Она опять грустно улыбнулась и покивала. И без холодных касаний видела меня насквозь.
– Иногда лучше выговориться, Влад, – сказала она. – Станет легче. Поверьте мне.
Это уже забавно! Я почувствовал, как сжались зубы.
– С чего бы такое участие?
– Я вижу, как вам плохо, – все так же мягко ответила она.
– А вам это не по вкусу?
Но она опять не обиделась.
Долго смотрела на меня. Я сосредоточился, ждал – вот теперь-то точно она попробует…
Но она не попробовала. Лишь пожала плечами:
– Не стану лукавить, я вовсе не желаю вам добра… просто так. Но пока я ваша пленница, пока я в полной вашей власти…
– Пока? – усмехнулся я.
– …моя участь будет тем легче, чем легче будет у вас на душе. Я единственная здесь, на ком вы можете сорвать злость.
Она снова грустно улыбнулась.
И я по-прежнему не чувствовал ни малейшего касания. Она соблюдала наш вчерашний договор.
И, может быть, она в самом деле хотела успокоить меня?
– Вы остались совсем один, Влад…
Не ради меня, конечно. Ради себя. Но иногда и кошка, что ластится и трется о ноги, успокаивает. Хоть немного, да успокаивает… А у Дианы были очень красивые глаза. Сейчас внимательные и понимающие.
И стоит ли притворяться – теперь, когда уже ничего не изменить?.. К чему? Иногда и вправду лучше выговориться…
– Кроме вас никого не осталось… – мягко роняла слова она.
Я вздохнул, и уже почти кивнул, соглашаясь принять ее участие…
– Совсем никого… – все падали ее слова.
Она сказала это мягко как прежде – а все-таки чуть иначе.
Вопрос. В глубине души для нее это был вопрос. И тень вопроса проскользнула в ее голос. Выдала ее.
Я удержал кивок.
Черт возьми! Почти попался, как доверчивый хомячок! Размяк, и чуть не выложил ей все, что она хотела знать – и что могло стоить мне жизни. Чертова сука…
Раздражение рвалось из меня, но я заставил себя сдержаться. Сначала поднялся со стула и шагнул к камину. Встал спиной к нему.
Так и теплее, и лица моего ей теперь не разглядеть. А вот ее лицо, когда она попытается вглядеться в меня, – ее лицо будет освещено до мельчайших деталей.
– Диана, вы так добры ко мне… Так участливы… – Только теперь я позволил себе улыбнуться, хотя не уверен, что это походило на улыбку, скорее на злой оскал. – У меня просто сердце кровью обливается, глядя, как вы пытаетесь выведать, что да как с моими друзьями, отчего да почему я здесь…
Я пытался разглядеть, как изменилось ее лицо. Но по ее лицу не прошло ни тени.
Ладно, сука! Я продолжил, чеканя слова:
– Глядя на все это, и заранее зная, что вам – это – не поможет. Вам ничего не поможет. Вы ничего не можете сделать, чтобы освободиться. Понимаете? Ни-че-го. – Кажется, что-то в ее лице изменилось. – И поверьте мне, вам лучше даже не пытаться. Ни той паутинкой, – я коснулся пальцем лба, – ни словесной.
Она лишь покачала головой, грустно глядя на меня. Будто все это время пыталась увещевать глупого упрямого ребенка, но теперь вынуждена признать: все бесполезно.
И, кажется, ни капельки не играла…
Хорошо, что я стоял к камину спиной. Не уверен, что сейчас я мог бы скрыть свои чувства. Черт возьми… Неужели – ошибся? Мне всего лишь показалось, что она хочет что-то выведать? Я сам себя убедил, что она изо всех сил старается узнать, остался ли я совсем один, или есть кто-то еще, кто-то, кто может прийти мне на помощь, если она попытается подмять меня… Убедил себя, что это интересует ее – потому что сам боюсь этого. Потому что мне это очевидно, потому что меня это грызет… Так? Тогда я только что чуть сам не подсказал ей, где мое слабое место, и на что ей можно надеяться. А может быть, и подсказал…
Черт возьми! Если я настолько не могу предсказать ее, то как же я буду с ней тренироваться? Ч-черт…
Она вздохнула, отвела глаза. И вдруг словно сбросила оцепенение. Живо оглядела остатки завтрака, положила нож на тарелку и заговорила, как ни в чем не бывало:
– Благодарю вас. Теперь, если вы позволите, я оставлю вас. – Она поднялась, шагнула от стола в темноту, где спрятались двери, но остановилась. Повернулась ко мне. – Да… А книга у вас?
– Что?
Хотя я понял, о чем она говорит. Все-таки я был прав. Не ошибся! Она в самом деле пыталась узнать, что у нас случилось. И все еще не оставила попыток. Не прямо, так окольными путями, но пытается. Знание – половина силы, не так ли?
– Книга у вас? – спросила она.
– Какая книга?
– Книга, которая была у алтаря, – сказала Диана.
И которую мы взяли. Потому что мы всегда берем книги сук – чтобы по крупицам выковыривать оттуда знание. И именно поэтому те пурпурные должны были забрать все книги в живых обложках из дома Старика. Потому что они, наверно, всегда так делают, и Диана это знает. Затем и спросила.
– А, та… – скучно протянул я. – «О четырех сущностях»… – Хотел бы я еще знать, о каких же сущностях шла речь. Я знаю только два рода чертовых сук. Даже Старик не понял, в чем там дело. – Ваш экземпляр был как-то помечен? Или другая такая же подойдет?
Диана очень внимательно глядела на меня, и я вдруг почувствовал, как холодным ветерком потянуло по вискам. Мигом собрался – но ветерок пропал еще раньше. Она одернула себя. Эта попытка проверить мои слова была у нее рефлекторной.
– Ай-яй-яй.
– Прошу прощения… – Она улыбнулась. – Привычка – вторая натура.
– Бросайте дурные привычки.
– Постараюсь… – в ее улыбку прокралось смущение, искреннее, незлое.
Если бы я только сейчас увидел ее впервые и не знал, кто она такая, – я ни за что на свете не поверил бы, что эта улыбка наигранная. Что эта женщина та, кем является на самом деле.