
Поцелуй феи. Книга 1. Часть 4
– Лала, – ответил ей Рун взглядом, полным юмора. – Тебе не надо искать повода, что бы я тебя оштрафовал. Если жаждешь моих штрафов, просто скажи. Я хоть сейчас… тебе пожертвую.
– Размечтался! С чего ты взял, что я ищу повода, жених мой дорогой? – развеселилась Лала.
– Ну, с того. Это было чудо не для меня. И не при мне, я спиной был к месту, где цветок появился, не видел, как это произошло. Тебе всё это тоже известно. Отсюда вывод – ты хочешь быть оштрафованной, невеста драгоценная.
– Ты прямо меня раскусил, котик, – рассмеялась Лала. – Только что же ты мне так всё растолковал, что я не виновата? Сказал бы, да, оштрафую, и всё, а теперь у меня нет повода соглашаться на штраф.
– Вот чёрт, – изобразил досаду Рун.
– Упустил ты своё счастье. Свой единственный шанс на штрафик.
– И правда. Тут я сглупил. Но ничего, на ошибках учатся. В следующий раз буду умнее.
– Ты думаешь, он будет, следующий раз?
– Я, солнышко моё, даже нисколько не сомневаюсь в этом, – совершенно искренне молвил Рун.
Где-то очень вдали в небе раздались отзвуки грома.
– Ну вот, всё-таки гроза, – немножко опечалилась Лала.
– Пойдём скорее, милая. Хотя наверное уже не успеем, – посетовал Рун.
Глава 2. В городе, день первый
– Кто таков и зачем здесь? – лениво осведомился стражник у городских ворот, преградив путь.
Дождь на удивление всё ещё едва покапывал, хотя гремело уже прилично, гроза была совсем близко.
– Просто крестьянин. Нур звать, – ответил Рун вежливо. – Иду из соседнего лордства в сторону столицы в поисках лучшей доли.
– Ну, найдёшь, сообщи. Мне как раз тоже надо, – рассмеялся стражник, отступая.
– Обязательно, – улыбнулся Рун. – А где тут постоялый двор подешевше, не подскажете?
– Подешевше это подальше от центральных ворот. А к этим воротам как раз ближнее. Топай по самой широкой улице, да смотри. Вывеска с гусём как будет, это оно.
– Спасибо, – Рун поклонился.
Они с Лалой прошли через ворота за городские стены. Лала с огромным интересом стала вертеть головой, разглядывая всё вокруг. Постройки, одежды прохожих, предметы быта.
– Рун, почему ты Нуром назвался? – полюбопытствовала она.
– Дабы никто не догадался, кто я, – объяснил он. – Я ещё когда уходил из деревни, решил что стану так представляться. Точно знал, слухи о тебе рано или поздно дойдут до всех в нашем королевстве. А значит и обо мне.
– У тебя настолько редкое имя, что прямо догадаются, лишь назовись? – подивилась Лала.
– Может я один такой и есть, – поведал Рун. – Это вообще-то женское имя. Руна. Родители ждали девочку, когда мама мной ходила. По всем приметам получалось, будет девочка, все бабульки знающие уверенно девочку предрекали. А родился я. Дед рассказывал, мама расстроилась очень. Уже привыкла к мысли о дочке.
На небе полыхнуло невдалеке. Лала так и застыла, в ожидании. Тут громогласно загрохотало, и она тихо вскрикнула. Рун поспешил её обнять, улыбаясь.
– Весело тебе, да, Рун? – произнесла она жалостливо с капелькой осуждения. – Мне страшно, а тебя это веселит. Вот ты какой.
– Вовсе и не веселит, – возразил он тепло. – Как бы умиляет. Это очень мило, почему-то восхищает это в тебе.
– Восхищает, что боюсь? – озадачилась Лала.
– Да. Это как красивые платья или длинные волосы. Делает тебя сильнее девушкой. Отчётливей чувствую сие. Поэтому возникает… острое желание оберегать. Особенно нужным тебе ощущаю себя в такие моменты. Тут много всего. Но я над тобой не смеюсь точно, уж поверь мне.
