Поцелуй феи. Книга1. Часть2

За ужином бабуля передала им все свежие деревенские новости. Самыми интересными из которых были две. Одна из них касалась Руна.

– Сынок, ты знаешь, – произнесла бабушка с огорчением. – Говорят, у нас в деревне многие на тебя злы. Мне не высказывает никто ничего, но передают про тех, кто высказывал. Охотно так. Во всех деталях. Я же теперь… меня уважают. Вот и передают всё. Сердятся на тебя люди, сынок. Что фею заставляешь выйти за себя.

– Ну что это за глупости такие! – удивилась Лала. – Никто меня не заставляет. Ну я же объясняла всем. Как было. Где тут принуждение? Ни капельки и нет. Я счастлива, ведь это видно по мне. Зачем же зло держать на Руна?

– Не знаю, доченька, – отозвалась старушка. – Любят тебя. Как святую. Поэтому волнуются. А кто-то может и из зависти на Руна осерчал. Поди тут разбери.

– Вы им рассказывайте, бабушка, что я счастлива. И что хочу этой свадьбы. И что… меня никто не принуждает. Одно лишь моё слово, и он отпустит. Правда, Рун?

– Да правда, правда, – усмехнулся он. – Тут и пытаешься прогнать, а не уходит.

– Они не понимают, что это ты мой, а не я твоя, – рассмеялась Лала. – Я тебя поймала.

– Я буду рассказывать, доченька, – кивнула бабушка. – От зависти, я думаю, всё это. Завидывают нам многие. Не могут смириться. Рун у нас вон теперь каков. К барону в гости ходит. Я как ни похвалюсь сегодня, что его барон позвал, так все немели, выпучив глаза. Неслыханное дело.

– Немножко привыкнут, и перестанут завидовать, – с надеждой предположила Лала.

– Хорошо бы, – вздохнула бабушка. И вдруг расцвела улыбкой. – Ох, а что ещё я вам поведаю! Ена, дочка главы нашего. Тоже юбку зашила высоко. Как дочка печника делала. И тоже по деревне. Глава примчался, как погонит её… много было крику в их дворе потом.

– Ой-ёй-ёй! – расстроилась Лала, – Как же это? Ещё одна? Прямо эпидемия. Подражания мне. Это плохо. Я виновата. Я девушкам пример подаю, неподобающий для них. Надо и к ней сходить, Рун. Наверное не сегодня уже. Поздно. Но надо.

– Лала, да ты что?! – с некоторой озадаченностью обратился к ней Рун. – Ты правда не понимаешь?

– Чего не понимаю? – воззрилась она на него вопросительно.

– Это всё специально. Разыграно для тебя. Чтоб ты пришла к ним. Заманить пытаются к себе. Я думаю, всем в деревне это очевидно. Только никто вслух не скажет. Главы боятся.

Лала продолжала глядеть на него с полным недоумением.

– Лала, – произнёс он мягко. – Ты пойми, у нас деревня. Все знают всё про всех. Когда с дочкой печника Эммой это случилось, все-все в тот же день знали, что отец её сильно поколотил. И точно уж с утра все знали, что ты ходила утешать её. И Ена знала. И отец её. Они это спланировали, чтобы ты пришла утешать Ену. Это яснее, чем ясный день.

– Не может быть! – не поверила Лала, округлив глазки. – Неужто они такие?

– С тобою все хотят свести знакомство. Наших деревенских-то не проведёшь подобным. А ты добрая. А я глупый по их мнению. Вот и попробовали. После Эммы позор уже поменее для её последовательниц будет. Мне кажется. Да и про дочь главы не станут много плохого болтать. И замуж ей ещё не выходить с год-два. Когда придёт пора, никто уж и не вспомнит.

– Я тоже думаю, что это специально, дочка, – подтвердила бабуля. – И Ена-то никогда наивностью не отличалась. Как Эмма. Это та… уже почти на выданье девица, а всё как девочка ещё. Ена иная.

– Вот это да! – расстроилась Лала. – Это они такие нехорошие? Надо пойти их постыдить.

