
Энциклопедия будущего
Ничтожность потенциала негативных настроений в обществе, связанных с копиями, в значительной мере зиждется и на практически полном отсутствии конкуренции между ними и оригиналами в романтической сфере. Робот может вытеснять человека из амурных отношений с другим человеком, служить заменой любимой/любимого, заменой семьи (см. раздел о личных роботах), копия же вследствие коррекции попросту неспособна ни на какие отношения, да и внешность её, в отличие от робота – идеально выглядящего существа, не располагает к таковым (вдумайтесь только, биосинтеты – ныне единственные представители Homo Sapiens, подверженные внешностному старению, седине и морщинистости, проблемам с весом, облысению, ведь их презентабельностью и омоложением хозяин, вполне очевидно, не слишком озабочен, часто они косматые, грязные, оборванные, воняющие, некоторые родители ими реально пугают детей, и пугаться есть чему. «Роскошный» вариант для романтических воздыханий, не правда ли? Говоря простым языком, ничего кроме отвращения у женщин они не вызывают. Даже те, кто скопирован недавно и ещё сохраняет лоск, присущий оригинальности, всё равно уже ассоциируется с сообществом мерзковатого на вид неоригинального отребья и потому заставляет дам брезгливо кривить носик). Объективности ради следует признать, личного робота покупают именно с целью подмены им объекта романтического общения, то есть в буквальном смысле робот никого не вытесняет, а лишь занимает пустовавшее вакантное место, позволяет расширить вариативность выбора партнёра, предоставляет альтернативу – если ваш любимый человек находит невозможным более продолжать с вами отношения и ищет спасение от одиночества в обществе бездушной машины, наверное это ваша вина, и машина тут ни причём. Как бы там ни было, факт в том, что дубликат такой альтернативы не предоставляет вовсе, не может рассматриваться в качестве романтического конкурента, благодаря чему градус неприятия к нему в обществе ниже, чем мог бы быть в ином случае, и ниже чем к роботу. Разницу легко почувствовать хотя бы на примере роботхейтеров («роботхейтер» в дословном переводе означает «роботоненавистник», подробней о них см. в разделе о роботхейтерах). Роботхейтеры – это общественное движение, пропагандирующее недопустимость замещения человека в труде, и тем более в общении, человекоподобной техникой, радикальные их ответвления отстаивают свои взгляды в том числе криминальными методами вплоть до физического уничтожения роботов. В отношении копий ничего подобного в империи не наблюдается. Несомненно, определённую роль тут играют и вполне прагматичные причины. Копий достаточно сложно ненавидеть, потому что ненависти к ним очень трудно давать выход. Агрессия против робота не будет интерпретирована в обществе как жестокость или бессердечие (исключение составляют роботы живого класса), против дубликата же она будет расценена таковой безусловно и не вызовет ничего кроме осуждения. Аналогичная ситуация и в ответственности за неё перед законом. Уничтожь робота, и придётся всего лишь выплачивать владельцу за порчу имущества. Несанкционированное причинение вреда здоровью пусть и искусственно созданного но вполне человеческого существа сулит те же уголовные последствия, что и за причинение ущерба здоровью полноценного имперского гражданина. Ещё у копий есть коррекция поведения. Это так же не вдохновляет на агрессию против них. Во-первых, коррекция как проблема проявляется в их чрезмерно бурной реакции на боль. Она слишком шокирует обывателя. Ударишь дубликата, и тот разревётся как дитя, отчего ударившему станет стыдно, а окружающим неловко. Во-вторых, она ставит агрессора в тупик бесперспективностью попыток унизить неоригинальных собратьев словом. Суть унижений в том, что человек должен почувствовать себя униженным, уязвлённым, обиженным, облитым грязью, только тогда они достигнут своей цели, копия же благодаря коррекции не даёт на них никакого эмоционального отклика, она не способна обидеться или расстроиться, как её ни оскорбляй, ей всё равно, что вы там говорите в её адрес, вы можете распаляться, брызгать слюной, исходить желчью, блистать остроумными язвительными колкостями, она останется спокойна и безмятежна как младенец, словно вы пустое место, а то и просто отвернётся от вас и займётся своими делами. В результате единственное, чего добьётся злопыхатель, это выставит себя в глупом свете, ведь со стороны всем будет казаться, что его демонстративно не уважают, не принимают всерьёз, что объект его нападок относится к нему как к чему-то мелкому малозначительному. Граждане, недолюбливающие дубликатов, обычно предпочитают их просто не замечать, игнорируют. Реализуют свою неприязнь к ним через презрение и высокомерие. В результате внося этим свою немалую лепту в копилку терпимости, потому как нетерпимость всегда выражается в действии, а не в бездействии. И всё же, хочется ещё раз подчеркнуть, главная причина гораздо большей терпимости общества к копиям в сравнении с роботами определённо в том, что копии заметно менее конкуренты людям, чем роботы. Во всяком случае, так утверждает современная социологическая наука. И у нас нет оснований ей не верить.
