Любовь среди руин. Полное собрание рассказов

– Я так и понял… А теперь, если вы покушали, мы могли бы приступить к следующей главе. Эта книга такая захватывающая!

Они покончили с «Домби и сыном»; почти год минул с того дня, когда Хенти покинул Англию, и мрачное предчувствие вечной разлуки с родиной усугубил найденный между страницами «Мартина Чеззлвита»[102 - «Жизнь и приключения Мартина Чеззлвита» – роман Чарльза Диккенса, впервые опубликованный в 1843–1844 годах.] документ, написанный неровным почерком карандашом:

1919 год

Я, Джеймс Макмастер из Бразилии, клянусь Барнабасу Вашингтону из Джорджтауна, что, если он и вправду дочитает «Мартина Чеззлвита», я отпущу его, как только он закончит.

Внизу стоял жирный карандашный крестик, а еще чуть ниже приписка: «Этот крестик поставил мистер Макмастер, засвидетельствовано Барнабасом Вашингтоном».

– Мистер Макмастер, – начал Хенти. – Я вынужден высказаться откровенно. Вы спасли мне жизнь, и, вернувшись в цивилизованный мир, я сделаю все, что в моих силах, чтобы отблагодарить вас. Но сейчас вы удерживаете меня здесь против моей воли. Я требую, чтобы вы меня отпустили.

– Но, друг мой, кто же вас удерживает? Вы свободны, можете уйти в любой момент, когда пожелаете.

– Вы прекрасно знаете, что без вашей помощи я никак не смогу уйти.

– Что ж, тогда вы должны потешить старика. Прочтите мне еще одну главу.

– Мистер Макмастер, клянусь всем, чем вашей душе угодно, что, добравшись до Манаоса, я найду кого-нибудь, кто займет мое место. Я найму человека, который будет читать вам весь день напролет.

– Но я не хочу никого на ваше место. Вы читаете превосходно.

– Сегодня я читал вам в последний раз.

– Надеюсь, что это не так, – любезно возразил мистер Макмастер.

Этим вечером подали только одну тарелку с вяленым мясом и маниокой, и мистер Макмастер ужинал в одиночестве. Хенти лежал молча, вперив взгляд в потолок из пальмовой соломы.

И на следующий день перед мистером Макмастером была лишь одна тарелка, но на этот раз обедал он, держа на коленях заряженный дробовик. Хенти возобновил чтение «Мартина Чеззливита» с того места, на котором оно было прервано.

Недели влачились в томительной безысходности. Были прочитаны «Николас Никкльби», «Крошка Доррит» и «Оливер Твист». Неожиданно в саванну заявился странник, старатель-полукровка, один из тех одиночек, которые всю жизнь блуждают по лесам, выискивая ручьи, промывая гравий и унция за унцией наполняя кожаный мешочек золотым песком; чаще всего они умирают от теплового удара или голода, с золотом на пятьсот долларов, висящим на шее. Мистер Макмастер пришел в смятение от визита старателя и, снабдив его маниокой и пассо, ухитрился спровадить восвояси меньше чем за час, но за этот короткий отрезок времени Хенти успел нацарапать свое имя на клочке бумаги и сунуть его в ладонь незнакомца.

Отныне у него появилась надежда. Дни тянулись, подчиненные незыблемому распорядку: кофе на рассвете, утреннее безделье, пока мистер Макмастер хлопочет по хозяйству на ферме, маниока и пассо в полдень, Диккенс на оставшийся отрезок дня, маниока, пассо, а порой даже немного фруктов на ужин, тишина от заката до рассвета с тусклым светом фитилька в плошке с говяжьим жиром и едва различимой соломенной кровлей над головой; но Хенти жил в тихой уверенности ожидания.