– Ты что, Лала! Они этого и добиваются. Чтоб ты пришла. Нельзя к ним идти, – покачал головой Рун. – Они перед тобой с огромным удовольствием покаются. А может будут всё отрицать, и ты себя почувствуешь ещё и виноватой пред ними. Не надо к ним ходить.

Лала смотрела на него с сомнением и неуверенностью.

– Не надо, – почти взмолился он.

Она вздохнула:

– Ну ладно. Не пойдём. Но они нехорошие. И меня считают глупой, кем можно манипулировать. Мне обидно.

– Ты не глупая, Лала, – ласково заверил её Рун. – Ты просто не знаешь нашей местной жизни. Бог с ними.

– У-у-у, нехорошие! – с негодованием проговорила Лала, не в силах успокоиться. – Заслуживают наказания. Вот возьму и накажу. Не знаю. Надо бы. Нельзя так.

– Любимая, коли не пойдёшь к ним, это и будет им наказанье, – объяснил Рун. – Себя выставили в дураках пред всей деревней. Правда они не из стыдливых, и никто смеяться в глаза им не посмеет. Но всё же будут сами ощущать, что проиграли. Нормальное наказание. За такой проступок.

– Быть может, – мрачно согласилась Лала.

– Дочка, а как бы ты их наказала? Волшебством? – полюбопытствовала бабушка.

Лала кивнула:

– Конечно. А как иначе? Приворожила бы как-нибудь. Чтоб неповадно было. Не очень зло.

– А как например?

– Ну…, – Лала задумалась. – Например, чтобы целый час икали все непрерывно одновременно, все в такт.

– Жестоко, – улыбнулся Рун.

– Они нехорошие, – серьёзно сказала Лала.

– Ох, наелся славно, – довольно заявил Рун. – Спасибо, бабуль.

– И я накушалась. Спасибо, добрая бабушка Ида, – присоединилась к нему Лала.

– На здоровье, дети. Идите уж милуйтесь, покуда ещё не стямнело, – добродушно промолвила старушка. – Я сама всё приберу.

Слово «милуйтесь» мгновенно вернуло Лалу в приподнятое настроение. Сразу как будто и забыла про семейство главы.

– Такая вы замечательная! – просияла она. – Руну повезло с вами. А у меня папа… строг больно. Мама правда тоже добрая.

Бабуля разулыбалась. Рун вдруг понял, что и она сейчас счастлива. Не часто он такое видел – счастливую улыбку на её устах. Лала всех вокруг делает счастливыми. А может просто вносит безмятежность в жизнь людей. Когда ещё так было, чтобы они спокойно ждали осень, не боясь неурожая, не опасаясь голода зимой? Никогда. Не бывало такого. К тому же бабушка теперь в почёте, все с уважением стали относиться, даже слегка с благоговением как будто. У неё всё хорошо. Поэтому и счастлива. Он порадовался за неё про себя. Поднялся из-за стола, подставил Лале руку:

– Прошу вас, леди.

– О, боже мой! – рассмеялась Лала, с приязненным очарованием глядя на него. – Лишь стоило у лорда погостить, и уж галантностью проникся. Мой рыцарь.

Она с достоинством подала ему свою ручку, поднялась.

– Да я теперь и сам как лорд, – похвалился Рун не без юмора. – Происхождением не вышел, зато манерами и сердцем благороден.

Лала залилась смехом.

– Что это с тобой сегодня? – весело подивилась она.

– Настроение хорошее. Почему-то.

– Я знаю почему. Потому что наелся наконец, – лучась улыбкой, произнесла Лала.

– Потому что ты со мной. Любимая, – возразил он.

– Вот уж не верю!

– Дети, идите уже, мне прибраться надо, – поторопила их бабуля беззлобно. – Только не шалите там.

– Феи не шалят с мужчинами, бабушка Ида, – заверила её Лала с сияющим личиком.

– Так и надо, – одобрительно отозвалась старушка.

Рун с Лалой вышли в огород. Небо наполовину было в облаках. Начинало понемногу смеркаться.

– Вот мы и снова вернулись к тебе, лавочка моя дорогая! – радушно проговорила Лала. – Прямо родная уже. Жду не дождусь каждый раз, когда на тебе окажемся.

