Исчезнувшие в Кадыкчане

– Говорят, моют потихоньку, – отвечал Миша.

– Летом подадимся?

– Можно…

– У тебя палатка цела?

– Цела, вроде.

– А лодка?

– Клеить надо.

– Клей… Там летом болото.

У девчонок были свои темы.

– Твой-то звонит? – как всегда совала нос не в свое дело Катька.

– Звонит, когда может, – отвечала Зина Вукувай, у которой не хватало смелости отбрить нахальную собеседницу. – Им не всегда можно.

– Ждать будешь? – напирала Семенова.

– Почему – буду? – удивлялась Зина. – Уже жду.

– А чё тогда с нами поехала?

– Меня Маша позвала.

– Маша или Миша?

– Я своего жду.

– Ну, жди-жди…

«Бедная Зина, – подумала Маша. – Если уж Катька привязалась к ней, то теперь не отстанет».

Зину на самом деле звали Тиныл. Как и других чукотских девушек, ее воспитывали в скромности. И хотя Зина-Тиныл была вполне современной девчонкой, но куда ей было тягаться с Семеновой? Кто воспитывал Катьку – неизвестно. В поселок ее привез муж. Семенова считается русской, хотя кто знает, какой она национальности на самом деле? В Артыке почти всех, кто с материка, русскими считают. Сначала Катька работала официанткой в кафе, а когда оно закрылось, перешла в палатку, которой владеет отец Карпухина. Там она с Олегом и познакомилась. Однако этого ей было мало. Первый раз в компании друзей Олега она появилась, когда встречали Новый год. И конечно, испортила праздник. Во-первых, стала липнуть ко всем парням, а во-вторых, распускать грязные сплетни, чтобы поссорить девчонок друг с другом.

О Зине она рассказывала, что та будто бы не моет голову, а волосы смазывает собачьим жиром. Волосы у Тиныл Вукувай длинные, черные, как вороново крыло, и блестящие. Даже Маша завидует ее волосам, что уж говорить о Катерине, у которой на голове начес из пакли, крашеный хною. О Маше Семенова болтала, что та беременна от Олега и будто бы шантажирует его этим. Здесь Катька, видимо, выдавала собственные мечты. Другим девчонкам поселка от продавщицы тоже досталось. Они даже сговорились подкараулить вечерком и устроить сплетнице темную, но так и не решились. Побоялись ее подлой и мстительной натуры. Осталось терпеть и ждать, покуда Семенова надоест Олегу. Уж он-то ее в два счета взашей выставит.

Казалось, что погода уже не может ухудшиться, но она была на этот счет другого мнения. Говорят, что у родственных чукчам эскимосов от нескольких десятков до нескольких сотен слов, обозначающих состояние снега, льда и прочих зимних явлений. Хотя как такового слова «снег» у них не существует; если эскимосам или чукчам нужно описать погодное явление, связанное с замерзшей водой, они обязательно уточнят, что речь идет о летящем снеге, или о снеге лежащем, или о падающем, или о кружащемся. Стоит жителю Севера покинуть жилище, и он сразу же понимает, что апут – это снег, лежащий на земле, кана – снег падающий, акилокок – мягко падающий, пигнарток – снежный покров, удобный для саней, пиксирпок – метель, кимуксук – поземка и так далее, и так далее, и так далее. У того, кого такая непогода застигает в пути, поневоле складывается впечатление, что все эти типы снега и еще великое множество других, коим нет названия ни в одном языке мира, обрушиваются на его бедную голову. Похожее чувство было и у шестерых друзей, пробивающихся через пургу.

Труднее всего приходилось тому, кто был за рулем. Дорога поглощала все внимание Олега. Ему казалось, что все более густеющий снег не просто захлестывает его внедорожник, а яростно царапает капот, крылья, двери и крышу, словно мраморная крошка. С самого начала Олег включил фары, но даже сейчас не мог перейти на дальний свет. Длинные, как бесконечные шпаги, лучи отражались в снежных хлопьях, словно в мириадах зеркал, и эти зайчики слепили глаза так, что уже в пятидесяти метрах ничего не было видно. Ближний свет был все же надежнее. Однако, если бы снег падал в полном безветрии, он был бы только досадной помехой. Хуже всего ветер. Олег никогда не любил его вой, даже когда сидел дома у телевизора или валялся с планшетом на диване. А здесь, на трассе, завывания ветра несли в себе нешуточную угрозу, с которой нельзя было не считаться. Словно для того, чтобы продемонстрировать свою силу, ветер вдавливал отдельные снежинки даже через резиновые уплотнители стекол.