– Поверить великому врунишке, – с юмором посмотрела на него Лала. – Вот теперь держи меня, когда так запылал, Рун, а то упаду.
– Ты, солнышко, всё же преувеличиваешь моё величие, – усмехнулся он. – И очень сильно. Дождь усиливается, надо бы поспешить. Ножки совсем не держат?
– Совсем.
– Хочешь, понесу?
– Ну, понеси. Только чего тебе о дожде беспокоиться, котик, когда ты с феей?
– Так в том-то и проблема, красавица моя, – посетовал он, осторожно подхватив её на руки. – Нам нужно оставаться незаметными. Но это будет трудно, если я в дождь стану разгуливать по улицам совершено сухой. Немного не вовремя тебя ножки перестали держать. Не отпустить даже, чтобы промокнуть хоть сколько-то.
– Сам и виноват во всём, – буркнула Лала, сияя довольным личиком. – И если ты промокнешь, а потом прижмёшь меня, наверное и я промокну. Мечтаешь снова сделать моё платьице прозрачным?
– Вот засада, об этом я не подумал, – покачал головой Рун. – Я, милая, совсем не хочу делать твоё платье прозрачным. Ты расстроишься, будешь переживать, в чём мне радость? Да и вдруг опять поссоримся. В прошлый раз кое-как помирились.
На небе полыхнуло, и почти сразу раздался гром. Лала вскрикнула тихонько, её глазки наполнились испугом.
– На ручках чуточку страшнее, чем когда обнятая, – пожаловалась она. – Под крышу бы.
– Я потороплюсь, любимая, – пообещал Рун.
Он зашагал быстрее и более широким шагом. Домишки вокруг стояли достаточно аккуратные, хоть и небольшие. Главная улица всегда отличается повышенной презентабельностью зданий. Главная – это та, что является основной артерией для перемещения по городу и за его пределы. Она всегда лицевая, самая престижная в квартале, не важно, о каком квартале идёт речь, бедном или для жития богачей. Лучшие дома квартала всё равно будут на ней. И это вполне логично, ведь она предлагает множество преимуществ. Тут чаще ездят всадники, чаще снуёт люд по всевозможным делам, значит проще привлечь покупателей или клиентов. Что делает её соблазнительным местом жительства для разнообразных торговцев и ремесленников. А ещё на ней безопаснее, чем на узких улочках и в проулках, чище, легче ориентироваться. Ходит стража, шире дорога, упрощая перевозку габаритных грузов. Ну а если она ещё и рядом с городскими воротами, это наделяет её и другими повышенными удобствами. Всякий город имеет несколько ворот. Центральные неизменно выходят на большую дорогу, они, можно сказать, парадный вход в город. Остальные, как правило небольшие, обеспечивают горожанам проход к лесам, лугам, близлежащим деревням, и т.п. Их востребованность тоже очень велика. Лес в немалой степени кормит и горожан, и тем более кормят селяне, подвозящие продовольствие со своих хозяйств. Луга источник пастбищ и сена. Посему кварталы непосредственно у ворот весьма популярны у определённого контингента: охотники, лесорубы, собиратели ягод, грибов и душистых трав, ведуны, пастухи любят их за удобство близости к месту своей трудовой деятельности. Ещё здесь часто располагаются казармы стражи, конюшни, склады. В общем, и вблизи ворот главная улица показатель достатка. Поселиться на ней не каждому по карману. Оттого и домики тут посимпатичнее. Вот только если ворота не центральные, и ведут не на дорогу к другим городам, а просто в лес, через них является не так много странников, что означает, содержать подле них постоялый двор не самое разумное решение. Рун внимательно вглядывался в периодически попадающиеся вывески. Встретились им с Лалой на пути булочная, цирюльня, кузня, дом бондаря, лавочника, алхимика, пивовара, молочника, горшечника, гробовщика, портного, водовоза. И никакого гуся. Дождь уже пошёл относительно сильный, благо народ попрятался, почти никого вокруг, а те, кто был, спешили, не слишком озираясь по сторонам. Да и кому интересен незнакомый паренёк-простолюдин? Никому. Рун немного подуспокоился. Быть сухим в дождь… чёрт его знает, чем чревато. Даже если кто-нибудь обратит внимание, даже если расскажет другим, поверят ли, придадут ли значение? Или предположат, что пригрезилось? Есть шанс и на второе. И всё же это зависит от силы дождя и от числа свидетелей. Надо поторапливаться так или иначе.