Но сесть Рун ей не дал. Обхватил руками и прижал к себе.

– Ой! – сказала она довольно. – Пылкий ты сегодня, ох и пылкий. Мой кавалер. Держи меня только.

Они смотрели друг другу в глаза с теплотой.

– Почему мы так счастливы, Рун? – тихо спросила Лала голоском, исполненным радостью бытия.

– Ну ты-то понятно почему, – усмехнулся он.

– И почему же?

– Потому что влюблена в меня без памяти.

Колокольчик Лалиного смеха наполнил воздух своими нежными переливами.

– А ты почему? – полюбопытствовала она шутливо.

– А я, потому что человек объятий. Обнимешь меня, тут мне и хорошо становится, – пояснил он с серьёзным лицом.

Лала снова фыркнула от смеха.

– Нет, – возразила она. – Потому что я красавица. Поэтому.

– Ну, может быть.

Они смотрели и смотрели друг на друга.

– Рун давай сегодня подольше не ложиться. Наскучалась, – попросила Лала нежно.

– Давай, – согласился он.

– Только всё же надо на лавочку сесть. А то ножки дрожат.

К сожалению не всегда желания совпадают с возможностями. Лалу, как и вчера, очень быстро разморило от счастья, ну и от накатившей усталости тоже. Она прямо засыпала. Руну пришлось проводить её до лежанки, хоть она и пыталась противиться. Но всё же сдалась. Улеглась на свою перинку. Он взял её за ручку, она улыбнулась сонно:

– Какой чудесный был сегодня день. А завтра будет… замечательный. Песенки слушать. В город поедем. Очень замечательный. Правда же, Рун?

– С тобой, моё солнышко, все мои дни замечательные, – ласково поведал он.

Лала засияла улыбкой ещё ярче. Так и заснула, сияя. Почти мгновенно. Рун посидел подле ещё немного, и с сожалением отпустил её ручку. Она была в такой позе, что не удержать, когда сам ляжешь. Свет её улыбки начал медленно угасать. Угасал, угасал, и угас совсем, сменившись на спокойное умиротворение.

«Ну ничего», – подумал Рун. – «Завтра снова вспыхнет. Сразу как встанем».

Он снял рубаху. Усмехнулся, что опять она не видела его голый торс. Может с утра увидит. Может нет. Ей как будто хотелось увидеть. А ему хотелось делать всё, что ей хочется. Плохого она не пожелает. Он разулыбался, думая о ней. Сам не заметил, как уснул, погружённый в счастливую мечтательность.

***

На небе горел алым огнём рассвет. Стояло дивное утро. Они спали вместе. Снова в лесу. Почему-то совсем не чувствовалось магии. И счастья от неё. Но было всё равно очень приятно сердечку. Так хорошо. В объятьях почивать.

– Рун. Ты не спишь? – позвала она тихонько с нежностью.

– Нет, дорогая Лала, – ответил он, открыв глаза.

В его светлых зрачках отражалась любовь. «Он же не может меня любить», – продумала Лала. Но мысль эта сразу ушла от неё, как что-то неважное мимолётное. Им было хорошо. Сердечко пело. «Да от чего же ты поёшь, глупенькое»? – улыбнулась про себя Лала в весёлом удивлении. Но и это было неважно. Важно, что оно пело, даря чудесные счастливые мгновения.

– Заря прекрасна, – с восхищением произнёс Рун звучным голосом.

– Да, очень, – отозвалась она, разделяя его восторг.

– Но ещё прекрасней ты. Любовь моя, – продолжил он. Да так… трепетно и проникновенно. Что прямо согрел её сильнее ярких утренних солнечных лучиков.

– Что это с тобой сегодня? – порадовалась она.

– Я счастлив от тебя. Вот что, – заявил он с интонациями рыцаря-поэта, декламирующего стих возлюбленной даме. – Твоё лицо, твоя улыбка, твои крыла, твой гибкий стан. Всё совершенством переполнено. За что даровано мне небом наслажденье? Тобою любоваться. В свете дня, в ночи. Прижать тебя к себе, даря своё тепло, и нежность, и любовь, и ласку. Это блаженство, быть с тобой, смотреть в твои глаза, как в океаны безмерной бесконечной красоты. Ты жизнь моя, ты рай мой, ты…

Он вдруг замолчал, а затем сказал уже без всяких поэтических изысков, но столь искренне и душевно. Аж растрогал:

– Я очень люблю тебя, Лала.