Лишь неискушенному пассажиру, пригревшемуся в уютном нутре салона, могло показаться, что большой автомобиль несется с огромной скоростью. На самом деле зимой на колымских трассах особенно не разгонишься. Чистят их плохо, так что зимник – это даже не дорога, а некое общее направление, намеченное тяжелой снегоуборочной техникой. Чтобы путник не сбился с пути, вдоль всей трассы торчат высокие вешки. По ним же ориентируются и те водители, что заняты расчисткой дорог. Олег тоже выверял путь по этим вешкам. Потерять их из виду, сбиться с пути в набирающем силу снежном буране – это беда.

В такое время года, да еще в непогодь, рассчитывать на помощь водителя случайно проезжающего автомобиля как минимум недальновидно. И не потому, что попутная или встречная машина не остановится, если тот, кто за рулем, увидит поднятую руку или застрявшую в снегу колымагу. Все гораздо страшнее. Другого автомобиля на заметенной трассе может попросту не оказаться. Олег старался не думать об этом. Зачем кликать беду? Пока все было нормально. Бак он заправил под завязку, да и в багажнике имелись запасные канистры. В отцовском шиномонтаже внедорожнику Карпухина-младшего сделали профилактику, так что «лошадка» не должна была подвести. Нужно быть только предельно внимательным и не поддаваться унынию. Они были в дороге уже больше пяти часов. По-хорошему, надо бы остановиться и отдохнуть, но Олегу казалось, что стоит ему затормозить – и буран подхватит тяжелый автомобиль, унесет в сгущающуюся мглу, словно снежинку. Ведь всякий, кто живет на Дальнем Востоке, с самого рождения знает, что у снежной бури есть собственная холодная и темная душа, злая воля и неисчерпаемая мощь. И не приведи духи обратить ее против себя неосторожным словом или помышлением.

Глава вторая

Когда рассаживались в салоне внедорожника, Миша постарался оказаться рядом с Катей Семеновой. Наверное, он был единственным из всей компании, кто никогда не называл ее Катькой, ни вслух, ни тем более мысленно. Катя ему нравилась. Может быть, потому что она не похожа на других девчонок. Смелая, острая на язык, красивая, но иной, нездешней красотой. Мишу не смущало, что, по общему убеждению, Катя спит с Олегом. Если она согласится выйти за него, Мишу, замуж, то он не станет возражать, если жена будет спать с кем-то еще. Жена – это не яранга и не олень, чтобы иметь одного хозяина. У Миши, а вернее Мымыла Яткыргына, ни яранги, ни оленей не было. Его родители не кочевали. Они получили образование в Якутске и всю жизнь проработали в автодорожном хозяйстве Кадыкчана. Сам Миша-Мымыл был шофером. С оленьей упряжкой он и разобраться не сумел бы, хотя деды его и прадеды были настоящими чаучу – оленными чукчами.

Автомобиль мотало из стороны в сторону, метельная мгла за окнами сгущалась, и конца не видно было этому пути, но Миша и не хотел, чтобы он кончался. Когда еще он окажется с Катей настолько близко, чтобы ее плечо касалось его плеча, а пряди ее огненных волос порой щекотали бы его ухо? Миша не мог забыть ту встречу Нового года, когда он впервые встретился с этой восхитительной девушкой. Конечно, в тот день не только он познакомился с нею, но и вся их компания. Однако, наверное, только Мише этот день запомнился в мельчайших подробностях. Еще утром он и не подозревал об этом. Хотя заранее готовился к празднику и предвкушал его. И не только он. За месяц, а то и более предстоящее празднество обсуждалось в чатах и при личных встречах. Смаковались подробности, что закупать и заготавливать и сколько. Девчонки делились идеями нарядов, а парни – горячительных напитков.