Несмотря на сосредоточенность копий в периферийных регионах империи и практическом отсутствии их в центральной её части, существенных отличий в отношении населения периферии и центра к ним не наблюдается. Есть свои мелкие особенности, выражающиеся, как мы уже указывали чуть выше, даже в языковых аспектах, в терминологии копирования и т.п., но в целом разницы практически не обнаружить. Зато, как ни странно, она достаточно явно обнаруживается у среднестатистического гражданина империи в зависимости от его гендерной принадлежности. Как показывают межслоевые социологические исследования, женщина в целом воспринимает дубликатов более негативно, чем мужчина. Если для последнего они обычно просто малозначимые объекты, недостойные внимания, представительница прекрасного пола нередко испытывает к ним чувства сродни отвращения и неприязни. Объяснение этому социологи находят в трудовой конкуренции: биосинтеты плохо способны проявлять мужские черты характера, у них не столь явно выражена так называемая «мужская логика», соответственно им сложно претендовать на рабочие места там, где данные качества необходимы, то есть женщине они составляют большую конкуренцию, заставляют её чувствовать себя менее социально защищённой. Впрочем, не все согласны, что причина именно в этом. Специалисты в области социальной психологии видят её в том, что слабый пол не подлежит копированию и потому никак не ассоциирует себя с копиями. Психологи говорят, главное здесь, дубликат для женщины – дурная пародия на мужчину, он выглядит не совсем как мужчина, ведёт себя не по-мужски, ещё более бесчувственный, ещё хуже способен её понять, совершенно не воспринимает её как женщину и не реагирует на неё, как на женщину, невнятное неестественное неприятное неэстетичное бесполое существо, с которым затруднительно общаться и в обществе которого неинтересно и некомфортно пребывать.
Значимым достоинством копий, отличающим их от всех прочих мыслящих искусственных созданий – от роботов и фантомов – указывают их абсолютную безопасность в цивилизационном плане. Считается, роботы разумного типа потенциально представляют угрозу для человечества, потому как хоть и маловероятен, но принципиально не невозможен такой сценарий, при котором они со временем смогут самоорганизоваться в подобие самостоятельной цивилизации и предпримут попытку военными или иными средствами избавиться от людей, как от главных своих конкурентов за место под солнцем. С фантомами та же проблема. Пусть они и виртуальные существа, но и у них есть теоретические шансы колонизировать реальный мир, скажем, посредством радиоуправляемой техники. А значит и они опасны. Утверждать, что опасность исходит и от дубликатов, что и они способны в теории организовать свою параллельную цивилизацию, естественно, было бы чистым безумием, ведь они и человек с биологических позиций есть один и тот же вид. И хотя среди накопленных за века продуктов массовой культуры можно обнаружить и книгу и даже снятый по ней фильм, повествующие как некий гражданин, имея в личном распоряжении биокопировальный агрегат, создал миллиарды своих аналогов, построил их силами в глубоком космосе собственную империю и попытался завоевать и обратить в рабство все заселённые людьми звёздные системы, никто такие выдумки всерьёз не принимает. Напротив, биосинтеты считаются исключительно полезными для человечества, способствующими ускорению развития цивилизации и росту её потенциала.