– Я тоже тебя очень-очень люблю. Но только как друга, – с бесконечной приязнью мягко объяснила она.

– Принцесса, вы само очарованье, – он снова перешёл на поэтический тон.

– Ты знаешь, что я принцесса? – изумилась она.

– Давайте скрепим этот чудный миг признанья наших чувств кровавой жертвой, что мне была обещана давно, – настойчиво поглядел он на неё.

– Ну ладно, если ты так хочешь, – промолвила она растерянно.

Он придвинул к ней своё лицо. Их губы сблизились. Она ощутила его дыхание и стук своего трепещущего сердечка. Закрыла глаза. Ещё миг, и он должен был случиться. Её первый поцелуй. Но не случился почему-то. Она открыла глаза. Рун смотрел на неё с очень странным выражением лица. Она вдруг поняла, что на ней совсем нет одежды.

– Ой! – вырвалось у неё с ужасом.

Она торопливо прикрыла ручками всё, что способна была прикрыть, чувствуя, как покрывается краской стыда, а её ум наполняется смятением.

– Я не грешница! – проговорила она расстроено и исполнено болью, словно возражая кому-то.

– Бесстыжая! – с негодующим осуждением воскликнула невесть откуда взявшаяся бабуля, строго взирая на них, лежащих. – Как смела опорочить ты свой трон, свою семью и своё королевство?!

Почему-то голос бабушки к концу фразы стал папиным басом, а затем и она сама обратилась в папу, сверкающего гневными глазами. Лала испугалась до паники. Внутри у неё всё похолодело.

– Я не виновата! – чуть не плача произнесла она. – Я не знаю, что это.

– Сгори же, подлая! – с наигранностью плохого театрального актёра продекламировал отец, воздел руку, та засияла синим светом, в его кулаке сверкнула молния, оглушающе загрохотав.

Лала вскрикнула и проснулась. Была ночь, за окном шёл дождь, слышалось затухающие отзвуки грома.

– Что случилось, Лала? – обеспокоенно спросил Рун тихим голосом. – Грозы испугалась?

– Разбудила тебя, мой хороший? – виновато отозвалась она тоже очень тихо. – Кошмарик приснился.

– А-а. Ясно, – успокоился Рун. – Я от грома проснулся. Грохнуло рядом, а тут и ты закричала. Думал, опять… как в лесу. Грозы боишься. Сильно страшный сон?

– Ужасный.

– И что тебе приснилось?

– Папа. Грозил мне, за то что я с тобой. И бабулечка твоя вместе с ним.

– Понятно. Вообще-то бабуля рада, что ты с нами, Лала. Очень.

– Я знаю, Рун.

– А папа твой… Ты кажется говорила, твои родители хотят, чтобы ты обрела могущество. Без человека это не выйдет, насколько я понимаю.

– Всё верно.

– А во сне, значит, они хотели нас разлучить?

– Нет.

– Нет? За что же гневались тогда?

Лала некоторое время молчала. В наступившей тишине было слышно, как мирно посапывает бабушка.

– За то… что я с тобой… ночью.

– А-а.

– Приснилось, что мы как в лесу спим. А тут они. Жуть.

– Да уж, – улыбнулся Рун.

За окном на мгновенье ярко вспыхнуло. Через пару секунд по небу прокатились громовые раскаты.

– Рун, мне страшно, – жалостливо сказала Лала. – Можно мне к тебе?

– Никак нельзя, Лала, – с добрым сожалением ответил Рун. – Бабуля ж, вон она. А то твой кошмар станет явью.

– Да её трубами не разбудишь, даже гроза ей не мешает, – настаивала Лала.

– Нельзя, Лала, прости, – усмехнулся Рун.

– Эх ты. Ну что ты за рыцарь такой? – постыдила она его.

– Когда это я успел стать рыцарем? – поинтересовался он весело.

