Странствия Света

Глава 1

Глава 1. Разговоры в темноте

«Высушить одну слезу – больше доблести,

чем пролить целое море крови»

Джордж Байрон

– До чего ж прекрасный день сегодня!

Эти слова подарил миру его высочество Невейн, младший принц королевства Арнион, выглядывая из окна кареты, что несла его сквозь чащу леса, и не найдя в себе сил удержаться от возгласа восхищения и радости.

Давно он не видел такой дикой местности – с тех самых пор, как, спасая ручного медвежонка от его хозяйки, взялся доставить подрастающего малыша в горы. Но, пожалуй, о том приключении лучше рассказать отдельно, а пока остаётся надеяться, что читатель не выдаст автора, разболтавшего государственную тайну первому встречному. В конце концов, читатель теперь тоже в деле…

Однако вернёмся к нашему принцу. Наглядевшись на красоту проносящихся мимо лесов и свежих лугов, утолив чистотой природы свой неизъяснимый голод, он откинулся на свои подушки.

– И в такой хороший день меня везут на убой, – кисло произнёс он.

Бургомистр, который сидел напротив и справа от него, нахмурился.

– По-вашему, встреча с первейшей красавицей Северного Королевства подобна казни?

– Да. Если мне предстоит жениться на ней, – отвечал Невейн, с тоской глядя в окно.

Беззаботно и весело пели, порхая между ветками, птицы. Вся их возня и бесцельная суета скрывала в себе величие дикой необузданной жизни, её таинственную, нежную мощь, не истощённую в цепочке поколений и веков. Но почему же в его собственном образе жизни, претендующем на величие, он не мог отыскать того же дыхания вечности?

– Мне опасно туда ехать, – отвечал Невейн на предложение отца отправиться в путешествие к леди Эрин, «строгой, доброй и возвышенно прекрасной, достаточно серьёзной, чтобы тебя образумить, и слишком великодушной, гордой и честной, чтобы манипулировать кем-то». – Может резко понизиться уровень родного языка в крови. А это в свою очередь может привести к лингвистической коме…

– Слабое оправдание.

– Извини, что не получилось. Я старался. Пожалуй, это, и правда, звучит странно, но я очень дорожу нашим языком. В другой стране я буду, как летучая рыба. Она может пролететь в воздухе метров сто, задержав дыхание, но потом обязательно плюхнется в своё любимое море, чтобы надышаться родного кислорода, как я вдыхаю наш замечательный язык. И без него мне мир не мил!

– В твоём возрасте все мальчишки мечтают о приключениях и путешествиях, а ты так упрямо держишься за наш дом. Разве он не опостылел тебе?

– Ещё нет, – ответил Невейн весело. – Вряд ли меня ждут приключения при дворе тамошнего короля. Я повидал достаточно скудоумных придворных у нас, чтобы ехать за этим товаром за тридевять земель. Вот если бы меня выкрали пираты, и я, сбежав от них, возвращался домой через полсвета, тогда это можно назвать приключением.

Король в который раз за жизнь (или за день?) вздохнул, думая о Невейне. Что с ним будет? Как он выживет, если что-нибудь случится? На подступах к большой власти постоянно что-то случается. И никогда – хорошее.

Он не сможет схватить судьбу за хвост или за глотку, а без этого он обречён пасть первым. Этого король не мог допустить! Только этого, пожалуй, он боялся в своей жизни. Всеми силами он стремился закалить характер младшего сына, чтобы тот смог отстоять своё. Но слышал лишь беззаботный детский лепет. Когда ему придётся взрослеть, будет ли он, отец, рядом, чтобы поддержать в трудный час?

Вот о чём думал король, что руководило почти каждым его действием в отношении Нэви.

– К тому же, – продолжал Невейн, всё ещё светясь вдохновением, – я нужен здесь. Кто защитит вас с братьями в случае беды? Только я! – сказал он, гулко ударив себя в грудь, но, подумав немного, добавил тише: – Или, на худой конец, не помешает.

С Руаном, старшим братом, у них вышел более непринуждённый разговор.

– Ты же знаешь, я побаиваюсь смотреть в лица женщинам. Ещё влюбишься ненароком. Кто меня потом вылечит? У Лутро лекарства от этого нет. Я спрашивал.

Старик Лутро был когда-то придворным лекарем.