Переходим к вопросам, характеризующим отношение общественности к дубликатам лишь косвенно, но тоже очень важным для понимания, каково оно и почему оно именно такое. Первый из них, это конечно же вопрос нравственности. Выше мы уже упоминали коррекцию поведения и то, как она снижает остроту морального груза общества при всей схожести копиевладения с рабовладением. Здесь мы добавим к сказанному пару моментов. Разговоры об этичности копирования и торговли получаемой посредством него человеческой продукцией ведутся можно сказать с начала времён, с тех самых пор, как миру была явлена первая копия. Но явлена она была в эпоху войн за объединение империи и незнающих никакого разумного предела межкорпорационных конфликтов, осуществлявшихся по всем направлениям, от пропагандистского и разведывательно-шпионского до диверсионно-террористического, и даже в виде открытых военных противостояний. Действенных инструментов сдерживания корпораций и контроля над ними тогда наработано ещё не было, и людям технология биосинтеза казалась надеждой на какой-то выход, как возможность спасения родных хотя бы через их воссоздание, возможность восстановления семей, потерявших близкого в войне или теракте, как инструмент обессмысливания политических и диверсионных убийств важных персон. В этом плане копирование оказалось неэффективным, однако оно дало исключительный эффект в пополнении высококвалифицированной рабочей силы, потерянной в результате боевых и террористических действий. В кризисные годы разгара войны за объединение империи принятое правительством волевое решение, вводящее практику производства копий, как меру противодействия нехватке специалистов на рынке труда, обеспечило столь мощный толчок имперскому ресурсно-экономическому потенциалу, что, говорят, именно это предопределило неизбежность победы над сепаратистскими звёздными системами. Легко догадаться, после такого стало непросто находить желающих зарабатывать политические очки на речах о неэтичности и неправильности копировальной индустрии. Взаимосвязанные с ней дебаты на тему этики периодически ведутся в имперском парламенте и поныне, но ведутся они крайне вяло, и скорее имеют источником инерционность бюрократической машины, чем реальные потребности населения. В целом общество привычно считает, возможно не без влияния государственной пропаганды, что раз дубликат не страдает, никакого ущерба общественной морали здесь не наносится, так как ущерб ей наносят именно страдания ближних, обществом игнорируемые; копия не есть человек в полном смысле этого слова, потому что создана искусственно, создана с определённой целью – служить человеку, в служении её основанная функция, без которой её существование теряет всякий смысл, а значит сравнивать копиевладение с рабовладением некорректно, раб – это представитель людского рода, лишённый свободы, копия же – это рукотворное изделие, порождённое именно для неволи, говорить о её свободе столь же глупо, как о свободе роботов или игрушек, к тому же у раба нет никаких прав, а у неё их полно, включая право на жизнь, на обеспечение всем необходимым для нормальной жизнедеятельности, на защиту от жестокого обращения. Если наделить робота воспоминаниями и личностью человека, он не станет от этого менее роботом, пусть даже будет считать себя живым, разумным и сознающим. То же и с дубликатами. Они всего лишь дубликаты – существа сродни роботам. Есть же биороботы – вполне живые твари, и никто не говорит, что эксплуатировать их жестоко или неэтично.
Казалось бы, ведущую роль в расстановке акцентов при формировании воззрений общественности на копиевладение должны играть люди художественного искусства, ведь как известно, именно они во многом ведают моралью социума. Они поднимают серьёзные и болезненные вопросы, показывают и дают почувствовать через свои произведения, что хорошо, а что плохо, учат состраданию посредством развёрнутой демонстрации страданий своих персонажей. И они живут этим, обдумывают, анализируют, обыгрывают в сюжетных сценах каждый день. А значит их взгляды на рабство не могут быть никаким иными кроме осуждающих, в какой бы форме оно не практиковалось. Но вот не наблюдается такого. Занятная уникальность копировальной индустрии в том, что возможности зарабатывать на себе очки и репутацию морального гуру она не предоставляет. К примеру, захоти какой-нибудь писателишка или режисёришка показать всю глубину мучительности бытия несчастных биосинтетов, правдиво сделать это у него не будет ни шанса. Ну как показать в фильме, что копия страдает, если она НЕ СТРАДАЕТ. Совсем. Ни капельки. В какие неоригинальные глаза не загляни, они совершенно довольны жизнью. Или как минимум излучают спокойствие и удовлетворённость обстоятельствами происходящего с ними. Кроме того, дубликаты с их деструкторной деградацией личности слишком примитивны и потому попросту неинтересны в качестве героев произведений читателю-зрителю.