– Мне страшно, а ему смешно. Ты нехороший, – буркнула она как будто с обидой.

– Ну прости, милая. Просто ты хочешь невозможного.

– Очень даже возможного.

– Я между прочим без рубахи.

– Ну и что. Всё равно темно. Или надень её. Долго что ли? Только и ищешь оправданья.

– Нельзя, Лала, – очень мягко произнёс Рун. – Я не могу радовать одного дорогого мне человека, огорчая другого. Бабуля горевать будет. Переживать сильно. Если узнает. Нельзя.

– Ох уж эта бабулечка, – вздохнула Лала. – Может ей к барону переехать? В замок. На время. Я его попрошу, он её пустит.

Рун рассмеялся беззвучно. Лала тоже.

– Вот так фея! – подивился он.

– Я хорошая, – возразила Лала. – Просто я хочу быть счастлива. Твоей бабулечке понравилось бы в замке.

За окном снова полыхнуло, а затем загрохотало.

– Дай хоть руку-то, – с укором попросила Лала. – Страшно.

– Ой, прости, – Рун потянулся к ней, вскоре нащупал во тьме своими пальцами её тонкие пальчики. – А в замке поди не было бы страшно ночевать в грозу?

– В замке не так страшно. Там стены вон какие, – подтвердила Лала.

Они замолчали. Бабушка с сопения перешла на похрапывание. Лала опять вздохнула.

– Ну почему я такая несчастная, – горестно запричитала она. – Ну вот он же ты, один шаг только сделай, прижмись, и будешь спать в объятьях ангела, счастливая. И нельзя. За что!?

Рун почувствовал по голосу, что её горесть не притворная, не в шутку.

– Лала, ну не переживай, – ласково попросил он её, – Лишь завтра встанем, я тебя сейчас же прижму к сердцу. Надолго, обещаю. Потерпи.

– Ты только говоришь, а сам найдёшь какие-нибудь дела. И я одна останусь.

– Ох, Лала, мне же завтра за хворостом надо, – спохватился он. – Обещал бабуле сегодня с утра.

– Ну вот, – молвила она с мрачным разочарованием.

– Я постараюсь рано встать, красавица моя. Чтоб поскорее воротиться. И в замок. Ты езжай одна. А я туда приду, как закончу. Я быстро, пару часиков без меня побудешь у барона.

– Рун, нет, не уходи пока я сплю, – почти взмолилась Лала. – Я не могу так. Всю ночь одна, и потом столько одна. Обняться надо утром. Потом иди.

– Время больше займет тогда, у барона одна дольше будешь, – попытался убедить её Рун.

– Сам только что пообещал с утра прижать к сердцу. Слово держать надо, мой дорогой жених, – безапелляционно заявила Лала. – Я лучше подожду дольше, но обнятая.

– Ну ладно, – сдался он. – Я уж в нетерпении жду утра. Так хочется. Тебя прижать.

– И мне, – голосок Лалы приобрёл радостные нотки. – Ложусь с мечтою, что вот проснусь завтра, и тут… Такая сладкая мечта. Хорошая.

– Могла бы замуж выйти. За меня. Хотя бы понарошку. И все твои мечты…Я тебя не обижу, Лала, не притронусь даже. А вернёшься, кто там у тебя узнает, что тут ты выходила?

– Я буду знать. Так нельзя, мой славный. Быть невестой понарошку приятно. А женой понарошку противно. Это гадко. Пойми, Рун. Есть разница.

– Ну, по правде выходи. Я так и быть, согласен.

– «Так и быть» – передразнила его Лала, фыркнув со смеху. – Не понимаю я тебя, Рун. Зачем ты предлагаешь? Чтоб пожениться, нам для начала надобно хотя бы влюбиться в друг дружку. А мы не можем. Оба.

– Говори за себя.

– Ну даже только за себя, Рун, – серьёзно сказала Лала. – Я думаю, я была бы очень счастлива с тобой. Очень. Но всё же мне б хотелось выйти замуж по любви. А не по дружбе. Прожить всю жизнь и не познать самого прекрасного чувства на свете? Ужасно было бы. И для тебя, поверь мне, тоже. То, что меж нами – не любовь. Хоть и оно замечательное. Похоже очень на влюблённость. Но не она.