Впереди, рядом с одним из домов прямо по улице бегали пять кур. В городах подобная картина не редкость. Курица самая удобная птица – неприхотлива, несёт яйца, источник пера и мяса, вдобавок всеядна, что не дай, склюёт. С ней не бывает отходов пищи. И умна, от жилища слишком не отдаляется. Не ожидая никакого подвоха, Рун продолжил путь в сторону сей пернатой пятёрки, но едва приблизился, куры внезапно выстроились в ряд, словно солдаты в шеренгу, и стали синхронно кланяться, кудахча. Наклонятся, и хором «ко-ко-ко», наклонятся, и «ко-ко-ко». Не успели они поклониться и пару раз, как пред ними села ворона, точно командир, и присоединилась к ним карканьем, тоже начав бить поклоны. Они «ко-ко-ко», она «кар-р-р». Ехавший вблизи на телеге босоногий мужик аж остановил лошадь, уставившись на это. Потом перевёл взгляд на того, в чью сторону птицы исполняли свой номер, на Руна, изумлённо таращась. Его лошадь вдруг поклонилась, озадачив его ещё сильнее. Рун сделал вид, что тоже удивляется всему. Торопливо прошёл мимо. Лала помахала живности ручкой, рассмеявшись.
– Ох, милая, – озабоченно проговорил Рун, как только они немного отдалились от места странной встречи. – А звери-то тебя видят.
– Ну конечно видят, любовь моя, – подтвердила Лала. – Волк с нами был, а ты и не догадался?
– Ну, волк меня не особо волновал. Как-то не придал значения. Я сухой, животные кланяются. Ох, не кончится это добром.
– Не переживай, львёнок, – приободрила его Лала по-доброму. – Ты Нур, я незначима. Нам главное, чтобы не узнали, кто мы на самом деле, всё остальное как будто не важно.
– Я всё же несколько иного мнения, – вздохнул он.
Мимо пробегала собака. Поравнявшись с ними, села, глядя влюблёнными глазами, и давай бить поклоны. Наклонит голову и «гав-гав», наклонит голову и «гав-гав».
– Да что же это такое, – простонал Рун в растерянности. – Не вели себя животные так раньше. Что происходит?
– Магии во мне слишком много, суженый мой, – поведала Лала. – Кажется, в этом дело.
Двое мальчишек встали как вкопанные неподалёку, дивясь на собаку. Тут дождь хлынул, точно из ведра, полился плотным шумным ливнем. Но они даже не шелохнулись. Пёс тоже и не подумал прервать своё представление. Вверху ослепительно засверкало. Через миг грянул гром, да так сильно, что оглохнуть можно, Лала вскрикнула, побледнев. Рун осмотрелся кругом, словно в последней надежде, ища хоть какой-то выход. И сквозь пелену водяных струй вдруг отчётливо различил рисунок белого гуся.
– Вон наша вывеска, – с облегчением поспешил сообщить он громким голосом, дабы его слова не потонули в звуках прохудившихся небес. – Сейчас укроемся, Лала, не бойся.
Оставшееся расстояние Рун проделал бегом, и вскоре они наконец скрылись от непогоды, животных и чужих глаз за спасительной дверью.
***
Первое, что почувствовали Рун и Лала, оказавшись внутри, это запах еды. Много разных аппетитных ароматов витало в воздухе.
– Ой, как вкусно пахнет! Прямо голова теперь уже от этого закружилась, – восхитилась Лала.