Напитки, особенно спиртные, Мишу не интересовали. Он был непьющим. Во-первых, потому что профессия шофера не позволяла, а во-вторых, он прекрасно знал, как стремительно спиваются чукчи. Судьба младшего брата отца, дяди Коли, была ему хорошо известна. Миша с детства помнил его веселым добрым парнем, который ходил с племянником в кино, что крутили в Доме культуры, и брал с собой на охоту. Потом дядя Коля стал пить и превратился в жалкого попрошайку, пропившего все, что у него было. Он скитался между домами родственников и друзей. Одни его принимали, кормили, отдавали ношеную одежду и обувь. Другие на порог не пускали, потому что знали, алкоголику ничего не стоит стибрить все, что плохо лежит. Немногие собутыльники, которые еще брали дядю Колю в компанию, требовали, чтобы он вносил свой вклад в «общее дело», неважно, деньгами ли, закуской или вещами на продажу. Несчастный алкаш не всегда мог исполнить требуемое, и потому смуглое лицо его было черным от синяков.

Такой судьбы Мымыл Яткыргын себе не хотел. У него были другие жизненные планы. Он хотел жениться на Кате, обзавестись детьми. Может быть, уехать в большой город и там устроиться на работу на крупное предприятие. Ведь Артык вымирает, и скоро в нем совсем нечего будет делать. Родители тоже хотели, чтобы он женился, но вряд ли бы их обрадовала такая невестка, как продавщица Семенова. Впрочем, Миша пока ничего им о ней не говорил. Нужно было заручиться согласием самой «невесты». А вот с этим у будущего жениха дела обстояли не лучшим образом. На том памятном новогоднем вечере Катя кокетничала с ним, как и с другими парнями, но это ничего не значило. Мишу она совсем не выделяла из остальных, хотя порой ему казалось, что именно на него эта девушка смотрит как-то по-особенному. В том, чтобы жениться на русской, Мымыл не видел ничего странного, такие браки в поселке – обычное дело. Но вот предложить это Кате он решиться пока не мог.

Вот и сейчас, испытывая возрастающее волнение от того, что любимая сидит рядом с ним и ухабистая дорога только способствует этой нежданной близости, Миша перебирал в памяти подробности их первой встречи. Собирались у Карпухина. Его родители уехали встречать Новый год к родственникам в Якутск, так что весь их просторный и самый богатый в Артыке дом был в распоряжении Олега и его друзей. Своему сыну Карпухины доверяли полностью. Понимали, что он не допустит в доме никаких безобразий. Знали это и его друзья. Обычно Олег собирал смешанную компанию. Русские, чукчи, якуты и другие чувствовали себя в его доме как желанные гости. Хозяин строго следил за тем, чтобы никто никого не обижал. Пресекал даже злые шутки, не говоря уже о драках. Любого, кто желал повеселиться за счет других, Карпухин выставлял взашей, на мороз. Хорошо хоть не нагишом. А особо ретивым мог и рыло начистить, выгнав не только из своего жилища, но и из компании.

Не одно лишь внимательное и уважительное отношение к гостям делало встречи в доме Карпухиных столь привлекательными. Хозяин заботился и о том, чтобы праздники не превращались в банальную пьянку. Встречу Нового года он решил провести с соблюдением якутских обычаев. Конечно, Ысыах – традиционный новогодний праздник в Якутии – отмечают не зимой, а летом, но три с лишним столетия, которые Саха прожила в составе России, не могли не сказаться на привычках местного населения. И уж тем более повлияли на это годы советской власти. Не забывая о традициях, якуты празднуют Новый год дважды. Летом празднование происходит по обычаям далеких предков, а зимою якуты и другие народности, населяющие республику, тридцать первого декабря садятся за праздничный стол вместе со всеми россиянами. И все же Олег предложил соблюсти обычаи именно в зимнее празднование.