– Тебя же выдадут не спросив. Это по любви? – осторожно заметил Рун.

– Если муж будет добрый и ласковый, всё равно полюбится. Женское сердце так устроено, заинька мой. А человека я полюбить не смогу.

– Э-эх, помирать мне в одиночестве похоже, – посетовал он с притворной грустью, словно укоряя её.

– Найдёшь ты себе кого-нибудь, милый, – подбадривающе молвила Лала. – Все находят. Полюбишь. И стану я для тебя тогда… просто добрым воспоминанием. Без всякой тоски и сожалений о расставании.

Он лишь покачал головой:

– Ах, Лала. Я-то ведь не фей. Все обо мне дурного мненья. Какую б я не полюбил. Ответом будет лишь презренье. Бросишь меня, так до старости и просижу в лесу. Правда теперь с медведями да волками. Всё хоть какая-то компания.

– Когда ты с феей, Рун, другие девушки уж по-другому станут на тебя смотреть. Ты будешь им интересен. Очень. Поверь.

– Пока ты со мной, я им интересен, – согласился он. – А вот когда уйдёшь… Все будут потешаться и говорить какой я идиот. Мнил себя женихом феи. А остался ни с чем. Ещё хуже станет, чем до тебя.

Лала вздохнула.

– Ты уж теперь почаще меня обнимай, такого разнесчастного – усмехнулся Рун. – Как в плату за страданья. За то что я с тобой.

– Так я об этом и мечтаю. Тебе немножко приплатить. Прямо сейчас. Платила б и платила, – разулыбалась она.

– Запишешь в долг. На завтра.

– Боюсь, Рун, не сомкнуть мне глаз. От ожидания расплаты.

– Могу посоветовать ведунью. Здешнюю. Зелья от бессонницы варит… Вмиг уснёшь, – с комичной деловитостью поведал он.

Его старания комика увечились успехом. Он услышал как Лала тихонько смеётся.

– Ты нехороший, – сказала она ласково.

– То-то ты так мечтаешь обо мне, – иронично ответил Рун. – Выходит, феи любят нехороших. В разбойники податься что ли. Глядишь, тогда и замуж всё же надумаешь.

Лала засмеялась ещё сильнее.

– Не смеши меня, Рун, а то я так вообще не засну, – попросила она весёлым голоском.

– Ладно. Не буду.

Наступила тишина, нарушаемая только мирно спящей бабулей. Гром из-за стен совсем перестал доноситься. Лишь вспышки далёких молний ещё иногда озаряли тусклым светом стены, проникая через окно.

– Рун, – позвала Лала.

– Что, милая? Ко мне нельзя, если что.

Чудесные переливы её смеха снова негромко зазвучали в горнице.

– Нет, – произнесла она. – Я не проситься. Я тебе хочу… Ты зря переживаешь. Тебе теперь гораздо легче будет невесту найти. Как я уйду. Правда-правда. Я тебе точно говорю. Девушки на тебя уже поглядывают. Я же вижу. Найя. Служанки в замке. Нехорошие. Так и поглядывали. Хоть не бери тебя с собой. Ты теперь привлекательный жених.

– Я привлекательный друг. Потому что дружа со мной, можно подружиться с тобой. Вот и всё, – объяснил он. – Мне девушки плюются в след. Пойми же. Плевались до тебя. Они про меня думают очень плохо. Но ради тебя согласны потерпеть.

– Если так рассуждать, то у тебя все девушки подлыми выходят. Найя что, такая подлая и корыстная? Кажется нет.

– Их просто влечёт к тебе. А мне они зла не делают, пытаясь подружиться. Немного лукавят и всё. Тут нет подлости. Я же дурачок по-ихнему. Дурачком проще вертеть. А вертеть парнями девушкам нравится. Как мы знаем. Они может даже хотят искренне со мной подружится. Некоторые из них. Но из-за тебя, а не из-за меня самого.

