Приключения Иоганна Мекленбургского: Приключения принца Иоганна Мекленбургского. Великий герцог Мекленбурга. Конец Смуты

Тут я наконец разглядел Фридриха – он был полностью одет, а в руках его пристроился старый добрый арбалет – похоже, Фриц действительно не спал и контролировал всю ситуацию. Но почему не вмешивался?

– Видите ли, ваша светлость, во-первых, я был уверен, что вы справитесь сами и Марту не дадите в обиду.

– А во-вторых?

– Во-вторых, мне подумалось, что вам будет полезно узнать, что думает порядочная девушка, когда к ней под юбку лезет какой-нибудь негодник. И в следующий раз, когда один молодой принц останется с девушкой наедине, он хоть немного будет думать о возможных последствиях.

Да он издевается! Да, мой дорогой Иоганн Альбрехт, очевидно, когда вы сменили пол, ваш слуга совершенно разбаловался. Будем пресекать со всей возможной жестокостью! В смысле, я тебе это припомню, старый хрен.

– Ладно, пора спать! – сделал я зверское лицо и многообещающе добавил: – Завтра договорим!

Путешествие тем временем продолжалось. Как только на пути возникал мало-мальски крупный населенный пункт, наши попутчики останавливались и давали представление. Случалось, что местные жители звали их на свадьбы в качестве музыкантов, благо на чем-нибудь играть умели все. Как-то само собой получилось, что мы стали участвовать в представлениях. В конце концов, есть-пить надо, а денежные средства у нас были достаточно ограничены. У Мартина, как выяснилось, имелся недурной голос, песни его пользовались немалым успехом среди местных пейзан. Ваш покорный слуга жонглировал – не слишком большим количеством предметов, но все же. Фридрих артистическими умениями не обладал, так что занял вакансию рабочего сцены. Жонглировать тремя шарами я научился еще в школе, потом нет-нет да и баловался, больших успехов не достиг, но упражнение довольно полезное в смысле развития ловкости. Наши попутчики помогли мне усовершенствовать навык. До Коломбины с Арлекином мне было далеко, но я старался. Обычно мы жонглировали втроем перед основным представлением, так сказать, для разогрева собирающейся публики. Мартин тем временем что-нибудь пел под аккомпанемент неразлучных Пьеро и Скарамуша, игравших на какой-то жуткой смеси гитар и мандолин. Когда публика наконец была готова, начиналось основное действо. В сущности, действо сие было комедией дель арте, но в немецкой интерпретации. Я никогда не был поклонником этого жанра, так что, посмотрев пару представлений, особенно не интересовался. Старый Фриц, в общем, тоже. Но на юного Мартина это грубое подобие театра произвело неизгладимое впечатление. Любое представление было для него праздником, он неизменно внимательно следил за каждым выступлением наших попутчиков, жадно впитывал в себя каждый жест, каждую шутку, звучавшую с подмостков. Грубые ужимки комедиантов казались ему верхом изящества, а нехитрые импровизации приводили в неистовый восторг. Преданность искусству юного поклонника Мельпомены не осталась незамеченной, и бродячие культработники принялись окучивать неофитку. То пение похвалят, то попросят помочь разучить танец, то еще что-нибудь придумают. А когда малышке Марте предложили маленькую роль, этот олух царя небесного был готов прыгать до неба от восторга. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Ночное приключение с Пьеро и Скарамушем несколько отрезвило горячую головку моего секретаря, а может, он наконец вспомнил о своей половой принадлежности.

Наутро мы, хмурые и невыспавшиеся, занимались привычными делами. Пора было уже трогаться, когда появилась делегация наших попутчиков. Впереди важно выступали Панталоне, бывший по совместительству антрепренером, его жена фрау Анна и Коломбина. Коломбина, к слову, была дочкой и наследницей Панталоне. Следом показались будущий зять Панталоне Арлекин и два незадачливых героя-любовника. Последние отчего-то были не в своих обычных костюмах, а парадно одетыми. Мать моя женщина, а папа прокурор! А они, часом, не свататься заявились? Предчувствия, как выяснилось, Гретхен не обманули. Почтенный Панталоне, как водится, завел разговор издалека. Сначала он похвастался, что год как никогда удачный. Потом плавно перевел на то, что бродячие актеры люди вольные, никого над ними нет. Кусок хлеба свой всегда заработают, и если юной Марте вздумается стать актрисой, к чему у нее есть все предпосылки, то голодать ей точно никогда не придется.

