Взгляд василиска

Возвращение в Порт-Артур обернулось подлинным триумфом. Хотя все знали, что экспедиция по спасению крейсера увенчалась успехом, но знать – это одно, а увидеть собственными глазами – совсем другое. Первыми крейсер приветствовали дежурные миноносцы и «Ретвизан», продолжавший оставаться на внешнем рейде. Хотя его пока не удавалось разгрузить и ввести в гавань, командование решило извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Окружив броненосец двойным кольцом противоминных сетей, его превратили таким образом в неприступную для вражеских минных судов крепость. Хорошо вооруженный корабль стал одним из узлов обороны и вместе с береговыми батареями и канонерскими лодками надежно охранял вход в бухту от посягательств противника. Обменявшись сигналами с «Ретвизаном», крейсер вошел во внутренний бассейн. Здесь его ждал не менее теплый прием. Хотя официальных распоряжений на этот счет не было, матросы и офицеры русских кораблей высыпали на палубы, крича при этом «ура» и бросая вверх фуражки и бескозырки. Всеобщее воодушевление охватило русскую эскадру, и даже кислая физиономия Старка не могла испортить людям праздник. Умнее всех в данной ситуации поступил наместник. Опытный бюрократ и царедворец недолго думая направил в Петербург депешу, в которой представил спасение «Боярина» как большой успех, и, в общем, был недалек от истины. Особо была выражена благодарность отличившимся. Более всех отличились, разумеется, сам Евгений Иванович, а также адмиралы Старк и Греве, как разработавшие и с блеском воплотившие в жизнь совершенно великолепный план. Исполнители также не были обойдены, Алексеев с удовольствием доносил, что капитан первого ранга Матусевич и командиры миноносцев с честью выполнили свой долг. Не забыли и нижестоящих участников: скупо отмечалась расторопность экипажа буксира «Силач» и временно прикомандированного к нему великого князя Алексея Михайловича.

Сам виновник переполоха не обратил на неудовольствия начальства ни малейшего внимания. Спасение крейсера само по себе казалось Алеше достаточной наградой, и чувство собственной причастности к такому лихому и в высшей степени полезному делу согревало душу. Его непосредственный начальник, адмирал Греве, сообразил наконец, что оставлять такого деятельного молодого человека, как лейтенант Романов, без порученного ему дела есть верный способ нажить себе неприятностей в формуляр. Посему встретив своего подчиненного и ни словом не обмолвившись о спасательной эпопее, он дал Алексею Михайловичу очень ответственное поручение.

Как оказалось после разгрузки «Маньчжурии», среди ее грузов помимо снарядов для эскадры, консервов для гарнизона, огромного количества разнообразных материалов для ремонтных мастерских, двух десятков комплектов телеграфных станций, находился еще и воздухоплавательный парк. Если с телеграфными станциями дела обстояли более-менее понятно, то о воздушных шарах этого сказать было нельзя. Несмотря на то что опыты по их использованию проводились уже довольно много лет, ни специалистов, ни просто энтузиастов воздухоплавательного дела в Порт-Артуре не было. Наверное, именно поэтому многомудрое начальство рассудило за благо взвалить эту ношу на крепкие плечи лейтенанта Романова.

Тот, верный своим принципам, и не подумал отказываться и с энтузиазмом принялся за выполнение поручения. Увы, все, что удалось сделать великому князю в первый день, это убедиться в том, что груз действительно существует. Несколько больших ящиков были, не мудрствуя лукаво, выгружены прямо на пристань, где и находились под охраной часовых. На вопрос, отчего казенное имущество хранится столь небрежно, портовый чиновник честно ответил, что все складские помещения заняты другими грузами и более он ничем помочь не может. Делать было нечего, убедившись, что по крайней мере внешне все в порядке, великий князь задумался. Отступать было не в его характере, но средств выполнить приказ он пока не видел. В конце концов, решив, что утро вечера мудренее, изрядно проголодавшийся молодой человек отправился домой.

В маленьком доме с загнутыми вверх концами черепичной крыши возвращение блудного лейтенанта встретили с ликованием.

– Ваше императорское высочество, Алексей Михайлович, да как же так! – восклицал преданный Прохор. – Мы уж и не чаяли вас живым увидеть.

– Ну-ну, пустое, – отмахнулся от его назойливости Алеша, – дома-то все благополучно?

– Да что мы, вы-то как?

– Говорю же, все хорошо. А где Кейко?

Маленькая китаянка, будто услышав его вопрос, тут же вышла и склонилась в почтительном поклоне. Молодой человек с удовольствием остановил взор на ее хрупкой фигурке и сложной прическе с венчающим большим черепаховым гребнем. Лицо ее было совершенно бесстрастно, но ему все же показалось, будто в уголках глаз девушки мелькнули радостные искры.

– Да вот она, чего ей сделается-то, – встретил ее появление бурчанием Прохор.

– Хорошо, сейчас ванну, затем ужинать и спать. Кстати, а где Архипыч?

– Да здесь я, – отозвался только что зашедший старик, – пока вы «Боярина» спасали, мы тут тоже делом занимались.

– Подожди, – изумился камер-лакей. – Это что же, ты знал, где Алексей Михайлович, а нам ничего не сказал?

– Мы, флотские, все знаем, – отрезал старый матрос, – а вам, штафиркам, это и вовсе не обязательно!

– Ладно-ладно вам, – усмехнулся Алеша, – а что за дело-то?

– Харч закупали, а то мало ли, осадят япошки, так что – с голоду подыхать?