– Наивный ты, Рун, – улыбнулась Лала. – Вы, парни, такие… так плохо разбираетесь в тонкостях взаимоотношений. Ты теперь гораздо симпатичнее стал девушкам. Мне-то заметно, я не столь… невнимательная, как некоторые. Пойми же, у девушек такая природа. Если ты нравишься одной, ты и всем прочим сразу начинаешь казаться гораздо более привлекательным. А уж если ты какой-то особенной с их точки зрения девушке сильно понравился. Принцессе, скажем, или фее. Их сердечки начнут с трепетом к тебе относиться. Считая, что значит и ты очень особенный.

Рун призадумался.

– Довольно странная у вас природа, коли так, – подивился он.

– Вовсе не странная, Рун, – возразила Лала. – Обычная девичья. Вы, мужчины, не бегали бы за дамами столь неустанно и настойчиво, если бы вам не нравилась наша природа. Это не странно по-твоему, бегать за девицами? Говорить ласковые слова, добиваться расположения? Вы ж сильный пол, у вас суровые сердца. А тут такие нежности? Не странно, нет?

– Ну, я-то за тобой не бегал. Вначале, – усмехнулся Рун. – Я тебя домой просил уйти.

– Но теперь-то бегаешь? – довольно сказала она.

– Теперь да. Но это всё твои чары.

– Это девичьи чары, Рун. Не колдовские, – поведала Лала. – Они у всех девушек есть. Околдует ещё какая-нибудь. Тебя. Обязательно. Вот увидишь.

– Я всё же, Лала, не такой, как ты себе там в воображении рисуешь мужчин, – покачал головой Рун. – Нет у меня подобной склонности. Назойливо бегать за девицами. И не будет. С тобой… это случайность. Если бы не проклятье, и не лес на семь дней. Не околдовала бы ты меня ни за что. Расстались бы мы почти сразу. И всё. А так… привык к тебе, прикипел. Полюбил. Воля случая. Я на них даже не смотрю. На девиц вокруг. Никогда. Прохожу мимо просто.

– Ох, Рун, – рассмеялась Лала. – Ну какой же ты наивный. Не обижайся. Но ты всё равно. Как все. Мужчина. Парень. Тебя отвергла твоя деревня. Поэтому ты не такой. А кабы не отвергла, что тогда? Поверь мне, бегал бы за девицей. Какой-нибудь. Но в этом нет ничего дурного. Сердцу надо проливать на кого-то свою любовь. Без этого оно страдает. Мы так устроены. И женщины и мужчины. Пойми, девицам нравится, что за ними бегают. Для нас это не назойливость. Это приятное. Если только кавалеры остаются в границах галантности. Правда твой случай опять же исключение. Когда ты был нежеланен для здешних девиц, любые попытки ухаживать за ними были бы для них назойливостью. Ты это чувствуешь, поэтому тебе неприятно, если кто подумает, что ты пытался ухаживать. Ты на них не смотришь, чтобы не дать повод заподозрить себя в интересе к ним. Но ты нежный и ласковый. Это же не берётся из ниоткуда. Возможно ты этого хочешь даже более, чем другие парни. Бегать за девицей.

– Да уж! – молвил Рун с мрачной добродушной иронией. – Вот так представление у тебя обо мне.

– Феи в таких вещах хорошо разбираются, милый, – ответствовала Лала весело. – Смирись. Со своей природой.

– Чего ж я тогда не страдал? От одиночества-то? – поинтересовался он. – Ежели я столь жаждал быть с девицей. Сын Тияра, вон. Утопился. А мне было неплохо одному.

– Этого я не знаю, Рун. Этого я ещё не поняла в тебе, – призналась Лала серьёзно. – Это что-то мужское, что мне не ведомо.

– Фантазируешь ты много, невеста моя милая, – улыбнулся он. – И чтоб ты понимала. Меня считают дурачком. Дурачки не интересны девушкам. И злой женится и добрый, и богатый и бедный, и вор и душегуб, все себе пару умудряются найти. Но дурачки… Если только родители сосватают. Никто добровольно не пойдёт. Ни одна. Забудь свои теории про Найю, про служанок. Все смотрят на меня лишь из-за тебя. И только. Никто меня у тебя не отобьёт. Можешь спать спокойно.