Вокруг в помещении были расставлены грубо сколоченные столики с лавками, за несколькими сидели люди, обедая – за одним два стражника, за другим четверо монахов в поношенных обрядниках, за третьим рыжеволосый дяденька в типичном облачении охотника, за четвёртым бородатый мужик в залатанной крестьянской одежонке и женщина в платке с ним. Толи дождь загнал всех, толи урочный час был подкрепиться. Сбоку в большом камине горела пара поленьев, создавая ощущение уюта и помогая ослабленному тучами тусклому солнечному свету, проникающему снаружи в окна, лучше разгонять полумрак.
– Похоже, это харчевня, а не постоялый двор, – поделился наблюдением Рун. – Напутал что-то стражник? Сейчас поедим, Лала. Всё равно, пока дождь, никуда не пойдём. Ты чего хотела бы поесть?
– Пирожок какой-нибудь. И кашки. И молочка, – принялась перечислять Лала с энтузиазмом. – И сыру ещё чуточку. Всего хочу. Только не похлёбочки. Соскучилась по обычным кушаньям.
Перед ними нарисовался лысоватый гладко выбритый мужичок в чёрной жилетке. Поглядел строго:
– От дождя или по делу? Если от дождя, ступай себе мимо.
За окнами загрохотало, не так оглушительно, как это было на улице, но Лала всё же вздрогнула.
– Да дайте парню переждать, жалко что ли? – подал голос один из монахов.
– Жалко, – не без едкости заявил мужичок. – Ходют, грязь наносят, убирай за ними потом. Можно и на крыльце дождь переждать.
– Да ты взгляни на него, он же чистенький, словно помылся только что, – вступилась за Руна дородная женщина в поварском фартуке, тоже подойдя. – Ты откуда такой чистый, когда там льёт? Даже следов на полу нету.
– На крыльце стоял, как дождь начался, – объяснил Рун. – Думал, зайти или нет. Мне вообще-то на постоялый двор надо. А не в харчевню.
– Долго же ты там думал, похоже, – заметил мужичок. – Это и есть постоялый двор, чудак-человек. И харчевня тоже. Тебе комнату надо? На сколько?
– А сколько у вас стоит в день? – аккуратно поинтересовался Рун.
Мужичок оценивающие осмотрел его с ног до головы, прикидывая.
– Ладно, с тебя два медяка, так и быть. Всё равно клиентов мало.
– Тогда на три дня остановлюсь.
– Деньги вперёд, – потребовал мужичок.
– Хорошо. А можно сперва поесть? – попросил Рун. – Что у вас стоит? Сразу за всё и заплачу.
– У нас недорого, – поведал мужичок. – Дешевле всех в городе, не боись. За пару монет накормим до отвала, за напитки отдельно, я же не знаю, сколько ты выпьешь. Некоторые горазды вино хлестать.
– Мне вина не надо, – сообщил Рун. – Просто поесть. Каши на молоке тарелку большую. Пирожок с ягодой или с капустой, или с творогом, что-то такое. Кружку молока. И прямо по чуть-чуть ещё чего-нибудь. Сыру один пластик тоненький. Мёду одну ложку. Сколько это будет стоить?
Мужичок поглядел на него скептически, покачал головой.
– Один медяк, – ответил он. – Эх, что за клиент нынче пошёл. Ложка мёда? Это что такое? Да уж. Садись пока, жди кашу свою. Сколько тебе времени надо на заказ, Аза?
– У меня пшено запарено. Считай, нисколько. Пару минут, – отозвалась женщина в фартуке.
Она направилась к внутренней двери справа от прилавка, и вскоре скрылась за оной. Мужичок ушёл за прилавок, уселся на стул, со скучающим видом. Рун с Лалой проследовали к ближайшему из свободных столов. Он помог ей сесть. За окном полыхнуло, и Лала на секунду напряглась, пережидая гром.