Второй из важных для нас косвенных вопросов касается отношения общественности к копированию приложительно к людям, идущим на таковое за деньги. Пропаганда и реклама преподносят копировальное донорство не только как выгодное, но и как общественно значимое дело: если гражданин позволяет себя скопировать, это ответственный гражданин, то есть приносящий пользу обществу, не являющийся лишь паразитом на нём, лишь потребителем его благ. Культура, не осуждая практику эксплуатации копий, не осуждает и тех, кто зарабатывает на сдаче дубликата, ей интересны психологические моменты – внутренняя борьба с собой при принятии решения, копироваться или нет, страх увидеть себя со стороны и одновременно любопытство, побуждающее познать свою суть и таким способом, осознание того, что ты уже не уникален во вселенной, потому что есть ещё один, полностью подобный тебе – всё это тематика, которую она обычно обыгрывает, давая пищу для размышлений эстетам и интеллектуалам. Массовая культура предпочитает психологии цинично-прозаические вопросы быта, отражая в фильмах весь спектр возможных вариантов положительных и отрицательных последствий соприкосновения человека с технологиями производства второго себя. Городские легенды и слухи волнуют умы байками, как некто страшно разбогател, получив за свою копию безумные деньжищи, или наоборот, был перепутан с той после синтеза и страдал в неволе, пока она бессовестно наслаждалась плодами его труда, его бытом, его жизнью. Добавим к этому исключительную нечастость околокопировальных волнений в повседневности человека, ведь мы помним, что единовременно в мире допускается существование лишь одного дубликата имперского гражданина, дубликаты же далеко не так сильно подвержены смерти «от невыносимых условий», как предполагает насмотревшийся бюджетных фильмов обыватель, всякий из них в теории может прожить и 20 лет, и 30, и 50, а если хозяева сочтут его ценность достойной затрат на омоложение, так и гораздо дольше вплоть до трёхсотлетия (об омоложении см. раздел о продолжительности жизни); то есть даже когда рекрутские компании находят некоего субъекта перспективным для копирования и способны заинтересовать его финансовой стороной вопроса, копироваться он сможет в среднем не чаще чем раз в 32 года – именно такую цифру статистка приводит в качестве наиболее характерной продолжительности бытия биосинтезированных людей.
В результате получаем, что среднестатистический гражданин относится к копировальному донорству неопределённо и достаточно спокойно, как к чему-то несущественному в своей жизни, у чего есть как положительные так и отрицательные стороны, а какие из них перевешивают, чёрт его разберёт, да и кому это интересно. Конкретный отдельный не среднестатистический гражданин может смотреть на копирование совершенно по-разному: с осуждением, неодобрением, отвращением, негодованием (вызванным, чего тут греха таить, обычно ревностью или завистью к тем своим более удачливым коллегам и знакомым, кто «вытянул счастливый билет», получив за снятие дубликата достойный гонорар), опаской, интересом, как на волнующее приключение, хороший способ заработать лёгких денег, счастливую случайность, доказательство своей значимости, возможность дать выход своим патриотическим устремлениям, почувствовать себя полезным членом общества, и т.д. Главное здесь, у большинства всё это вовсе не принципиальная позиция, она легко меняется под действием обстоятельств, человек может брезгливо плеваться, слыша как его сосед похваляется проявлением своего патриотизма (а заодно и размером полученного за копию вознаграждения), и тут же с готовностью и радостью бежит в биокопировальную фирму сам, забыв все свои казавшиеся столь твёрдыми убеждения, если предложение стать донором поступило наконец и ему. В целом в обществе факт своего копирования принято относить к событиям умеренно интимного характера, о которых излишне не распространяются. Впрочем, сорвавшие на нём куш случается и хвастают этим напропалую, словно выигрышем в лотерею, для высококлассных специалистов сумма копировального контракта ещё и индикатор их профессионализма, позволяющий впечатлять знакомых и удостоверять свою состоятельность, незаменимость и востребованность на рынке труда работодателю.
