Этой ночью он планировал осуществить месть.
Темнота заволокла улицы. Часы, напоминающие круглое, татуированное цифрами лицо, протикали начало восьмого. В это время отец выходил из дома. До механического завода, где он проработал большую часть жизни, пешком было менее получаса.
Ночную смену Леха выбрал специально, чтобы не словить ремня. Ссадины затянулись, но кожа сохранила рубцы, лишь недавно сбросившие последнюю корку.
– Сынок! – Отцовский голос пароходным гудком прозвучал из коридора.
Послышался детский топот. Леха неприязненно сморщился. Раздалось шепелявое «пока, дядь Миш, хорошей смены». Отец сказал «пока» и громко позвал Леху.
– Тут я! – перепрыгивая ступеньки, Леха совершил опасный спуск по крутой дощатой лестнице.
– В центр гулять не ходи. Поможешь Ольге картошку чистить. Потом покрутишь мясо на котлеты. Ну она тебе говорила. – Отец взъерошил Лехе волосы. – Давай.
Он улыбнулся, на миг обнажив желтые, перелатанные бесплатными пломбами зубы. Обычно за год отец раз пять посещал стоматолога.
– Это что?
Внимание отца привлек белый пластмассовый коробок с антенной, торчавший из заднего кармана Лехиных джинсов.
Леха мысленно стукнул себя по лбу за то, что не оставил это в комнате. Пришлось вытащить штуковину.
– В сарае нашел. Вторая вообще сломанная, наверное на них что-то поставили. Я подумал, все равно они без дела валяются. Можно перепаять в нормальную рацию. Вон, с Серым в войну играть.
Речь шла о старой китайской радионяне. Ею пользовались, когда Сережка был совсем маленький. Няню за гроши заказали через интернет. Работала она качественно, сигнал держала бодро и была бы идеальной, но встроенные китайские песни, иероглифы на кнопках и инструкция на языке производителя порядком занижали ее ценность.
Когда Серый подрос, аппарат отложили. Спустя годы няня оказалась у Лехи, превратившись в орудие мести.
– Помню. – Отец вернул модуль.
Пришла Ольга, и вместе с Сережкой они подошли ближе. Леха незаметно спрятал няню в штаны.
Чмокнув жену, отец присел на корточки перед малышом.
– Спи и не волнуйся, понял? Под кроватью никого нет. Если бы не этот друг, – он кивнул на Леху, – ты вообще бы не подумал про бабульку.
Серега внимательно глядел на отчима.
– Я ее слышу. Она говорит каждую ночь.
Ольга, видя, как муж косится часы, обняла сына.
– Не отвлекай папу. – Леху прямо передернуло от отвращения. – Это плохие сны. Всем нам снится что-то страшное. Но если об этом не думать, то оно никогда больше не придет.
Леха вернулся в спальню. Там он усмехнулся, вспоминая, как при словах о старухе побледнела физиономия Серуна.
Хоть родители и считали Сережкины рассказы фантазией, все происходило на самом деле. Сережка страшился существа, старушечьим голосом бормочущего «Выпусти меня, Сереженька. Выпусти, и я дам тебе гостинчик».
Разумеется, никакой ведьмы не было. Малыш находился на волоске от заикания из-за брата, запрятавшего второй модуль радионяни в дырке матраса снизу кровати.
Собственная изобретательность восторгала Леху. Трусливый Серун никогда бы не полез докапываться до истины. Отец и Ольга – тем более. Но даже если забраться под кровать, нужно знать, где искать.
Впервые услыхав ночью Лехины слова, до неузнаваемости искаженные старушечьей интонацией, Сережка выскочил из комнаты. Ольга уверяла, что подумала, будто у него припадок. Сережка стоял бледный, повторяя: «Она там… она там…»
Леха знал, что поступил далеко не лучшим образом, однако считал это слишком легкой расплатой за рубцы. Его совесть была почти спокойна. Леха провернул свое темное дельце всего пару раз. Потом в обоих модулях сели батарейки.