В девять часов вечера гости потихоньку стали собираться. Чувствовалось, как крепчает мороз. Все небо было усеяно звездами. Под унтами на ногах парней и торбозами на ногах девушек хрустел снег. Никто не шел налегке. Все тащили рюкзаки и сумки, набитые напитками и разнообразной снедью. Миша тоже не был исключением. Он захватил кое-что из блюд традиционной чукотской кухни. Разумеется, только то, что смогут есть и русские, которые менее привычны к экзотическим для них кушаньям. Он тащил набитую едой сумку и страшно волновался, понравятся ли все эти деликатесы его друзьям. Пока думать об этом было рано. Гости Олега Карпухина поодиночке и небольшими группами подходили к его дому. Хозяин встречал всех у калитки, прикрикивая на здоровенных волкодавов, которые обычно охраняли двор, но сейчас все сидели на коротком поводке и только громким лаем выражали свое недоверие к чужакам.

Окна дома светились разноцветными огнями. Прибывающие гости поднимались по высокому крыльцу, проходили через предбанник, набиваясь во вместительную прихожую, снимая куртки и кухлянки, переобуваясь в легкую праздничную обувь. Припасы вносили на большую кухню и выкладывали на стол. Свертки, пакеты, бутылки, банки вскоре заняли всю его немалую поверхность. На кухне командовала рослая рыжеволосая девушка, которую Миша Яткыргын видел впервые. Трудно сказать, влюбился ли он в нее с первого взгляда или нет, но с этой минуты ни на одну другую девушку, которых было немало в этой большой и пестрой компании, Мымыл не смотрел. Ему все нравилось в ней. Нравилось, как она деловито разглядывает принесенную снедь и напитки, тут же определяя, что вынести на холод, что, наоборот, разморозить. Нравилось, как она распоряжается другими девушками, подключая их к подготовке праздничного стола.

Будь его воля, Миша и сам бы с удовольствием подключился к приготовлению салатов, раскладыванию их по вазочкам, нарезке разнообразного мяса и рыбы, выниманию из духовки пирогов, раскупориванию бутылок и прочим вспомогательным работам, не требующим особой квалификации, но Олег велел парням оставить девчонок заниматься их исконным женским делом, а самим приступить к делам мужским, которые свелись к установке столов, сбору по всему дому стульев и складыванию дров для камина. Отопление в доме Карпухиных, как и во многих других домах поселка, газовое, но с камином Новый год встречать веселее. Со всеми этими делами парни справились быстро, и Олег предложил принять по маленькой. Благо выбор спиртного был впечатляющим. Гости радостно согласились. Только Миша отказался, и ему налили морс. Чокаясь вместе со всеми, он прислушивался к голосам в кухне.

Девчонки обсуждали что-то кулинарное. Особенно выделялся громкий голос новенькой. Рыжеволосая, похоже, сразу взяла верх над остальными девушками. Миша невольно подумал, что из нее выйдет отличная хозяйка. И словно в подтверждение этой мысли из кухни появились Маша Тумусова и Зина Вукувай. В руках у них были тарелки и блюда, а в глазах – растерянность. Девушки смотрели на составленные столы, но не могли определиться, куда им деть свою ношу. Олег сразу сообразил, в чем дело. Он бросился к комоду и вынул из него огромную скатерть. Миша кинулся ему помогать. Вдвоем они расстелили ее, и разномастные столы сразу превратились в одну ослепительно белую поверхность. Маша и Зина еще немного помялись и наконец освободили руки от нагруженных доверху посудин.

– Так, парни, пора ставить пузыри! – сказал Олег и потянулся к бутылкам, которые в этой комнате были повсюду – и на полу, и на подоконниках.

Бутылки Мымыла не интересовали. Он потихоньку выскользнул на кухню, чтобы помочь девчонкам. Вот тогда-то рыжеволосая обратила на него внимание. Конечно, только для того, чтобы начать им командовать. Миша с удовольствием подчинился. Он таскал блюда, тарелки, вилки, ножи, стаканы. Всякий раз возвращаясь на кухню за очередной порцией чего-нибудь съестного, он старался заглянуть в глаза понравившейся ему девушки. И когда ему удавалось перехватить ее взгляд, чувствовал себя счастливым.

Стол накрыли быстро, и вся компания готова была уже приступить к проводам старого года, ибо на часах было уже около десяти, но хозяин дома пресек эти поползновения, объявив, что все должны снова одеться и выйти во двор. Последнее вызвало недовольство среди женской половины компании. Девушкам еще нужно было время для прихорашивания. Однако Олег был непреклонен.