Рано или поздно, в этом году или в следующем, старатель прибудет в бразильскую деревню и расскажет, на кого случайно наткнулся. Пресса не могла обойти вниманием бедствия экспедиции Андерсона. Хенти воображал заголовки во всех популярных изданиях; может статься, и сейчас поисковые партии прочесывают местность в тех краях, где он побывал, и вот-вот английские голоса зазвучат над саванной и дюжина собратьев-путешественников прорвется через кустарник на опушку. Даже во время чтения, пока его губы механически повторяли напечатанные строчки, сознание было далеко от сумасшедшего старика, сидящего напротив, а воображение рисовало картины возвращения домой – постепенного привыкания к цивилизации; вот он побрился, купил новый костюм в Манаосе, телеграфировал насчет денежного перевода, получил поздравительные депеши; вот он наслаждается неторопливым путешествием по реке в Белем, а затем на океанском лайнере плывет в Европу, смакует отличный кларет и с аппетитом поглощает свежее мясо и молодые овощи; вот он смутился при встрече с женой, не зная, как к ней обратиться… «Но, милый, тебя не было куда дольше, чем ты говорил. Я уже начала думать, что ты заблудился…»

Но мистер Макмастер прервал его грезы:

– Не могли бы вы прочитать этот отрывок еще раз? Это место мне в особенности нравится.

Шли недели; ничто не говорило о спасении, но Хенти жил надеждой на то, что может случиться завтра; он даже испытывал некое подобие сердечности по отношению к своему тюремщику и потому с легкостью дал согласие, когда тот после долгой беседы с соседом-индейцем пригласил Хенти на пирушку.

– Это один из местных праздников, во время которого готовят пивари, – пояснил старик. – Оно может вам не понравиться, но попробовать стоит. Сегодня вечером мы отправимся к дому этого человека.

На том и порешив, после ужина они присоединились к группе индейцев, которые собрались вокруг костра в одной из хижин на другом краю саванны.

Индейцы равнодушно и монотонно пели, передавая по кругу большой калебас с какой-то жидкостью и по очереди к нему прикладываясь. Для Хенти и мистера Макмастера принесли персональные чаши, а для сидения им предоставили гамаки.

– Вы должны выпить все залпом, не опуская чашу. Таковы здешние правила хорошего тона.

Хенти проглотил темную жидкость, стараясь не обращать внимания на вкус. Однако он вовсе не был отвратительным – в отличие от большинства напитков, которыми его угощали в Бразилии, питье было скорее приятным, с оттенками меда и черного хлеба. Хенти откинулся на спину в гамаке, чувствуя непривычное удовлетворение. Может быть, поисковая партия уже в нескольких минутах пути от них. Теплая сонливость медленно овладевала им. Звучание песни то усиливалось, то затихало, укачивало, убаюкивало. Ему предложили еще одну чашу пивари, и он вернул ее пустой. Когда шириана пустились в пляс вокруг костра, он уже лежал, вытянувшись во весь рост и наблюдая за игрой теней на тростниковых стенах. Затем он закрыл глаза, подумал об Англии, о жене и погрузился в глубокий сон.

Он очнулся все в той же хижине с ощущением, что проспал обычный час своего пробуждения. По солнцу он определил, что уже давно перевалило за полдень. Вокруг не было ни души. Он взглянул на часы, но, к его удивлению, часов на запястье не оказалось. Хенти решил, что оставил их в доме еще до того, как отправился на пирушку.

«Должно быть, вечером я порядком набрался, – подумал он. – Коварное, однако, пойло». Голова его разламывалась, и он боялся возвращения лихорадки. Поднявшись на ноги, он обнаружил, что стоит с трудом; походка была нетвердой, мысли путались, как в первые недели выздоровления. По пути через саванну ему не раз приходилось останавливаться и, закрыв глаза, переводить дыхание. Добравшись до дома, он увидел мистера Макмастера.

– Увы, друг мой, на сегодняшнее чтение вы опоздали. До заката осталось каких-то полчаса. Как вы себя чувствуете?

– Омерзительно. Этот напиток решительно не по мне.

– Я дам вам кое-что, вам сразу полегчает. В лесу есть средства для всего – и чтобы взбодриться, и чтобы заснуть.

– Вы случайно не видели мои часы?

– Вы их потеряли?

