялась. Мама резко толкнула мою ногу под столом, призывая прикусить язык.

Заезжий гость внимательно посмотрел на меня, и я почувствовала, что щёки мои заалели.

Мама метнула в меня испепеляющую молнию.

– Позвольте вашу ручку, мадам, – наконец, пришёл в себя дирижёр и обратился к маме, очевидно, пытаясь сгладить неприятный инцидент. – Я, знаете ли, обладаю некоторым даром предвидения и у себя в замке частенько развлекаю гостей подобным образом.

Сразу забыв о моей некорректности, мама протянула гостю душистую ухоженную руку.

– Обожаю предсказания! – И она даже мурлыкнула от удовольствия.

– Вы дважды были замужем, – начал маэстро, вглядываясь в линии маминой руки, – первый раз был неудачным.

– О, да, да! – воскликнула мама. – Первый раз был ошибкой, безусловно, ошибкой!

– Вы любите роскошь, любите общество, развлечения…

Я хмыкнула. Для таких предсказаний не нужно быть прорицателем…

На миг он поднял на меня глаза и вдруг произнёс то, чего ни я, ни мама совсем не ожидали услышать.

– Вскоре, мадам, вы познаете одиночество. Вашу привычную жизнь разрушит боль утраты…

Мама мягко высвободила руку.

– Что вы такое говорите?! – На её лице застыла смесь обиды и испуга.

Маэстро протянул ко мне свои длинные пальцы и обхватил ими мою ладонь. Я почувствовала, как у меня сильнее забилось сердце.