– Мы жители Якутии, и потому из уважения к ее народу должны провести обряд, – объяснил он.

Гости поспешили одеться и переобуться. Все-таки на дворе было за минус тридцать. В такой мороз наспех одетым не выскочишь. Смеясь и толкаясь, вывалили во двор, где хозяин дома заранее подготовил все необходимое для проведения обряда. Олег разжег небольшой костер, для того чтобы поднять дым, дабы изгнать злых духов. Потом он бросил в огонь пару лепешек, кусочки масла и вылил пиалу кумыса, вернее, вытряхнул, потому что кумыс успел застыть. Угостив таким образом костер, хозяин дома погасил его, забросав снегом, и к облегчению гостей дал сигнал к возвращению в теплый дом. Вся толпа радостно повалила обратно. Когда гости оказались в тепле, выяснилось, что обряд еще не завершен. Предстояло провести кумысопитие.

Получилось очень красиво. Маарыйя Тумусова в якутском национальном костюме и украшениях вынесла на большом подносе кувшин с кумысом и большую пиалу. Олег наполнял эту пиалу и передавал своим гостям. И каждый, кто пригубил традиционный напиток, словно приобщался к чему-то таинственному и священному. Не только парни, но и девушки смотрели на красавицу Машу с восхищением. Лишь рыжеволосая кинула на нее взгляд, полный зависти и неприязни. Однако, кроме Мымыла, этот взгляд никто не заметил, даже сама Маша, и яд, который источали в это мгновение глаза незнакомки, пролился лишь в душу ни в чем не повинного парня. Хотя о том, что это яд, он тогда даже не догадывался. К тому же после завершения обряда началась суматоха последних приготовлений к проводам старого и встрече Нового года.

Ошеломленный чувством, что обрушилось на него, Миша-Мымыл воспринимал происходящее словно сквозь туман. Он забыл даже о своих переживаниях по поводу чукотских кушаний, приготовленных его матерью специально для этого праздника, – строганины из мяса и рыбы, недоваренной оленины кергипат, легких оленя, запеченных на угольях. Переживать правда было не о чем. Проголодавшиеся и подогретые спиртным, гости уплетали за обе щеки все, что было на столе, не делая различия между чукотским кергипатом и якутским ойогосом – запеченной в духовке реберной частью конины. Строганина пошла на ура вместе с якутской кровяной колбасой хаан и шашлыком из конины с тестом. Не меньше внимания было уделено и сибирским пельменям, и русским пирогам с рыбой. Были на этом столе и традиционные советские салаты вроде оливье или селедки под шубой. Из напитков, кроме коньяков, водок и иноземного виски, веселили души и разнообразные настойки. А непьющих – морсы из самых разных ягод.

Старый год проводили. Встретили новый. Насытились и разогрелись. Захотелось подвигаться. Перешли в другую комнату, из которой хозяин предусмотрительно убрал лишнюю мебель, чтобы она не стала помехой. В ноутбуке у Олега было полно треков с популярными хитами. Начались танцы. Как обычно, парней больше привлекал медляк, а девушек – наоборот. Олег взял на себя обязанности диджея и запускал музыкальные композиции по справедливости, чтобы не обижать никого. Мише очень хотелось пригласить рыжеволосую девушку, которую звали Катей, но он не решался. И здесь случилось чудо – Катя сама пригласила его. Зазвучала какая-то невероятно красивая мелодия. Рыжеволосая красавица, проигнорировав поползновения других кавалеров, подошла к оробевшему Мымылу.

– Ну что, Мишаня, потанцуем? – спросила она с усмешкой, которая показалась парню лучезарной улыбкой богини.

Он с трудом сглотнул слюну и робко протянул руки, чтобы приобнять девушку. Катя ростом была выше него, поэтому в танце он смотрел в основном на ее подбородок. Не глаза были для него сейчас главными органами чувств, а руки, которыми он ощущал через блестящую ткань платья, словно сшитого из гибкого металла, горячее тело Кати. Танцевать Мымыл не умел, только неловко топтался на одном месте, стараясь не наступать партнерше на ноги. Девушку, похоже, это не слишком огорчало. Ее не интересовал танец сам по себе. Ей нужно было продемонстрировать другим девчонкам в компании, что именно она здесь королева бала. Разумеется, Миша ничего этого не знал. Он плавился, словно свеча, от ощущений, коих никогда еще не испытывал. И дело было не только в физическом сближении с девушкой, которая ему нравилась, но еще и в том, что он видел в этом знак судьбы.

