Каратель

Карты, как всегда, врали.

Я убил два часа, прежде чем смог подобраться к городку с юго-востока… То есть надеюсь, что теперь выбрался. Если не ошибся, пока крутился по проселочным дорожкам и едва приметным просекам, давно заросшим березовым молодняком.

Дальше кусты встали сплошной стеной, проехать невозможно. Да и не стоит, пожалуй. До городка меньше версты осталось. Если я не заплутал…

Я вылез из машины и пошел через лес. Ветви впереди редели, показались крыши домов. Метров через сто я пересек просеку – и дальше старых деревьев не было, лишь разросшийся молодняк.

Да, это и есть тот пустырь за больницей… Саму ее, правда, еще не видно. Как и морга за ней. И пристройки.

Но уже близко.

Последняя ниточка…

И – как знать, не оборвется ли вместе с этой ниточкой – и ниточка моей жизни…

Меня колотило мелкой дрожью. Я постоял, пытаясь успокоиться. Закрыв глаза, изо всех сил прислушиваясь – не шевельнется ли предчувствие.

Но оно молчало. И я чувствовал себя странно голым. Молчит ли предчувствие? Или вообще покинуло меня?

Нет, нет! Некуда было ему деваться. Когда два дня назад я ездил к дому Старика, предчувствие молчало – и все вышло удачно, ничего со мной не случилось.

Но, может быть, оно молчало – потому что ушло. А что все прошло нормально – так это просто совпадение. Потому что на том пустыре никого не оказалось. Сглупили пурпурные. А если бы они там были…

Я потер лицо ладонями, зажмурился до рези в глазах. Выдавил из себя эти предательские мыслишки и сосредоточился, как перед касанием чертовой суки.

Подавить все эмоции. Выровнять их, как ряд клавиш рояля. Все отжаты.

Чтобы внутри – все тихо. Тихо-тихо. Вот так, да.

Теперь можно открыть глаза и двигаться дальше. Медленно. Прислушиваясь к далеким шумам городка. К тому, как ветер ворошит голые прутья. Только ли ветер?..

Я сделал длинный крюк вправо, потом влево – не хочу, чтобы кто-то оказался за спиной, когда я буду думать только о том, что впереди.

Но в ушах – лишь шум ветра да легкий шелест ветвей – от ветра же. Когда раздвигает кусты спешащий человек, звук дугой. И перед глазами скользили только черные прутья кустов. И предчувствие молчало. Никого.

Тогда я двинулся вперед. Еще медленнее. Этот пустырь – самое подозрительное место вокруг. Если кто-то из пурпурных днем следит за больницей, моргом и пристройкой, должен поглядывать сюда. Не качнется ли ветка, и не мелькнет ли в черных кустах белое пятно лица…

У меня ушло десять минут, прежде чем я добрался до нужного места, вытащил из кармана зеркальце и осторожно поднял его в просвет между ветвями кустов. Покрутил, ловя нужное направление…

Я крутил зеркальце так и эдак, но попадал куда-то не туда. Я прекрасно помню задник больничных корпусов. Мы с Гошем проезжали совсем рядом, а потом я несколько дней следил за пристройкой. Точно с того места, где стоял сейчас.

Но в крошечном зеркальце все было развернуто, и еще мешались прутья кустов. Ни черта не понять, где там пристройка! Словно вообще в другое место приехал! А здесь нет ничего. Ни стены малинового кирпича, ни красной черепицы…

Прошло минут пять, прежде чем я понял, что пристройки и в самом деле нет.

Я убрал зеркальце, выбрался на ухабину повыше и выглянул поверх кустов.

Фонарики, на причудливых литых столбиках, остались. Осталась и мощеная площадка. А вот там, где была пристройка к моргу – лишь грязь, перемешанная со строительным мусором, из которой торчали столбы фундамента.

На стене морга остался силуэт пристройки: штукатурка отбита до старого желтого кирпича, по краям дырки толстых дюбелей. А посередине – новая кладка, полтора на два метра. Из хорошо знакомого плотного малинового кирпича.

Вот она, дверь, через которую я надеялся забраться внутрь. Сначала просто осмотреться и уйти. А потом, ночью, когда они все приедут, пурпурные проверят домик и уйдут, и чертовы суки останутся одни, я бы через морг вошел в эту дверь…

Уже не скрываясь, я выбрался из кустов и побрел прочь, вниз по угольно-черной дороге из свежего асфальта, чистенькой, без единой трещинки.

В голове было пусто.

Шлагбаум перед выездом на шоссе остался. Но красные диоды сейчас не горели. Такой же мертвый, как и останки пристройки…

Ноги сами принесли меня на стоянку чуть дальше по шоссе. В маленькую закусочную.

Здесь было тепло, здесь вкусно пахло, и здесь были живые люди. Я забрался на высокий табурет у стойки.

– Кофе.

– С сахаром, со сливками?

Я уже открыл рот, чтобы сказать да – на автомате, краем сознания, уйдя в то, что же мне теперь делать…

И теперь словно вынырнул из сна. Без всякого кофе.

Женщина внимательно глядела на меня. Должно быть, вид у меня был малость не в себе.

– С сахаром, со сливками?

– Давайте и с тем, и с тем.

Пока она доливала сливок, я оглянулся. Маленький зал на четыре крошечных столика. Два из них были заняты. Веселая парочка и грустный мужик, уткнувшийся в журнал, разложенный между чашкой и блюдечком с пирожными. Но я глядел на столик в углу. Сейчас там было пусто, но…

Я быстро выпил кофе и зашагал по новой дороге обратно к больнице.

Свернул на пустырь и стал продираться через кусты, потом пошел через лес.

Минут через пятнадцать выбрался к «козленку». Завел мотор и уже на колесах стал выбираться из глуши по едва заметным просекам.

Чтобы выбраться на нормальную дорогу, а потом на то шоссе, к стоянке, потребуется солидный крюк. Но это даже хорошо… Мне есть, о чем подумать.

+++

На стоянке перед кафе я выключил мотор.

Посидел, слушая осеннюю тишину и шум редких машин, пролетающих к городку. Главное, не ошибиться. Это последняя ниточка.

Я достал из бардачка карту Гоша, развернул. Два кружка красным фломастером. Первый – там, где дом жабы. Второй – здесь, больница с моргом и пристройкой, которой больше нет. Между ними пунктир, как удобнее всего ехать.

Вроде бы, то, что нужно…

Я еще посидел, разглядывая карту. Потом свернул ее и бросил на боковое сиденье.