– Ха-ха! Ну ладно, не смотри, если получится. Но в случае леди Эрин ты можешь не волноваться. Влюбляйся сколько душе угодно – это будет только во благо.

– Я просто пытаюсь понять атмосферу, которую создаёт присутствие собеседника, – продолжал увлечённо свою мысль Невейн. – Через чувство.

– Я в очередной раз удивляюсь тебе, Нэви. С одной стороны, ты так всё раскладываешься по полочкам, как будто в носу поковырялся, дотянувшись до мозгов…

– Ещё чего! – проворчал младший брат. – Стал бы я раскладывать по полкам то, что наковырял в носу, даже будь это мозги.

– А с другой – ты ставишь акценты, которые непривычно ставить. Мы порой не замечаем, чем живём и чем дышим, а ты нам напоминаешь. На всё смотришь как бы с чистого листа. Хм. Не принимать всё как должное. Видеть многое в мелочах.

– Прости, что переворачиваю всё вверх тормашками…

– Может быть, мир уже был повёрнут вверх ногами до тебя, а ты его просто ставишь на место, м?

– Ну и ну. Непредвиденный аргумент! Мне нужно три дня и много, очень много еды, чтобы сформулировать ответ.

– Если б нас поколениями приучали ходить на голове, мы бы считали это нормой.

– Да уж, норма – как гулящая деваха.

– Ты где такие слова нашел?

– Лучше б ты спросил, где я нашел те слова, приличные синонимы которых я тебе только что предложил услышать в моей реплике.

– Я так обалдею с тобой! Фух! – выдохнул Руан, построив в уме все нагромождения смыслов, что Невейн изволил компактно упаковать в «свою реплику».

– А может, это уже случилось? Просто мы этого уже не знаем, – ввернул Невейн. – Например, когда люди впадают в старческий маразм, они забывают, что впали в него. И с мудростью так же: как только ты что-то понял, то забываешь наповал, что именно ты понял. Странно…

Он поджал губы, словно боялся, что какая-нибудь важная мысль вылетит через рот. Хотя непредвзятость требует, чтобы это фраза была написана в ином порядке: «что через рот вылетит какая-нибудь важная мысль».

– Подозрительное сходство, – продолжал он, немного смущённый и самым невинным образом расстроенный.

В конечном итоге, Невейна всё же уговорили заглянуть в гости в Северное Королевство «и ничего более», улучив момент, когда он начитался добрых, оптимистических книжек, закусив дегустацию художественных произведений целым противнем кексов, каждый из которых отличался от предыдущего, околдованный талантами королевской кухарки Сунны. Словом, когда он был опьянён безоблачным счастьем и утратил привычную осторожность.

Нэви (так с нежностью называли его старшие братья, которых было двое, Руан, средний сын, и первенец короля Ариануин, наследный принц; и так его могли называть друзья, которых у него ещё не было, но он им заранее разрешил) вздохнул. Он вырос среди книг и был в глубине души убеждён, что его ждут великие дела, ведь в сказках принцы всегда не соглашались меньше чем на подвиг. Однако, сравнивая повседневность с судьбами героев из книг, он всё явственнее ощущал свою бесполезность.

Может, жизнь пройдёт так же уныло, как у многих других, ограниченная невидимыми путами августейшего быта, наряженного в роскошные оболочки, но по сути незамысловатого и весьма приземлённого? Хотя, скажем по большому секрету, воспоминание о том медвежонке, о дерзком побеге трёх принцев – надежд государства на светлое будущее – в безумное и почти запрещённое приключение, согревало младшего принца. Почти запрещённое потому, что никто не ожидал от принцев такого нелепого поступка и соответственно не мог заранее его запретить. Пришлось это сделать задним числом, когда уже всё свершилось. За всё интересное всегда потом ругают, но это не страшно, так как наказание в гипотетическом будущем не вредит приключению, которое живёт всецело в настоящем мгновении, в неускользающем Сейчас.

Потому не удивительно, что он мог назвать поездку к будущей невесте долгой дорогой на каторгу. Однако судьбе, которая во все времена питала страсть к чудакам, – судьбе было угодно странным образом удовлетворить его нежелание ехать навстречу леди Кэверн, дабы окончить свой век в окружении заботливых родственников, благодатного безделья и очаровательной жены. Видно, судьба – известная любительница иронии – была искренне заинтересована в таком достойном оппоненте, как Невейн Камрин, младший принц королевства Арнион. Может быть, она даже сделала ставки на то, что сможет удивить вышеназванного молодого человека или же сама пребывала в томительном неведении по поводу того, как он выпутается из такой шутки.