– Когда же гроза закончится, – вздохнула она. – Значит, вот таковы у вас постоялые дворы? Я немножко другого ожидала. Тёмненько тут. Грязненько. Грубоватое всё. Мебель. Но пахнет вкусно.
– Откуда ж взяться свету, коли снаружи всё тучами заволокло? – пожал плечами Рун. – Не дворец поди. Это аристократы жгут свечи не жалея. Просветлеет небо, и тут наверняка не столь мрачно станет. Мне где сесть, рядом или напротив?
– А сам-то ты как думаешь, заинька? – поиронизировала Лала.
– Рядом приятнее тебе. А напротив мне. Чтобы любоваться на тебя, – серьёзно сказал он. – Да и так говорить сподручнее.
– Всё никак не налюбуешься?
– Никак.
– Ну, садись напротив, так и быть.
– Спасибо, милая, – он уселся, полез в сумку, дабы достать из узелка семь медных монет.
– Рун, почему ты ложку мёда всего заказал? И пластик сыра? Ты-то не фея, тебе мало будет.
– Лала, я обойдусь. Крестьяне не тратят деньги на излишества, – объяснил он. – Деньги тяжко даются. Обычно, когда ты без феи. А тратятся в миг, лишь начни. Я кашей наемся без проблем. И с удовольствием. Тоже надоела грибная похлёбка уже. Пол пирожка, думаю, мне достанется, зная, как ты ешь. Наемся точно.
Глазки Лалы погрустнели.
– Я, Рун, никогда не была в нужде, – промолвила она. – Никогда-никогда. Я не знаю, каково это, не мочь покушать вкусненького, или даже страдать от голода. Отказывать себе во всём.
– Ну, на то ты и фея, – улыбнулся он добродушно. – Я вот не знаю, каково это, летать. И никогда не узнаю. Каждому своё.
– Вообще-то ты летал, Рун. На свинке, – напомнила Лала.
Рун рассмеялся. Лала тоже. А потом снова стала серьёзной.
– Может мне наколдовать тебе денежек перед уходом, любимый? Я теперь сильная. Есть шанс, что смогу, – предложила она.
– Да не надо, не переживай за меня, голубка моя, всё будет хорошо.
– Ты так говоришь, Рун, чтобы я не волновалась, а будет ли всё хорошо, ты и сам не знаешь.
– Ну, даров у меня немало уже от тебя. Один договор со зверьми чего стоит, – заметил Рун. – Ты хоть понимаешь, насколько это ценно? Лес кормит, и мне теперь не нужно в нём ничего бояться. Не пропаду я, Лала, не хуже других поди. Другие же не пропадают, даже без даров. И не твои ли это слова, что деньги, волшебством доставшиеся, опасны?
– Опасны, – подтвердила Лала. – У вас тут всё опасно, Рун. Может тебя ограбят. А может развратит богатство, сделает скупым, надменным, эгоистичным, жестокосердным. Но не обязательно же. Как мне уходить, зная, что ты бедняк, и останешься им возможно навсегда?
– У меня полтора десятка монет серебряных, не такой уж я и бедный, – возразил он. – Это целый капитал. Вложишь с умом в хозяйство, будешь поживать припеваючи. Просто хозяйства пока нет. И хозяйки. Потому что за меня никто-никто не хочет выходить. Включая некоторых здесь присутствующих.
– Бедняжечка, – с тёплой иронией посмотрела на него Лала. – Нет, Рун, я так не могу. И страшно, когда там гремит.
Она пересела к нему, прижалась, разулыбавшись:
– Вот так гораздо лучше. Любуйся отсюда. Я, милый, вряд ли бы была хорошей хозяйкой. Я ничего не умею по хозяйству.
– Ну, для меня это не главное. Главное, чтоб понежнее была. Остальное ладно уж.
Лала вздохнула.
– И всё же у меня болит за тебя сердечко. Подумай насчёт даров, мой смелый лев. Даже если придётся лишнюю жертву за это. Я соглашусь.
