– Да, терпимо. Необходимости в этом нет, – ответил Рун. – Даже не видел, куда и когда мне прилетело. Бац, и уже на земле. Защитника бы тебе, Лала, настоящего. Боюсь я за тебя.
– Не переживай, Рун, никто меня не обидит, – с теплотой заверила Лала. – Давай готовить вместе. Я хочу помочь.
– Давай, – кивнул он. – Я уж теперь не пойду в лес, не рискну тебя одну оставлять. Грибов немного есть, добавим картошки, сыра, нормальная похлёбка выйдет.
– Хорошо, милый, – ласково произнесла Лала.
***
Наверное ещё с пол дня они отходили от произошедшего. Оба были задумчивы и молчаливы, Лала часто ластилась по дороге, но без слов, подлетит, прижмётся. Рун обнимал её пожалуй с большим трепетом, чем обычно, с какими-то новыми чувствами, словно боялся потерять и опасался, что потеря неизбежна. Он болезненно ощущал свою бесполезность для неё. Много размышлял об этом. Вот сравнить себя и лорда. Был бы с ней сейчас господин Саатпиен. О безопасности тревога на ум бы даже не пришла. Жила бы в роскоши, в богатстве. Питалась сытно, в тепле спала. С охраной ездила. Как ни крути, эгоистично быть с ней. Ей нужен кто-то ещё. Если удастся найти ей лорда, кто магию давать ей сможет, то надо будет от неё уйти. Самому. Не важно, что не хочется безумно, не важно, что она не хочет. Всё равно надо. Так будет лучше. Она вот сделала что-то подобное для него. Бросила, совсем того не желая. Ей было трудно, не было никого рядом, кто магию способен даровать. Но всё равно бросила. Потому что хотела защитить. Надо и ему быть готовым на подобную жертву ради неё. Пока они в лесу, навряд ли им повстречается рыцарь благородный. Ещё сколько-то времени они точно будут вместе. Но как дойдут до города какого-нибудь, нужно иметь моральные силы для принятия правильного решения. Как трудно бы это ни было. Вот такие он думал думы. От этого внутри болело, и эта боль кажется производила больше магии, так как порождена была привязанностью сердца. Магия объятий не может не радовать фею объятий. Но феи чуткие натуры, Лала замечала, что его гнётёт что-то, и ластилась, дабы его утешить, ну и утешиться самой. Тоже не могла до конца оправиться от утренних событий. Для неё это была первая в жизни встреча с откровенным злом. Поэтому и она выглядела задумчивее обычного. Как будто пыталась осмыслить присутствие зла в мире, выстроить своё внутренне отношение к нему, найти способ смириться с тем, что зло есть. Грустила по своему королевству, столь чудесному, где всё такое хорошее и доброе. Чуточку сильнее тосковала по дому, по родным. И снова искала утешение в объятьях. Вот так они и шли. Ещё Руну приходилось тащить на себе одеяло. Свернул его, завязал верёвкой, и нёс на спине. Лала не смогла его обратить назад в материю. Расстроена была из-за злодеев, и потому оказалась не в состоянии развеять заклинание. Один раз попробовала, другой, третий. И никак. Оставалась только ждать. Волшебство было временным, с окончанием действия в полночь. Вроде бы кусок материи не такая уж и ценность, можно просто выкинуть. Но это в теории. На практике крестьяне народ хозяйственный. Вещь полезная, особенно когда ты вдвоём с девушкой, а замену в дороге взять неоткуда. Так что вариант с выкидыванием Рун даже не рассматривал. Странно конечно часами нести на горбу то, чего фактически-то и нет на самом деле. Немного глупо себя чувствуешь. Но куда деваться, раз так вышло.
Только к вечеру, остановившись для ночлега, они наконец полностью вернулись в прежнее счастливое расположение духа. Сначала уселись передохнуть, и Лала тут же воссияла, озаряя Руну сердце. Он тоже разулыбался. Лала буравила его весёлыми глазками, он любовался на неё.
– Вот же засада, это твоё одеяло, – пожаловался он с юмором. – Тяжёлое. Притомился тащить. И нет же чтоб к утру обратно в материю обратиться, хоть спали бы под ним. А оно в полночь. Ни то ни сё, и весь день пёр его.
– Прости, любимый, – повинилась Лала ласково.
– Да я не на тебя досадую, красавица моя, а на неудачу, – добродушно объяснил он. – Ты как раз наоборот, моя удача, самая главная за все мои годы. И десять одеял готов тащить, когда ты рядом.
– Мой рыцарь.
– Ах, если бы. Крестьянин, искусствам ратным необученный. Вот был бы с тобой начальник стражи. Или господин Саатпиен. Тем троим плохо бы пришлось. Мне так кажется.
– Мне они не нужны, Рун. Они не такие симпатичные, как ты, мой славный, – лукаво улыбнулась Лала.
– Ну, это да, – с деланной горделивостью кивнул он. – Надо бы костёр разжечь, да побаиваюсь теперь. Думаешь, предупредят нас птицы, если кто подойдёт?
– Предупредят, заинька.
– А ночью? Воробьи-то спят поди.
– За нами филины присмотрят, и совы. Не беспокойся. Побудь со мной ещё немножко, Рун. Потом разожжёшь.
– Ну хорошо, невеста моя милая.
Они замолчали ненадолго. Мирно было вокруг. Предвечерняя тишина, покой. Лишь где-то вдали трудился неугомонный дятел. Его деловитые постукивания еле слышными звуками разносились меж деревьев.