Тот момент, когда, наверное, следовало начать смеяться, обозначил тупой звук вонзившейся в дверцу кареты стрелы. Она попала туда по той банальной причине, что Невейн беззаботно распахнул окно, представляя из себя такую мишень, которая так и просит стрелы, болта или даже ядра; а не попала она в цель по вине ветра, что качнул ветку, роковым образом отклонившую летящую стрелу. Она с шипением и гулким стуком, в которых как будто сквозила неистовая злоба и разочарование, вонзилась в самый край оконного проёма, раскроив древесину. В разные стороны смотрели занозы и щепки, как раскрывшиеся лепестки цветка.

– Тупая бездарность! – послышалось из кустов, откуда вылетела стрела. – За что я тебе плачу? Чтобы ты промахивался?

– Виноват, господин Нортингейл. Сейчас ещё раз…

– Идиот! Теперь он знает, кто хочет его убить. Ты бы ещё громче прокричал моё имя, чтобы и сам король за десять вёрст узнал, в чём тут дело!

Послышался харкающий звук, за которым последовал исполненный чувства плевок.

– Простите, сэр! Не расстраивайтесь так сильно. Всё равно вас бы сразу заподозрили! Вы единственный, кому невыгодна свадьба принца, а точнее – пакт с Северным Королевством. Было ещё двое с подобными убеждениями, но один из них, торговец с островами, благополучно и чрезвычайно эффективно съеден аборигенами одного из островов (он-де не знал, что у них главная валюта – это черепа врагов, не поддающиеся конвертации ни в золото, ни в драгоценные камни, ибо голова ничем другим не измерима). Эта новость ещё не успела дойти до наших широт (почтовый корабль затонул, а его экипаж теперь в казне какого-то туземного вождя) и обрадовать его наследничков. Другой же – барон, метивший в министры, но его скрутила множественная подагра и теперь минута покоя для него превыше всех богатств. К тому же принц ещё не ускользнул из наших лапок, так что не стоить печалиться раньше, чем мы потерпим неудачу, сэр.

Однако столь тщательный и красочный анализ событий не убедил другую сторону диалога.

– Воистину, – воскликнул звучный поставленный голос, до этого выражавший негодование. – Правду говорит пословица: глупость отлична тем, что способна погубить не только доброе начинание, но даже величайшее злодейство!

– А вот оскорблять нас не надо. Мы хоть и наёмники, но нам тоже бывает обидно. Или вы думаете, у нас нет чувства собственного достоинства?

– Вперёд! – заревел голос так, что повзлетали птицы с ближайших крон.

Принц тем временем с восхищением разглядывал стрелу. Ведь это первая в его жизни разбойничья стрела (хотя разбойников он видит не впервые)! Какое прекрасное и долгожданное начало приключения! Он живо возродил в памяти все вехи и ключевые повороты таких приключений, описанных в книгах, в его глазах являвшихся чем-то вроде путеводителей по интересной жизни. Его оглушат, свяжут, а потом кто-нибудь его спасёт, а в конце, пройдя долгий путь домой, все будут жить долго и счастливо. К тому же оптимизма добавляло то, что первая атакующая его стрела не стала одновременно и последней. В его книгах не было по-настоящему реалистичных (и коротких) приключений, начало и конец которых умещались в одну фразу.

Из кустов тем временем хлынула толпа мрачных молчаливых людей в отвратительного кроваво-пепельного цвета одеяниях. Это была классическая засада, устроенная по обе стороны дороги. Принцу пришлось броситься на пол и как раз вовремя: арбалетный болт влетел в окно и вонзился в стекло противоположной дверцы на уровне его головы. Подтянулся отряд сопровождения из хвоста процессии, и завязался бой. Звуки, которые доносились до ушей Невейна, напоминали злую пародию на оперу: здесь был и крайне немелодичный звон металла, и голоса, вместо арий выкрикивавшие проклятия, а аккомпанементом всему выступали крики птиц и шелест листьев, которых нежно касался лесной ветерок. Карета качнулась, когда в неё врезалось тело, отброшенное копытами напиравшей лошади.