Так, папаша Фридрих, или ты сейчас отвадишь этих сватов, или точно кого-нибудь, порешу. Впрочем, старый Фриц не подкачал и, хмуро осмотрев незваных гостей, разразился пространной речью.

– Я не для того растил своих крошек в одиночку после смерти моей обожаемой жены, чтобы отдавать их в комедиантки, или попросту в шлюхи! Они у меня порядочные девушки и выйдут замуж за порядочных бюргеров! Нарожают детей и скрасят мою старость! Одно дело немного спеть или станцевать в дороге, для того чтобы заработать на пропитание, а другое – стать бродячими актерками, которым всякие шалопаи так и норовят залезть под юбку.

Каково излагает, старый мошенник, я аж расчувствовался!

– О, герр Фридрих, вы нас неправильно поняли! – вступила в бой фрау Анна. – У нашего Пьеро самые порядочные намерения, и он готов хоть сейчас жениться на вашей Марте.

– Какая честь, у вашего Пьеро ни кола ни двора, но он окажет мне великую милость и женится на моей красавице Марте! Можно подумать, что моя девочка не заслуживает ничего лучшего!

– Простите, герр Фридрих, но что-то я не видела у вас фольварка[5 - Домовое владение, усадьба, хутор (польск.).]. А мой племянник Пьеро добрый и талантливый мальчик и имеет долю в нашем предприятии! И лучшей партии для вашей Марты вам не сыскать, хоть всю Баварию обыщите!

– Так уж и не сыскать! Да чтобы вы знали, я не просто так сорвался с дочками в Мюнхен из своего дома. Нас там ожидает наследство, и я смогу дать своим девочкам достойное приданое и выдать их замуж за порядочных и богатых господ!

– Ах, герр Фридрих, не разбивайте мне сердце! – попытался разжалобить разбушевавшегося Фрица новоиспеченный жених. – Я люблю Марту, и она, я уверен, тоже меня любит!

– Вот как? А может, вы еще и согрешить успели?

– Ну что вы, герр Фридрих, как можно! Марта, ну что же ты молчишь? Скажи своему отцу…

Бедняга Мартин, красный как неизвестный до сих пор в Европе помидор, в ужасе смотрел на жениха, который, кстати сказать, не далее как вчера пытался его изнасиловать. Что же, пора заканчивать этот балаган. Интересный разговор не помешал мне отцепить от борта фургона запасную оглоблю, и, держа наперевес свое орудие, я вышел вперед.

– Ах, вот, значит, как! – крикнул я комитету по сватовству. – Значит, к этой вертихвостке и малолетней дурочке Марте вы сватаетесь, а про меня забыли? Вы только посмотрите на них, люди добрые! Да где такое видано, старшая дочь еще не замужем, а они младшую сватают! Да как у вас ваши бельма бесстыжие не повылазили! Да как вас только земля носит!

– Гретхен, милая, – попытался исправить положение Скарамуш. – Я тоже готов…

– Готов? Раз готов – держи! – вскричал я и попытался отоварить жениха своей импровизированной дубиной. – Мне от тебя, сукин ты сын, одолжений не нужно! Я тебе покажу, как порядочных девушек за всякие места хватать!

Женихи и прочие комедианты, увидев перед собой разъяренную фурию, спешно ретировались. Впрочем, я еще не закончил – мне все-таки очень хотелось кого-нибудь зашибить. Так что ретирада перешла в паническое бегство. Понаблюдав за несущимися во весь опор незадачливыми сватами, мы переглянулись и начали во все горло дружно смеяться.

– А не пора ли нам расстаться с нашими попутчиками? – спросил я, отсмеявшись, своих спутников. – А то Марта, чего доброго, и впрямь замуж выскочит.