– Знаешь, Рун. А мне всё равно приятно в сердечке. Что мы будем в лесу. Столь долго, – сказала Лала. – Может тут и не безопасно, зато вдвоём, и днём и ночью. Никто не помешает. А когда до озерца дойдём. О, всё мечтаю, как это будет.
– Чего мечтать, я же и сейчас с тобой, – усмехнулся Рун.
– Там будет всё иначе, – не согласилась Лала. – Словно дивное свидание. Целых три денёчка. Это другое. Романтично очень.
– А ты хочешь со мной свиданий? – полюбопытствовал Рун. – Я вроде ненастоящий кавалер. Романтика нужна от настоящих, а от понарошку лишь дружба, разве нет?
– Ты, Рун, не совсем понимаешь, что значит быть кавалером для феи объятий, – с теплотой посмотрела на него Лала.
– Да где ж тут понять? – чистосердечно молвил он. – Ты-то хоть сама понимаешь? Не влюблена, но хочешь романтики. Так может быть?
– Может, мой котик. Феи не притворяются в подобных вещах. Ты всё равно мой кавалер, просто иначе, чем при влюблённости. Ты лишь жених мой понарошку. А кавалер по правде. Сама не знаю, в какой момент так получилось. Пойми же, магию и счастье порождают твои чувства нежные ко мне, как же я могу их не хотеть? Если бы моё сердечко их отвергало, и я лишь притворялась, что нуждаюсь в них, что ты мне нравишься, вышло бы, что у меня самая подлая, лживая и жестокая природа на свете. Феи не такие, Рун. Таких фей не бывает. К тому же ты мне дорог. Давно уже. Я люблю тебя по правде, милый. Я просто не влюблена в тебя. Но люблю по правде.
– Ну ладно, – буркнул Рун с довольной физиономией. – Всё лучше, чем ничего.
– А тебе этого мало, заинька?
– Мало. Вот когда начнёшь сходить по мне с ума, вот этого пожалуй хватит.
– А ты думаешь, так когда-нибудь будет? – развеселилась Лала.
– Ну я же симпатичный. Сама признала. Думаю, что никуда тебе не деться.
Лала лишь рассмеялась. Вздохнула умиротворённо.
– Не знаю, Рун, что с этим делать. С нашими отношениями, – призналась она вдруг тихим голосом. – Так не должно быть. Какие они у нас. Это всё из-за проклятья. Ну и из-за того, что ты хороший. И из-за того, что не хозяин мне, что отпустил. Всё так сошлось. Удачно для тебя. Я вот размышляю иногда. О своей природе. И… мне кажется… возможно ни одна фея объятий до меня не спала ночами в объятьях. Может я ошиблась, так поступая.
– И что, теперь отдельно спим? – спокойно спросил Рун.
– Вот уж нетушки, – с улыбкой ответствовала Лала. – Плохого в этом нет, я чувствую. Пока ты рыцарь мой надёжный, кто не обидит. Я твоя кошечка.
– Ну, хорошо, – с облегчением выдохнул Рун. – А то я уж как-то настроился на то, что вместе будем. Мне это тоже нравится, чтоб ты знала.
– Да я даже и не сомневаюсь, что нравится, суженый мой, – одарила его ироничным взглядом Лала.
Они ещё сколько-то посидели, согревая друг друга, а после занялись бытом. Лала не хотела просто ждать, вызвалась помогать, потому они и веточки для костра искали вместе, вместе готовили нехитрую походную похлёбку. Затем ужинали, по очереди, ложка-то снова одна на двоих – та, что Рун смастерил для Лалы когда-то, осталась в деревне. Рун решил, пока нет смысла выстрагивать ложку снова, а то опять выйдет столь корявая, что со стыда сгоришь, подождать нет никакой проблемы, феи много не едят, буквально минутка, и Лала уж сыта. Ему самому времени на поглощение пищи требовалось гораздо больше, но Лала его не торопила, сидела в грациозной позе, довольная, поглядывала приветливо на него, а он смотрел с восхищением на неё. Переговаривались о разном. Хорошо было. Рун даже вспомнил былые деньки, как хаживал по лесам с дедом. По ощущению сейчас происходило что-то подобное. Родной человек рядом, с кем уютно. Небо ещё только-только начинало темнеть, а они уж закончили все вечерние дела.
– Ну что, лёжа или сидя? – поинтересовался Рун весело.
Лала чуть призадумалась.
– Лёжа, – лучезарно улыбнулась она.
– Ладно. Можно на одеяле, пока оно ещё есть, – предложил он.
– На одеялке мягенько, – кивнула Лала.
Рун расстелил одеяло поверх куртки. Они улеглись. Лежали, глядя друг другу в глаза. В костерке негромко потрескивали угольки.
– Устала? – спросил Рун заботливо.
– Немножко. Отвыкла по лесам летать, – отозвалась Лала. – Грустишь ты мой хороший. Так и грустишь. Я чувствую. Всё не можешь забыть злых людей?
– Переживаю за тебя, – признался он. – Не того ты нашла себе кавалера. Как воин я пустое место. Ни меча у меня, ни доспехов. Ничего не умею. Вон даже мой бывший дружок Фосс, и тот на ратника обучается. А я просидел в лесу, ничему не научился.
– Рун, хочешь я тебе оружие попытаюсь наколдовать? Или доспехи. Если без штрафов, – аккуратно осведомилась Лала. – Вдруг да выйдет.
– А что мне это даст? – пожал плечами Рун. – Я мечом-то не владею. Меня за них скорее убьют. За меч и доспехи. Чтобы ограбить. Доброе оружие ценится. Надо тебе всё же рыцаря в кавалеры, нравится тебе сие или нет.
Как ни пытался он говорить непринуждённо, Лала уловила в его голосе тоскливые интонации.