Серый продолжал говорить, что слышит старуху каждую ночь. Леха считал, что братец придуривается ради привлечения родительского внимания. Все любят, чтобы с ними нянчились.
Нынче Леха таскал свой модуль, чтобы проверить, сработало ли прикусывание батареек. Зеленый индикатор слабо горел, но связь, даже возле Сережкиной спальни, не ловилась.
Вечер Леха провел в одиночестве за мясорубкой, молча проклиная жесткое мясо. Сережка с мамой уединились в гостиной, откуда были видны их головы.
Ольга читала вслух. Слов не разобрать, но голос выводил из себя, и Леха ткнул мизинцем в пульт от телевизора.
В кухне было обычное ТВ, не смарт, как в зале. Ловил телек четыре канала. Первый, Россию, НТВ и еще какой-то – его название не просматривалось, потому что выпуклый экран маленького «Рубина» слишком узкий для широкого формата вещания.
На последнем канале транслировали чепуху. В основном русские научные передачи. Некоторые настолько старые, что казалось, будто их включали на чудом выжившем видике из девяностых.
Появились трое. Ведущий, священник и какой-то мужик в костюме. Они оживленно дискутировали на стульях вокруг стеклянного столика, загруженного стопкой книг.
Костюмчик что-то рассказывал.
– Я не отвергаю существование Иисуса и допускаю то, что вы называете чудесами. Но, по моей теории, вмешательства Господа не было. Все строится на возможностях мозга, которые человек приобрел в результате эволюции. И это пересекается с тем, что вы называете верой.
Фигня, но почему бы и нет? – подумал Леха, сделав громче. Ольга и Серый оглянулись.
Леха удовлетворенно собрал прочищенную мясорубку и стал закидывать куски говядины, с остервенением описывая круги скользкой от мяса рукоятью.
– Возможно, чудеса, якобы обусловленные божественной природой, порождены лишь разумом. Катализатором, запускающим в мозге способность воздействовать на реальность, я назову убеждение. Батюшка Андрей зовет это верой. Убеждение, граничащее с помешательством или трансом.
– Вы утверждаете, что Иисус творил деяния в состоянии помешательства? – вклинился ведущий, явно косивший под Дмитрия Диброва. – Ваши слова вызовут резонанс у зрителей.
Конечно, – подумал Леха, – резонанс у него и, возможно, какого-нибудь алкаша, заснувшего перед экраном.
– Лишь гипотеза. Мы понятия не имеем, что происходило на самом деле, но если Иисус был искренне убежден в своем божественном происхождении и исторической миссии на Земле, его мозг мог дать добро на чудеса. Превратить воду в вино – запросто. Нужно лишь дать веществу команду изменить свою молекулярную структуру. За это отвечает ныне неизвестный вид нейронов, которые мы с коллегами открыли.
– А как же то, что Господь прислал сына своего на Землю? Хотя вы исказили сам факт чуда, вы не можете утверждать, что Бога нет! – Батюшка прямо-таки остервенел.
Подошла Ольга. Она взяла пульт и убавила звук наполовину. Леха вдруг ощутил, насколько громко орал телевизор.
– Получается? – Она заглянула в забитую мясорубку.
– Угу, осталось немножко. Надо папке сказать насчет ножа. Капец он тупой. В смысле, нож… – Леха уныло стал развинчивать агрегат.
Ольга взъерошила ему волосы. Ее рука была сухой и теплой. От мачехи пахло топленым молоком.
Почему-то прикосновение смутило Леху, хотя он никогда бы не посмотрел на нее как на женщину. Жена отца была обычной, из тех, что милы, если тщательно ухаживают за собой, и кому уже не суждено похудеть.
– Все хорошо? – она глядела ему в глаза. – Телевизор так включил, что мне Сережке пришлось чуть ли не кричать. Если что случилось, ты говори. Я мысли читать не умею.