А затем всё смешалось. Время исчезло. Чувства обострились. Мысли вознеслись к облакам, как клубы пара. Невейн робко выглянул из окна, и сердце его сжалось, когда он увидел истекающие кровью тела. В его мозгу возникли образы боли и напрасных страданий, что волнами проносились мимо и окружали его, как бурный океан – крохотный, полузатопленный приливом атолл.

Он содрогнулся и сжал пуговицу своей курточки.

– Вперёд! Гони! – прокричал капитан эскорта.

Кучер, пригибаясь под тучей шальных стрел и камней, выпущенных из пращи, послал лошадей в галоп. Отряд отступал следом за ними. В конце тащилась вторая карета, вся утыканная стрелами и напоминавшая подушечку для булавок. Внутри было темно и тихо. На дырявых стеклах застыли тёмные капли и разводы.

Они были беспомощны на этой дороге, зажатой лесами, словно тонкая бечёвка в волосатом кулаке. Стрелы чертили пространство и всё чаще находили для себя живую цель. В узком месте они представляли удобную мишень. Даже слепая атака издалека оказывалась успешной. Рой смертоносных росчерков волна за волной проносился над пыльным трактом, венчаясь короткими вскриками боли. За каретами тянулись следы колёс, к которым прибавилась вереница распластанных тел и брызги крови.

Впереди кто-то торопливо выкатывал валуны на повороте дороги. Колёса треснули, налетев с разгону на препятствие. Кучер рухнул на спины лошадей, но быстро вскочил и, видя, что к нему со всех сторон приближаются недоброго вида люди, побежал куда глаза глядят, продираясь сквозь кустарник. За ним послали погоню, но в подступавших сумерках ему удалось скрыться. Натерпевшись страхов в мрачном лесу, он в итоге выбрался к полям и на первом же постоялом дворе получил лошадь. Спустя три часа после нападения он предстал перед грозными очами короля.

Пока он выслушивал его сбивчивый рассказ, мощный отряд уже был в пути. Прибыв к месту нападения, они нашли наёмников и среди них барона Нортингейла без сознания, остатки сопровождения, – спящими на дороге в тяжелом забытьи. Принца среди тел не было. Сундук с подарками для леди Эрин – роскошные одеяния, кольца и браслеты, тривиальные груды золота – остался нетронут.

В карете Невейна они нашли маленькую книгу, пробитую насквозь арбалетным болтом, и капли крови на обложке. Книга была о морских приключениях и отважных пиратах. Остаётся признать, что хоть романтика приключенческих книг далека от обычной жизни, даже она при случае способна эту самую жизнь защитить. Её величество Судьба не гнушается никаким средствами, ведя своих любимцев по извилистым дорогам повести под названием Жизнь. Хотя любовь её часто напоминает обречённость, но даже обречённый порой выхватывает шанс оставить Зло, как гласит пословица, «без последней миски супа».

Накануне ночью

Обмотанная тканью «кошка» бесшумно зацепилась за подоконник, и стройная тень быстро вскарабкалась на балкон.

Двери в покои принца Невейна были беспечно распахнуты, занавески слегка колыхались от вечернего ветерка, а сам принц столь же беззаботно распластался на огромной кровати, заваленной книгами. Чем-то он напоминал великана, которого люди попытались обложить крепостными стенами, дабы заточить его в темницу, но принц и так был по уши пленён красотой, рождаемой словами, когда они чиркали о его мечтательный дух. Он был поглощён волнительным чтением: в книге шла жестокая борьба между Добром и превосходящими силами Зла.

Принц, конечно, убеждал себя, что, мол, дочитает до следующего цельного абзаца в конце страницы, а потом уж точно – всё. Надо спать, потому что завтра много скучных дел, которых никак не избежать, по той банальной причине, что он принц. Но эта уверенность была ложной и подпитывалась самоуверениями только для острастки. Слишком интересной и живой была книга, слишком податливым к её чарам принц Невейн. Глаза у него слипались, и он благополучно забывал данное себе обещание, и свеча тихонько таяла, стекая на стол, пока у него в душе разворачивался целый театр в миниатюре, с вечными страстями и бесконечной стойкостью героев ко всем бедам мира, страху, боли и своим собственным теням, что ложились на полотно повествования, сплетённое из деяний, отлитых в металле слова, точно тени облаков на простор равнины. Эти тени хрупкими клинками рассекали потоки света – та доброта и человечность, что герои книги в себе отчаянно искали.