– Да еще прежде старшей сестры, – поддакнул Фриц с самым серьезным видом.

– Как бы Гретхен сама замуж не выскочила, – не остался в долгу Мартин. – Вон как на нее все мужики смотрят!

На этом история сватовства не закончилась. Вечером, когда мы уже остановились на ночлег, ко мне как ни в чем не бывало подошла Коломбина. Фридрих возился с лошадьми, Мартин готовил, а я как раз собирал хворост, чтобы хватило до утра, и отошел довольно далеко от стоянки.

– Что, Гретхен, не хочешь замуж за Скарамуша? – улыбаясь, спросила она.

– Очень надо! – буркнул я, стараясь не глядеть на ее аппетитные формы.

– И кого же тебе надо – рыцаря на белом коне или богатого купца? А может, принца?

Не знаю, что на меня нашло, но я, отступив на шаг назад, оглядел Коломбину с ног до головы.

– Знаешь, подруга, я не простая девушка, и парни мне не очень нужны. Вот если бы ты на меня глаз положила, так я бы не сомневалась ни минуты.

«Боже, что я несу, вокруг, можно сказать, средневековье, они, поди, и знать не знают о таких изысках», – подумал было я, но девушка в ответ только звонко рассмеялась.

– Я так и знала, что ты парень переодетый!

– Да что ты такое говоришь! – попробовал я отпереться, но было поздно.

– Я это хоть и не сразу, но поняла. Вот уж кому быть комедиантом, а не Марте. Ты не простужена, а шею кутаешь платком – кадык прячешь? Ходишь не так, как девушки, хоть и стараешься. Ну, и с глазами парню ничего не сделать, к тебе Скарамуш ластится, а ты на меня пялишься украдкой. Такие уж вы, мужчины, ничего тут не поделаешь. Вот только грудью ты меня с толку сбивал: уж больно натурально выглядит. Если бы просто тряпок насовал, сразу было бы заметно. Покажешь, что там у тебя? – лукаво усмехнулась комедиантка.

– Покажу, отчего же не показать, сейчас я тебе все обстоятельно покажу, – проговорил я неожиданно охрипшим голосом и обнял ее. – Иди-ка сюда, милая.

Коломбина напряглась в моих руках, не пытаясь однако вырваться, потом чуть ослабла и неожиданно впилась мне в губы долгим поцелуем.

Когда я вернулся с вязанкой хвороста, Фриц уже устроился спать, а Мартин, дождавшись меня, сунул мне в руки миску с похлебкой и, не глядя на меня, ушел. Что-то он странный сегодня, подумал я, – неужели подглядывал? Уже засыпал, и мелькнула мысль: «А Мартина-то Коломбина не раскусила».

На следующий день мы расстались с нашими попутчиками, благо в небольшом городке их позвали на очередную свадьбу. Мы к тому времени уже были достаточно близко к цели нашего путешествия Мюнхену. Здесь, в богатых и многолюдных владениях Вительсбахов, мы надеялись окончательно затеряться и обдумать дальнейшие действия. То, что патрули уже давно нас не беспокоили, тоже внушало определенный оптимизм. Как только мы сочли, что достаточно отдалились от комедиантов и неожиданная встреча нам не грозит, мы с Мартином вернулись к своему исходному состоянию. То есть переоделись. Мартин в свой, а я – в костюм того молодого стражника, того самого, которого оставил изображать свой труп. Теперь мы выглядели как средней руки горожане и ничем не напоминали тех милых девушек, разбивших сердца молодых актеров. Изготовили мы и новые документы – дело это оказалось совсем несложным. Фридрих предложил назваться горожанами города Стрелица. Когда Мартин робко спросил, как быть с печатью, мой старый слуга усмехнулся и вытащил на свет шкатулку с драгоценностями. Так уж случилось, что я совершенно равнодушен к разного рода побрякушкам, будь то кольца, перстни, броши или серьги. То есть с моей точки зрения это все женские дела. Так что, зная о шкатулке в принципе, я совершенно не интересовался содержимым. Ну, есть немного ювелирки на черный день, и слава богу. Как оказалось, зря. В моем «приданом» было: большая парадная золотая цепь, которую следовало надевать на всякие важные мероприятия. Две цепи поменьше – одна золотая, другая серебряная, – предназначенные соответственно для мероприятий попроще. Три браслета. Серьги с довольно крупными брильянтами. Серьги эти почему-то считались мужскими, но, слава создателю, принц проколоть уши не удосужился. Ну и наконец пять ужасно крупных перстней, три из них с камнями, вроде бы рубинами. Два же оказались печатками. Одна из таковых – с фамильным гербом Мекленбургов, другая – с гербом Стрелица. Блин, Стрелиц же мой город, можно сказать, вотчина!