Машину тряхнуло на очередном ухабе, и Мымыл Яткыргын вернулся из туманной страны воспоминаний в текущий момент своей жизни. Здесь и сейчас все было прекрасно. Даже более чем, ибо Катю сморил сон и она задремала, положив голову на его плечо, потеснив свою соседку по заднему сиденью. Зина-Тиныл была этим очень недовольна, потому что Семенова своим задом буквально втиснула ее в дверцу, но терпела. Дабы не показать виду, что она испытывает неудобства, девушка отвернулась к окну. Внедорожник все так же пробивался сквозь метельную мглу, которая стремительно подъедала остаток дня. Нельзя было понять, насколько они уже приблизились к желанной цели. За окном почти ничего не удавалось разглядеть, кроме снежинок, безумными кометами проносившихся мимо.

Лучше всех понимал, в каком положении они все оказались, конечно, Олег. Пройденный километраж составил всего полторы сотни километров из семисот семидесяти. А из одиннадцати часов, которые должна была занять дорога от Артыка до Магадана в нормальных погодных условиях, прошло уже около семи. Повернуть назад – не факт, что не собьешься с дороги или не застрянешь в заносах. Впрочем, то же самое могло случиться при движении вперед. Дотянуть хотя бы до Сусумана, где можно будет остановиться на ночь, а утром, глядишь, буран стихнет и дорогу расчистят. Олег еще крепче сжал руль и пристальнее всмотрелся в дорогу. Усталость давала о себе знать. Можно было посадить за руль Мишу, все-таки шофер, но какое-то суеверное чувство не позволяло Олегу остановиться. Словно от того, что он сейчас затормозит, может исчезнуть дорога и ничего, кроме бешено несущегося снега, не останется в мире.

Вдруг, будто в кошмарном сне, Олег увидел в нескольких метрах от капота своего внедорожника силуэт человека. Одновременно ударив по тормозам и вывернув руль вправо, Карпухин попытался уйти от столкновения. Машина пошла юзом, вылетела на обочину, развернулась поперек и встала. Двигатель работал на холостых оборотах, а водитель оцепенело смотрел прямо перед собой, не в силах ни убрать ногу с педали тормоза, ни выпустить из окостеневших пальцев руль. Сбил или не сбил, сбил или не сбил, сбил или не сбил?.. Память сработала словно фотокамера. Олег явственно припомнил, что невесть откуда взявшийся в заснеженных пустошах человек был небольшого роста и одет явно не по сезону. Яркая легкая курточка, какие в здешних краях носят нежарким северным летом, и шапочка с помпончиком… Ребенок?! Девочка!

С трудом отстегнув непослушными пальцами ремень безопасности и отворив дверцу, Карпухин не столько вышел из салона, сколько вывалился. Едва удержавшись на ногах, он первым делом принялся осматривать капот, страшась увидеть следы крови. Не обнаружил. Еще не веря своему счастью, побрел по тормозному следу, оставленному внедорожником. Даже в тусклом свете умирающего дня можно было отчетливо различить, что дорожное полотно, медленно, но верно сливающееся с ландшафтом в единое море снега, было девственно чистым. Судорога напряжения медленно отпускала Олега, он понял, что почти не дышал эти минуты. Вернувшись к автомобилю, он увидел лица друзей, с тревожным недоумением взирающих на него из ярко освещенного салона. Успокоительно покивав им, Карпухин принялся осматривать колеса. Он вспомнил, что слышал неприятный хлопок, который раздался за мгновение до того, как машина остановилась. К сожалению, хлопок ему не послышался – шина переднего правого колеса явственно просела под тяжестью автомобиля. Выругавшись сквозь зубы, его владелец попытался вспомнить: есть ли у него запаска или нет? И не вспомнил…