Совсем другая тень, живая, а не книжная, – и куда более опасная, – незаметно проскользнула в комнату и затаилась в неосвещённом углу. Принц, опасаясь, что его засекут и, да простит читатель этот каламбур, потом ещё раз засекут, но иначе, за его ночные чтения, оставил зажженной только одну свечу, чтобы в случае тревоги её можно было быстро задуть. Он не заметил движения, не придал значения шороху шагов, решив, что это хрустнула страница в его ласковых руках. Пальцы не отпускали край страниц, как будто приключение готовилось сбежать от него.

Тень в углу тихонько достала из-за спины лук, приложила стрелу, потянула тетиву. Тетива скрипнула, но принц снова не обратил на это внимания. Однако он почувствовал, что на него кто-то смотрит. А возможно, уловил блеск глаз над чёрным шарфом, закрывавшим нижнюю часть лица. Он посмотрел туда, и на мгновение застыл от удивления, нерешительности и лёгкой паники. Смерть была совсем рядом, в нескольких шагах, на наконечнике стрелы. Он это ощутил быстрее, чем до конца осознал. Смотреть ей в лицо, хоть лица он и не видел, встретиться с ужасным ледяным взглядом – слишком тяжелое испытание для такого «слабого человека», как он себя называл за свою нерешительность. По привычке он прижал раскрытую книгу к груди, заслонив её руками от постороннего.

Это было так нелепо, что принц не знал, как ему быть. На него ещё ни разу не покушались, никому он не был нужен и почитался придворными чуть ли не дурачком и невеждой за своё равнодушие к власти. На это он беззлобно отвечал, что, будь он владыкой, то постарался бы превратить этот мир в рай земной – и не факт, что вселенная бы пережила такие жуткие метаморфозы, поэтому он лучше воздержится, чтобы старый добрый мир окончательно не рассыпался, как слишком тонкий кусочек халвы в чьих-нибудь неловких пальцах.

– Не мучай меня, стреляй скорее, – прошептал Невейн изменившимся голосом.

Горло ему сдавили невидимые тиски.

– Жаль, что я так и не дочитал книгу, и мне уже не узнать, чем всё кончится. Но с другой философской стороны, мы никогда не знаем, чем всё закончится в самом что ни на есть конце. Мир продолжает идти своим путём, продолжает жить, даже без нас. И это прекрасно!

Стрела не шелохнулась, устремлённая в лицо принцу. Он попытался представить себе, какие муки настигнут его через мгновение-другое, – и не смог. От этой неизвестности ему стало ещё противнее, и юноша постарался приободрить себя самого словами, заговорить свою слабость, свою беспомощность добычи в когтях хищника. Кровь бешено стучала в сосудах, рассылая эхо ударов под своды черепа.

– Что ты сделала со стражами у дверей?

Невейн не знал, как тень проникла в его покои, но почему-то решил, что это девушка. И не ошибся.

– Я их не тронула. А что?

– Сохрани им жизнь, прошу тебя. А я обещаю не кричать, не сопротивляться и не звать на помощь, если выпал бы такой шанс. Идёт?

Стрела дрогнула, и лук слегка распрямился, словно старый калека, подобравший, наконец, оброненную мелочь.

– Почему?

– Почему они должны жить? Это хорошие люди, порядочные, они немало повоевали за свою жизнь, защищая мир и всех нас. А неожиданная смерть в ночи ужасна.

Он заметно вздрогнул.

– Ты живёшь себе с миром в сердце, что-то прекрасное кружится в душе, словно маленький вихрь лепестков, первых в середине весны. И вдруг – всё ушло, и больше нет ничего, чем ты дорожил. Только холод земли и темнеющее, тлеющее сознание. Нет, это слишком ужасно! Пожалуйста, не обижай их.

Тень хмыкнула и, на секунду задумавшись, опустила лук.

– Ладно… Если это твоё последнее желание.

– Это моя просьба.

– Не унизительно принцу просить своего убийцу о снисхождении?

– Не может быть унизительным то, что искренне.

– Ты ещё глупее, чем о тебе говорят.

– Кто смотрит глазами, тот не видит сердцем.

– Если я оставлю тебе жизнь, это погубит моего единственного близкого человека, – продолжала тень мрачно.