Если порыскать по бесконечным спискам реестра имперской регистрационной палаты, содержащим полный перечень всех официально представленных на территории империи общественных движений и организаций, среди оных обнаружится целый ряд и таких, что так или иначе связывают свою основную деятельность с копировальной индустрией. Одни из них выступают в защиту дубликатов, призывая наделить тех большими гражданскими правами, другие требуют полностью запретить практику копирования, как аморальную, есть и те, что борются лишь за ограничение использования труда копий в целях увеличения числа рабочих мест для оригинального населения. Однако всё это крайне малочисленные объединения, никакой сколь-нибудь заметной роли ни в общественной ни, тем более, в политической жизни империи не играющие – обыватель не слишком разделяет их идеи, к тому же ни для кого не секрет, зачастую подобные структуры состоят в финансовых отношениях с профсоюзами и производителями роботов, а так же за мзду выполняют заказы одних фирм по дискредитации других, то есть служат инструментом недобросовестной конкуренции. Единственное, где фактор их влияния всё же просматривается – это в условиях содержания биосинтетов. Известно, в регионах, имеющих отделения организаций, защищающих права копий, копиевладельцы в целом лучше обращаются со своим живым имуществом из опасения стать объектом преследования правозащитников.
Внешний вид копий
Рассказ о внешностном образе копий мы пожалуй начнём с их одежды. Исторически сложилось, что она содержит области с особой раскраской, сигнализирующей о принадлежности носящего к дублированной братии. Было время, когда обряжать так живую собственность строго предписывалось имперскими нормами ответственного копиевладения, ныне же это скорее лишь дань традиции и правило хорошего тона для копиевладельца. Полностью из свода норм положение об одежде не исчезло, однако перестало быть обязательным, будучи изменено в части описания характера исполнения с «надлежит» на «рекомендуется», что подразумевает отсутствие административных санкций за нарушение. Подобная либерализация не только способствовала упрощению эксплуатации труда биосинтетов, но и привела к большей гармонии в их взаимоотношениях с гражданским обществом. Всё дело в определённой разнице взглядов на возможность выявлять их визуально, наблюдаемой у граждан империи в зависимости от места проживания. Население центральных секторов, где повстречать дубликата на улице – большая редкость, в массе своей не находит ничего положительного в том, чтобы тот выделялся из толпы, мозоля всем глаза. Житель периферии, напротив, привык зрительно легко отличать третьесортных неоригинальных представителей человеческой расы от прочих людей и не желает здесь что-либо менять. Поэтому специальная одежда – характерный атрибут именно копии, обитающей в провинции. Причём лишь такой, кто может посещать общественные места – бизнесмены с периферии предпочитают не раздражать народ и муниципальные власти несоблюдением правил негласного этикета, но если биосинтет работает и живёт в пределах некоего предприятия, будучи изолирован от глаз стороннего обывателя, стилем его наряда незачем и заморачиваться. Интересно, что виртуальные среды, когда они общедоступны, в полной мере считаются полноценными общественными местами, и на них так же распространяются все нормы ответственного копиевладения включая норму об одежде. В официальных документах спецраскраску вещей для дубликатов принято называть «служебной окраской» или «W-окраской», в быту же её обычно именуют пим-цветом, а одежду, ей украшенную, соответственно пим-одеждой или, в шуточном варианте, «пимжамой», «пимжаком» и т.п. Согласно специальному дополнению к имперскому правовому кодексу, служебной окраской считается узор, состоящий из ярко-оранжевых и чёрных, или ярко-жёлтых и тёмно-синих треугольников, последовательно чередующихся по цвету и соединяющихся рёбрами в единые неразрывные геометрические фигуры, как правило в полосы, прямоугольники или окружности. Общая площадь участков ткани, содержащих такой рисунок, в кодексе не оговаривается, указано лишь, что они должны быть достаточными для уверенного распознавания с расстояния не менее 15 метров и должны присутствовать как спереди так и сзади.