– Свинью они купили, – мстительно заявил Прохор.

– Была свинья, а стала свинина! – не остался в долгу Архипыч. – Как осада начнется, еще спасибо скажешь, дармоед!

«А мысль-то о закупке провианта, право, недурна. Надо бы и крепостному начальству обеспокоиться», – подумал великий князь, но вслух сказал:

– А что, воздухоплавателей там, на рынке, случайно не продавали? А то у меня в них нужда, а не в свинине.

Смутить каким-либо вопросом, пусть даже донельзя странным, Архипыча было нельзя.

– Воздухоплаватели по небесному ведомству проходят, – не раздумывая ответил он, – коли в них нужда, так и идите к архиерею! Заодно на почтамт зайдите и телеграмму батюшке отбейте, а то их императорское высочество гневаются, что давно не пишете. Депешу вот прислали, пожалуйте прочитать.

Кровь хлынула молодому человеку в голову, действительно, за всеми делами он забросил писать письма родным и даже не телеграфировал отцу о приезде в Порт-Артур.

– Как же так, – удрученно воскликнул он, откладывая телеграмму, – и не напомнил никто!

Устыдившись своей невнимательности к престарелому отцу, Алеша, засыпая, твердо решил, что поутру направится на почтамт. Утро, впрочем, внесло в его планы некоторые коррективы. Едва проснувшись, великий князь услыхал явственные разрывы крупнокалиберных снарядов. Вскочив как ошпаренный и наскоро одевшись, он попытался узнать, что происходит, но Архипыч с олимпийским спокойствием сообщил ему, что «японец через Ляотешань стреляет».

– И что, часто стреляет?

– Да почитай каждый день, как вы уехали. Но бестолково стреляют, без наводки, на кого бог пошлет. Завтракать-то будете?

После завтрака Алеша взял в руки портфель с прихваченными со службы бумагами и удивленно уставился на замок. Он точно помнил, что закрывал его, однако документы выпали из него, разлетевшись по всей комнате. Все присутствующие, включая великого князя, кинулись их собирать, мешая друг другу, и так случилось, что он нечаянно столкнулся головою с Кейко.

– Ой, Ареса… – воскликнула она от неожиданности.

– Прости, пожалуйста, – извинился тот, глядя в глаза китаянки.

Но девушка уже поднялась и с поклоном подавала ему поднятые с пола листы. Немного досадуя на свою неловкость, Алеша принял бумаги, и в этот момент их глаза встретились. Кейко, стрельнув в его сторону глазами, вдруг прыснула от смеха и прикрыла рот ладошкой. Великий князь тоже не удержался, затем к ним присоединился Ванька, и вскоре все весело смеялись над этим происшествием. Разве что Прохор остался серьезным и только покачал головой, дескать, вот шустрая девка, но никто на него не обратил никакого внимания.

Придя на телеграф, Алексей Михайлович застал прелюбопытную картину. Посреди зала весьма колоритный офицер, заросший черной густой бородой, оживленно жестикулируя, громко разговаривал с его старым знакомым Ефимом Ивановичем Егоровым.

– Дорогой мой, – почти кричал офицер, – я тебе как другу говорю, как брату! Эту телеграмму нужно отправить как можно скорее! Ты меня понимаешь?

В голосе его явно слышался кавказский акцент, а Алеша, детство которого прошло на Кавказе, питал симпатию к тамошним уроженцам и подошел поближе.

– Не могу, господин ротмистр, никак не могу, – пытался увещевать кавказца чиновник, – приказ наместника, не принимать никаких телеграмм без особого на то позволения.

– Послушай, дорогой, ты что думаешь, я шпион? Нет, я не шпион, а вот тебя арестовать за шпионаж могу. Ты знаешь, кто я такой?

– Что здесь происходит, господа? – осведомился великий князь, подойдя ближе.

– Алексей Михайлович, – обрадовался знакомому лицу Ефим Иванович, – ну хоть вы скажите этому господину, что нельзя без разрешения наместника.

– Простите, с кем имею честь?

– Князь Микеладзе! – представился с вызовом в голосе ротмистр. – Начальник здешней жандармской команды.

– Великий князь Алексей Михайлович, – наклонил в ответ голову Алеша. – Странно, князь, что вас не знают местные чиновники.

– Прошу прощения, ваше императорское высочество, – вытянулся Микеладзе, – но я только что прибыл со своими людьми. Надо вот телеграмму отбить о прибытии, а тут…

– Даже не знаю, чем вам помочь. Очевидно, все же надо взять разрешение в штабе наместника. Дурацкая ситуация, вам по службе надо проверять этих несчастных телеграфистов, а не склонять к нарушению приказа.

– Пожалуй, – мотнул головой жандарм, – а где штаб? Я прежде не бывал в Порт-Артуре.

– Пожалуй, я вас провожу, мне тоже нужен телеграф.

Ефим Иванович и раньше догадывался, кем на самом деле является его знакомый офицер, но теперь, убедившись в своей правоте, стоял практически по стойке смирно. «Практически», потому что вид у чиновника при этом был крайне забавный.

– Чем могу служить вашему императорскому высочеству? – гаркнул он, выпятив живот и преданно глядя в глаза лейтенанту.

– Мне нужно отправить телеграмму, господин Егоров, – вежливо отвечал ему Алеша. – Но, увы, я тоже ничего не знал о запрете.

– Весьма сожалею, ваше императорское высочество, – согнулся тот в почтительном поклоне.