Её взгляд задержался на одной из раскрытых книг, что лежала ближе всего к ней. Она прочитала имя издателя на форзаце, и какая-то мука промелькнула в её усталых глазах. Это не укрылось от внимания Невейна.

– Значит, у тебя тоже есть сердце, раз ты волнуешься о ком-то, кроме себя. Но теперь мне интересно, как одна жизнь может спасти другую. Что это за беда такая?

Тень в углу хранила молчание.

– Хоть я неважно знаю жизнь, я постараюсь понять, используя свою фантазию. Она у меня очень развитая, хотя окружающие трактуют этот мой талант менее лестными словами, которые они, конечно, не рискуют высказать вслух, но мне достаточно выражения лица, чтобы понять, что там кипит под крышкой котелка. Можешь мне рассказать, странная незнакомка. Меня не могут понять так же, как, наверное, не хотят понять тебя. Я постараюсь помочь тебе, хотя, по правде говоря, ничего не умею, а сражаться тем более. Тсс! Тихо. Кто-то идёт.

Не понятно, кому он посоветовал быть тише – молчаливой грозной гостье или самому себе. Послышались шаги, и кто-то остановился у двери, постучал. Не дожидаясь ответа, он открыл дверь, и Невейн тут же переместил свечу так, что она давала ещё меньше света в сторону того угла, где прятался враг. Его движение выглядело так, будто он хочет рассмотреть вошедшего, хотя прекрасно знал, что это один из стражей, охраняющих его покои и всё это крыло дворца.

– С кем вы говорили, ваше высочество?

– Простите, дружище, за беспокойство, я просто увлёкся чтением и сам не заметил, как бормочу строки вслух.

– Вам пора спать, ваше высочество. Король велел нам смотреть, что бы вы пребывали в хорошем самочувствии и не надрывались.

– Отчасти ты прав, Томми. Чтение – великий труд ума, а уму тоже надо отдыхать. К тому же, полагаю, что с утра, свежим и чистым взором, я больше научусь из книги, чем сейчас, когда мой внутренний взор слипается не меньше, чем физический. Доброй ночи! Я уже ложусь спать.

И он задул свечу, чтобы страж ненароком не зашел в комнату осмотреться.

Немного света звёзд и серебряного огонька луны проникало в комнату через распахнутые двери балкона. Страж заметил это глупейшее с точки зрения безопасности упущение и сделал было шаг в комнату со своим фонарём: сквозь квадратное решетчатое забрало и стекло пролился свет, раздвинув темень, устроенную Невейном.

Принц подал знак рукой, останавливая гвардейца.

– Я сам, Томми. А то я совсем разленюсь.

– Но ваше высочество…

Закрывая балконную дверь, страж обязательно встал бы между ним и опасностью. Этого нельзя было допустить! Сердце Невейна бешено колотилось, когда он с усилием пролепетал следующее:

– Должен же я чему-нибудь научиться, а? Как же я научусь, когда всё делают за меня другие? Иди с миром и не тревожься. Я разберусь.

Страж колебался мгновение, но принц не дал ему времени выбирать. Он сам поднялся с кровати и плотно закрыл двери балкона.

– Почему ты перед ним оправдывался? – тихо спросила незнакомка из своего угла, где в сгустившемся мраке сверкали её глаза. – Он как будто отчитывал тебя.

– Здесь нет недостатка уважения, а, поверь мне, только забота. Я постоянно влипаю в неприятности, хотя такой, как сегодня, ещё не было.

– Почему ты не выдал меня? У тебя было бы время сбежать.

– Я же уже толковал тебе об этом. Он служил на благо моей страны почти двадцать лет, каждый день рискуя жизнью. Этот риск кормит его семью, родителей и детей. Супруга его умерла, и то, что он держится, когда многие другие потихоньку спивались бы на обочинах подворотен, – в этом тоже есть своё величие, глубоко спрятанный героизм, вполне достойный оды. Сила добра определяется силой преодолённого зла. Если мы не замечаем того, с чем сражаются другие внутри себя, не значит, что ничего не происходит и мы можем быть беспечными с ними. Я ведь никого не кормлю и вообще не вполне уверен, зачем я нужен миру. Я – чистый лист, на котором ничего полезного не написано. Неуклюжий голубь в мире жестокосердных коршунов и слабых, но юрких воробушков, точно знающих чего хотят.