– Ты слушай лучше и не перебивай, наследница, – внезапно перейдя на «ты», снова заговорил странный персонаж, – ЗАВЕЩАНИЕ ВСТУПИТ В СИЛУ РОВНО ЧЕРЕЗ ОДИННАДЦАТЬ ДНЕЙ ПРИ СОБЛЮДЕНИИНЕКОТОРЫХ УСЛОВИЙ. Напряги мозги, чтобы не переспрашивать.
Во мне проснулся протест против этого хамства.
– Не будете ли вы столь любезны выражаться более корректно? – попросила я.
И он тотчас же будто переродился.
– Разумеется, уважаемая фройлейн. Может, выпьем?
– С удовольствием, – против моей воли ответил кто-то за меня моим голосом. У меня возникло стойкое ощущение, что это сказала не я. По-моему, я даже не успела разжать губ. А когда я их разжала, возле них уже плескалась искрящаяся зеленая напасть. Не успела я глазом моргнуть, как она провалилась внутрь меня.
– Каковы же эти условия? – донесся до меня издалека мой собственный обеспокоенный голос.
– Основное условие состоит в следующем. С момента получения вами вашего экземпляра завещания вы должны переселиться в завещанную вам квартиру вашего отца. И жить в ней на протяжении всех одиннадцати дней, ночуя в ней каждую ночь, не пропуская ни одной ночи.
Он помолчал.
– И все?! – с радостным изумлением спросил мой голос. Ну естественно, я завтра же туда переберусь! Для того она мне и завещана, чтобы я в ней жила. И ночевала, не пропуская ни одной ночи…
– А если я пропущу одну ночь? – с пьяным кокетством полюбопытствовала я.
– Тогда не видать вам наследства, как ушей своих, – ласково ответил адвокат в плаще.
Я покосилась на зеркало, висящее на стене, и отчетливо увидела в нем свои уши.
И снова хихикнула.
– А кто же сможет это проверить? – задала я резонный вопрос.
– Однако после стольких порций абсента вы не теряете способности к аналитическому мышлению, – похвалил Корсаков. – Впрочем, это не ваша забота. Знайте только одно: обмануть наследодателя вам не удастся.
– К-какого… наследодателя? Он же умер… если он – наследодатель… – растерялась я.
Павел Иванович немного замешкался и потеребил пуговицу на плаще.
– В данном конкретном случае – меня, – произнес он не очень уверенно, – так как я представляю интересы непосредственно наследодателя, то есть вашего отца.
– Непосредственно… – повторила я и грохнулась со стула на пол.
– …Еще одно условие, – невзирая на мое падение, спокойно продолжил Павел Иванович недрогнувшим голосом, – лежите, лежите, Марта Вильгельмовна, вся в своего покойного папашку… Еще одно условие таково: в одной из комнат квартиры вашего отца находится его портрет. Так вот: портрет нельзя выносить из комнаты, переставлять, накрывать и так далее. Всякие манипуляции с портретом категорически запрещены. Словом, вы, уважаемая фройлейн, должны жить в квартире, и с вами в той же квартире, всегда на одном и том же месте должен находиться портрет вашего отца.
– И все?! – снова откуда-то радостно воскликнул мой голос.
– Да. И все. Правда, в завещании указаны еще несколько пунктов, но, строго говоря, они столь незначительны…
– Так это же сущие пустяки! – пропустив мимо ушей последнюю реплику, вскричала я с восторгом.
Честно говоря, услышав про условия, я испугалась, что они окажутся невыполнимыми, и поэтому искренне обрадовалась тому, что они такие простые.
– И если я буду там жить все это время, начиная с завтрашнего дня, то через одиннадцать дней…
– Совершенно верно, через одиннадцать дней, в день вашего двадцатипятилетия вы станете законной владелицей данной квартиры.
– Если начну там жить уже завтра!.. – не могла поверить я, с трудом поднимаясь с пола.
Всего через каких-то одиннадцать дней!
– При условии, разумеется, что портрет вашего отца будет жить в этой квартире вместе с вами.
– Жить?.. Портрет?.. – глупо рассмеялась я.
Даже одурманенной абсентом, мне вдруг показалось, что Павел Иванович не оговорился. Он как-то странно посмотрел на меня, и от этого взгляда мурашки пробрали меня с головы до пят.
И тут же ледяной взгляд его сменился чарующей улыбкой.
– Ну, что же, раз вы согласны с условиями завещания…
– Конечно, согласна!
– Еще бы! Редко кому выпадает такая удача. – Что-то фальшивое почувствовалось мне в его интонации. – Ну так вот, фройлейн Марта, ЕСЛИ ВЫ СОГЛАСНЫ С УСЛОВИЯМИ ЗАВЕЩАНИЯ, тогда подпишите, пожалуйста, здесь и здесь.
Я взяла любезно протянутую мне холодную, как лед, ручку и быстро поставила свою подпись, где было велено.
– И еще один экземпляр, будьте добры, здесь и здесь.
Отгоняя летающих бабочек, цепляясь пальцами ног за уплывающий пол, облокотясь левой рукой на постоянно двоящегося Павла Ивановича Корсакова, я подписала.
Мне показалось, что в тот момент, когда я оторвала ручку от бумаги, где-то раздался тихий, но неприятный смех. Я оглянулась по сторонам, но ничего подозрительного не увидела, если, конечно, не считать того, что одна из стен сдвинулась со своего места и поползла прямо на меня.
– Марта Вильгельмовна…
Я покосилась на стену. Она стояла на месте.
– Если у вас нет ко мне вопросов, то разрешите откланяться…
Ох, уж этот мне его дворянский слог!
– Разрешаю. Откланяйтесь.
Не обращая внимания на мое подобие иронии, папашин адвокат собрал бумаги, сунул их в портфель вместе с ручкой и резюмировал:
– Ваш экземпляр завещания я оставил на столе. Завтра на трезвую голову с ним ознакомитесь.
Представитель наследодателя сказал это так строго, словно это не он меня напоил!
Я открыла рот, чтобы что-то возразить, но Корсаков не дал мне произнести ни слова.
– Там же, на столе, я оставил свою визитную карточку. Если возникнут вопросы, незамедлительно обращайтесь. Завтра 22 октября, и завтрашнюю ночь, так же, как и все последующие, надо будет провести в квартире вашего отца. Адрес и телефон в завещании, а ключ… – предвосхитил правозащитник мой вопрос, – вот, возьмите.