Конкретно во что будет одета копия, зависит от много: от функций, которые она исполняет, от места работы и места квартирования, от ценности её для владельца, от личности владельца и взглядов оного по поводу нарядов своего подневольного персонала. Скажем, прислуживающий миллионеру дубликат в статусе доверенного лица (тот, кому удалось завоевать расположение хозяина и стать для него «своим») вполне может носить дорогущие костюмы, пошитые на заказ, конфигурируемые, функциональные, такого качества, что иногда и не снились его оригиналу. Тогда как неоригинальный чернорабочий на какой-нибудь забытой богом ферме или убогом малом предприятии скорее всего будет обряжен в тряпьё, рваное, грязное, не факт что без убойного запаха пота и мочи. В массе своей от одежд копий не стоит ожидать конфигурируемости, она проста, незатейлива, словно из прошлых тысячелетий в смысле технологичности и используемых материалов, но всё же она относительно чистая и не рваная – тут играют роль и вопросы гигиены со здоровьем, и комфорт nomade-сотрудников, вынужденных работать вместе с дубликатами, и суждение окружающих о самом хозяине по его собственности – неопрятная характеризует его не самым лучшим образом, да и аспекты морали тоже имеют значение – плохая забота о людях, пусть и искусственно созданных всегда всем довольных, вряд ли пойдёт на пользу имиджу.
Переходим к главному «блюду» нашего повествования о внешности. Копия – это конечно явление исключительное в эстетической жизни имперского общества. Исключительно отличающееся от прочего населения. Хотя бы потому, что она стареет. Как уважаемый читатель уже знает из раздела о продолжительности жизни, граждане империи стареть не склонны, и бедный и богатый максимум могут выглядеть на биологический возраст чуть за 40, да и то это уже близко к экстриму, обычно визуальный возраст меньше, 22-35 его типичный предел. С копиями всё иначе. Случается, их тоже омолаживают, но в основном всё же нет. Даже старичков столь дряхлых на вид, будто они ровесники Тутанхамона, не проблема обнаружить среди дублированной братии. А уж просто седых и пожилых в их рядах пруд пруди. Предостаточно. Обыватель современности не привык видеть старость. Во всяком случае, тот что живёт в центральных секторах, где дубликатов нет. Туристов из центра, посещающих периферию, буквально шокирует внешность состарившегося биосинтета, если им посчастливилось впервые пересечься с ним на улице. У копии есть шансы жить долго и в молодом теле только при выполнении двух условий: хозяева а) слишком ценят её, и б) достаточно богаты, чтобы тратить приличные по меркам большинства жителей империи деньги на её полноценное омоложение. Распространено заблуждение, что омолаживают преимущественно копий-учёных, так как они элитный контингент по сравнению с теми, кто занят простым физическим неквалифицированным трудом. На практике всё как раз с точностью до наоборот. Лица со столь существенно скорректированным поведением слабо способны к обучению, поэтому эффективность дубликата-учёного с каждым годом падает, его опыт попросту устаревает. Владельцу нет никакого смысла омолаживать подобную собственность, проще лет через 15-20, когда толку от неё станет совсем чуть, сбыть её по бросовой цене и купить свежую замену с более актуальными знаниями. В физическом же труде надёжный усердный исполнительный хорошо зарекомендовавший себя за много лет работник иногда стоит двух, и молодой организм тут имеет значение, еле передвигающий ноги иссохший старичок много не наработает, да и от быстро устающего ещё не старого труженика «в годах» отдача будет слабовата. В любом случае владелец практически всегда омолаживает копию очень умеренно, выборочно, выверено, только в тех компонентах, которые непосредственно нужны для дела. Омоложение слишком затратная процедура, чтобы было по-другому. У занимающихся физическим трудом антивозрастному реверсу обычно подвергают некоторые органы и костно-мышечный аппарат, у работающих с людьми (продавцов, консультантов, секретарей, слуг и т.д.) повышенное внимание уделяют внешнему виду, возвращая молодость в первую очередь их кожному покрову, чтобы они не оскорбляли чувство эстетики клиентов своим увядшим обликом, причём нередко рачительный хозяин оплачивает устранение состаренности лишь открытых участков их тел – лица, шеи, кистей рук. И всё же даже частичное омолаживание требует затрат, и если стоимость дубликата невелика и он не имеет для владельцев повышенной ценности, последним часто проще избавиться от него и купить себе нового, чем заморачиваться его возрастреверсной терапией. Тем более, что частичное омоложение не самое рациональное вложение денег, ведь такой «омоложенный» вполне может ненароком умереть от старости или от причин, прямо или косвенно связанных с возрастными изменениями организма. Да и к болезням он чересчур предрасположен.