– Ого! – без всякой шуточности подивился Рун. – Первый раз слышу от тебя подобное. А можно просто лишнюю жертву, без даров? Это будет самый ценный дар для меня.
– Нет, – заявила Лала весело. – Жертва должна быть обоюдной. Ты соглашаешься на дар, я на второй поцелуй.
– Жаль, – посетовал Рун. – Я всё же не могу на это пойти. Это будет против чести. Итак совесть гложет, что принял дар учения во снах. Но вообще… приятно знать, что ты готова на такое ради меня. Ты правда-правда на это бы пошла?
– Конечно, – со всей своей искренностью молвила Лала. – Переживаю я за тебя, славный мой.
– Значит, было бы вдвойне нечестно принять от тебя за это жертву.
Из-за двери, куда ушла женщина в фартуке, появилась, держа поднос, миловидная девушка лет четырнадцати, с чёрными волосами, заплетёнными в длинную косу, в неброском опрятном платье. Подошла к их столу, стала составлять снедь:
– Вот, нате, кушайте на здоровье.
– Спасибо, – Рун протянул ей монетки, и обернулся к хозяину заведения. – Дяденька, я заплатил. Семь монет. За три дня и эту еду.
– Да-да, – кивнул тот.
Тем временем Лала с воодушевлением изучала глазками полученные яства. На столе пред ней предстали большая тарелка горячей, так что шёл пар, рассыпчатой пшённой каши, кружка с молоком, плошка с пирожком и кусочком сыра, и плошечка, где было налито мёда на донышке. Ко всему прилагалась ложка. После полутора месяцев романтических лесных будней это казалось целым рогом изобилия. Пиршеством.
– Ой, как аппетитненько! – восхитилась она.
– Ну, ешь, моя лебёдушка, – улыбнулся Рун. – Мёд можешь в кашу себе добавить, если хочешь. Или наоборот, положи каши в мёд.
– Я медок потом скушаю, как десерт, – ответствовала Лала, сияя довольным личиком. Отправила первую порцию каши в ротик, и засияла ещё ярче, разулыбавшись. – Ой, какая замечательная!
Рун достал свою ложку. Девица не уходила, глядя на него.
– А ты путник? – спросила она с любопытством. – Ты раньше к нам не захаживал.
– Путник, – подтвердил он.
– Издалече?
– Не очень. С севера, с соседнего лордства. Иду далече, в сторону столицы.
– Далеко, – уважительно произнесла девушка. – А какие новости там у вас последние?
– Я ногу в пути подвернул, – поведал Рун. – Долго шёл по лесам поэтому. Боюсь, все мои новости уже сильно устарели.
– Понятно, – интерес девицы сразу угас.
– Принеси нам ещё вина, красавица, я тебе расскажу новости, – добродушно обратился к ней один из монахов, в обряднике жреца луны.
– Хорошо, – оживилась она, сразу направилась к скучающему за прилавком хозяину заведения, отдала ему медяки, тот подал ей кувшин вина.
– Не приставай к клиентам, Вая, – укорил он её спокойно.
– Да всё равно дождь, носа не высунуть, почему бы и рассказать, – оправдал девушку монах благожелательным тоном.
– Вот видите, папенька, – заявила Вая.
Мужичок в жилетке только вздохнул, но промолчал. Вая отнесла кувшин монахам. Сама присела чуть в сторонке, приготовившись слушать. Святые отцы разлили вино по кружкам, пригубили, закачали головами одобрительно.
– Ну, вот моя новость, – заговорил монах в обряднике жреца луны, придав голосу ноток таинственности. Гром снаружи усилил это ощущение чуть ли не до зловещего. – Есть в одной деревне старушка, которая землицей повелевает. Лишь поведёт она рукой, и грядка прополота становится, проведёт ещё раз, и взрыхлёна или полита. Проведёт снова, и подвядшие растения оживают, поднимаются здоровёхоньки
– Слыхала, Лала? Это же про мою бабулю речь идёт, – поразился Рун. – Вот это прославилась!