Остановились мы в непритязательном трактире на окраине, заняв одну комнату на троих. Лошади получили место в конюшне, а фургон во дворе. Фридрих пообещал разведать обстановку и целыми днями где-то пропадал. Мы же с Мартином остались предоставлены сами себе и целыми днями слонялись по городу. Мюнхен еще не стал тем Мюнхеном, каким мы знаем его в нашем времени. В девятнадцатом веке Вительсбахи едва не довели своих подданных до революции, отстраивая и украшая столицу, вкладывая в это астрономические средства, к вящему недовольству своих налогоплательщиков. Позже эти вложения сторицей вернулись потомкам недовольных, став приманкой для туристов. Увы, я не побывал в будущем Мюнхене, поэтому просто бродил по городу, глазея на его дворцы и храмы. На Мартина город и вовсе произвел ошеломительное впечатление. Никто не обращал внимания на двух бедно одетых подростков, гуляющих по улицам большого города. Однажды мы загулялись и, изрядно проголодавшись, решили зайти перекусить в харчевню. Цены там кусались, но голод был совершенно невыносим. Пристроившись в углу и жадно поглощая что-то вроде мясного рагу, я неожиданно услышал речь, показавшуюся мне знакомой. Прислушавшись, я понял, что за соседним столом говорят на латыни. Сам я в древних языках, что называется, ни в зуб ногой, а вот принц Иоганн Альбрехт, похоже, латынь учил всерьез. Так что, прислушавшись, я стал понимать смысл и едва не подпрыгнул от неожиданности. Неопределенного возраста монах и явный военный говорили обо мне. Очевидно, военный был осведомителем священнослужителя или, подвыпив, выбалтывал ему военную тайну.

– …Уж очень хитрой бестией оказался этот еретик, падре, даром что принц! Представьте, он переодел убитого им стражника в свою одежду, вплоть до белья, и, изуродовав до неузнаваемости, оставил на дороге. И клянусь всеми святыми, его дьявольская хитрость удалась бы, если бы тело случайно не опознала по родинке его мать, которую поставили обмывать тело перед погребением. Ибо этот несносный вероотступник все же принц. Да и вина его не была изобличена в священном трибунале.

– Так вы полагаете, сын мой, что принцу удалось ускользнуть?

– Вне всякого сомнения, падре! Причем это отродье сатаны, пока мы со всем тщанием искали его на севере и западе, отправился на юг.

– Откуда вам это известно?

– Мы нашли лошадей стражников, которых принц и его слуга продали местным крестьянам. На вырученные деньги они купили фургон и кучу всякого вздора, чтобы запутать следы. Увы, мы с упорством ослов искали этот фургон где угодно, но не на южной дороге. Когда я сказал о своих подозрениях капитану, тот поднял меня на смех, а когда и его пустой башке стало ясно, что я был прав, время было упущено! Будь проклят этот капитан, из-за него мы потеряли надежду на вознаграждение.

– А из-за чего вся эта суета, сын мой? Уж в чем нет недостатка в Священной Римской империи – так это в принцах, причем обвинения в ереси можно предъявить любому из них. В такие уж ужасные времена мы живем, что истинная вера ослабела и в нобилях, и в простолюдинах.

– Не знаю, падре. Похоже, у принца, несмотря на юный возраст, есть враги, которые отрастили на него большой-пребольшой зуб!

– Интересно, а где же сейчас принц?

– Да где угодно! – захохотал военный. – Может, за соседним столом, и уж поверьте мне, эту хитрую бестию так просто не поймать!