– Должно быть. Я был уверен, что надел их. Слушайте, мне кажется, что я никогда в жизни не спал так долго.

– Разве что когда вы были младенцем. Знаете, как долго вы спали? Два дня.

– Чепуха. Не мог я столько проспать.

– Так и было, уверяю вас. Вы спали очень долго. Какая жалость, что вы не застали наших гостей.

– Гостей?

– Ну да, я об этом и толкую. Пока вы спали, мне скучать не пришлось. Трое мужчин пришли из внешнего мира. Англичане. Такая досада, что вы с ними не встретились. А для них в особенности, ведь они так хотели вас увидеть. Но что я мог поделать? Вы спали как убитый. Они проделали такой путь, чтобы найти вас, так что я – я знал, вы не стали бы возражать, – подарил им на память ваши часы. Они хотели привезти что-нибудь домой для вашей жены, которая предложила большое вознаграждение за любые сведения о вас. Так что они остались довольны. Еще они сделали пару фотографий креста, который я установил в честь вашего прибытия. Это им тоже понравилось. Оказалось, их так легко порадовать. Но вряд ли они вновь посетят нас, тут такая уединенная жизнь… никаких развлечений кроме чтения… Не думаю, что когда-нибудь кто-то еще навестит нас… ну-ну, полно, сейчас я принесу лекарство, и вам мигом полегчает. У вас все еще болит голова, не так ли? Сегодня никакого Диккенса… но завтра… и послезавтра… и послепослезавтра… Давайте перечтем «Крошку Доррит». В этой книге есть такие места, – когда я слышу их, то не могу удержаться от слез.

Не в своей тарелке

I

Рип достиг уже почтенного возраста, когда ему разонравилось заводить новые знакомства. Он жил в свое удовольствие между Нью-Йорком и более или менее американизированными частями Европы и повсюду, в зависимости от сезона, находил достаточное количество старых знакомых, чтобы развлекаться без особых усилий. Вот уже пятнадцать лет подряд он обедал у Марго Метроленд в течение первой недели своего пребывания в Лондоне и всегда мог быть уверен, что встретит у нее шесть или восемь знакомых и приветливых лиц. Правда, порой попадались какие-то чужаки, но они проходили мимо и исчезали из памяти, оставляя по себе не большее впечатление, чем смена слуг в отеле, где он останавливался.

Однако нынче вечером, войдя в гостиную и не успев еще поприветствовать хозяйку или кивнуть Аластору Трамптингтону, он ощутил поблизости нечто чуждое и тревожное. Окинув взглядов собравшихся, он убедился, что его тревога не беспочвенна. Все мужчины, кроме одного, стояли. В основном это были старые приятели и горстка новичков – неуклюжих и совершенно незначительных молодых людей, но фигура сидящего мгновенно привлекла его внимание и заморозила его вежливую улыбку. Это был дородный пожилой мужчина, довольно лысый, с широким белым лицом, простиравшимся вниз далеко за пределы нормы. Как Матушка Бегемотиха из «Тигренка Тима» или манишка на карикатуре Дюморье[103 - Дюморье Джордж Луис Палмелла Бассон (1834–1896) – английский писатель и художник-карикатурист французского происхождения.]. В глубине лица виднелся малиновый ухмыляющийся рот, а над ним бегающие глазки с осуждающим взглядом – точь-в-точь как у временного дворецкого, пойманного на краже сорочек.

Леди Метроленд редко оскорбляла светскость своих гостей, представляя их друг другу.

– Дорогой Рип, – сказала она. – Как я рада снова вас видеть. Я, знаете ли, ради вас собрала всю банду. – А затем, заметив, что его взгляд сфокусировался на незнакомце, спохватилась: – Это доктор Какофилос, а это мистер Ван Винкль. Доктор Какофилос, – прибавила она, – великий волшебник. Его привела Нора, не представляю зачем.

– Мошенник?

– Волшебник. Нора утверждает, что для него нет ничего невозможного.

– Как поживаете?

– Твори свою волю, таков да будет весь закон, – произнес доктор Какофилос тонким голосом кокни.

– Э?..