– Ну конечно, котик, подобное чудо очень редкостное, так всё и должно быть, – отозвалась Лала.
– Что это за новость? Это всем давным-давно известно, – состроила разочарованную гримаску Вая. – Это бабушка того дурачка, что фею поймал. Фея её одарила.
– Ну да, известно, – признал монах. – Но вот про неё свежая новость. Понаехали к ней мужи учёные со всех лордств окрестных, и давай изучать да исследовать её дар. Заплатили ей за это… много. Мешок серебра.
– Этого я ещё не слыхала, – снова заинтересовалась Вая.
– Ну вот. И давай они её просить сделать то и другое. Вырой яму в два человеческих роста, говорят. А она рукой лишь махнёт, и пожалуйста. Закопай, говорят, назад. Она тут же и закопала, да так гладко, что и холмика не сталось. Словно некопаный целик сверху.
– Ого! – подивилась Вая.
– Поставь, говорят, столб из земли, в три роста человеческих. А она и это запросто. Да мудрёный такой столб, вовсе и не как столб выглядит, а как идол резной с лицом. Создай, говорят, зверя живого из землицы.
Глазки Ваи округлились:
– И она смогла?
– Нет, этого не смогла, – с сожалением поведал монах. – Сделала фигуру оленя в натуральную величину. Но неживого.
– Всё равно здорово, – восхитилась Вая.
– И стали учёные мужи проверять её магию. Сколько оной в ней. Пробовали разные методы замысловатые, и так и эдак. И подносили амулеты, на чары реагирующие, и мазали её чем-то, и давали снадобья пить специальные, и отрезали волосы и ногти, исследуя через алхимию, она всё делала, за мешок серебра чего не сделаешь. И как ни пытались, выходило, что магии-то в ней и нет совсем. Вон оно сколь загадочно. Магия фей необъяснима для человека, совершенно иначе устроена. Непостижима для нашего ума и наук наших. Вот к какому заключению они пришли.
– Да, – покачала головой девушка, явно пребывая под впечатлением от услышанного.
– Надо же, бабуля разбогатела, похоже. Хоть поживёт в достатке, – шепнул Лале Рун.
– Опасный дар у старухи-то, – заметил один из стражников. – Можно тела прятать, что и не найдёшь. Если лишь взмах рукой, и могила, а второй, и закопано, и даже и не видать, что копали, то убил, и всё, и без следов. За один миг. А можно, пожалуй, и убивать. Живьём схоронил, после задохшегося достал и обобрал.
– Ну уж, вы и скажете, – озадаченно упрекнул его монах в обряднике жреца неба. – Это же старушка, а не разбойник.
– Да я про дар, а не про неё, – пояснил стражник. – Сам дар опасный.
– С таким можно похоронное дело открывать. Очень выгодно, – поделился соображением бородатый мужик-крестьянин. – Могилы копать и закапывать одним взмахом. Не надо работников, не нужны лопаты. И быстро, хоть сотню в день похорони. В войну и мор озолотишься.
– А про саму фею нет новых слухов? Не нашлась она? – осведомилась Вая.
– Да разное болтают. Мол, появлялась то там, то сям. Но в слишком отдалённых друг от друга местах. И свидетели единичны, а не так как раньше, целыми толпами, – молвил монах. – Ушла она наверное в свой мир. Долго уже нет.
– Ой, накушалась, пузико трещит, – сообщила Лала довольно. – Как же наскучалась по всему.
– Тогда я остальное доем, ежели ты не против, – озвучил свои гастрономические планы Рун.
– Конечно, коли в тебя столько влезет, мой хороший, – улыбнулась Лала. – Всё же странно быть здесь и слушать о себе, как будто меня нет. Хотелось бы показаться. Но нельзя. И знаешь, Рун, люди совсем другие, когда меня не осознают. Я вас таких ещё не знаю. Естественные очень. Именно такие, какие есть на самом деле в обычной жизни. Более настоящие. Приятно узнать вас такими, какие вы есть. Словно целый новый мир открывается.