Конечно же, в этот момент распахнулись широко двери мастерской, и влетел запыхавшийся Чарли.
– Я не опоздал? Ларри уже здесь?!
– Куда не опоздал? – с мировым спокойствием спросил Скотт, цивильно дожевывая завтрак.
– Ну на работу естественно! – нервно отозвался Чарли, вытирающий пот со лба.
– Какую работу? Тебя уволили еще час назад.
Холодок пробежал от затылка до пяток нашего толстого недоумевающего друга. И правда, еще чуть-чуть, и Чарли буквально бы оледенел, но Скотт начал тихонько посмеиваться.
– Да расслабься, старина, Ларри нет, ты здесь! – Идиллия!
– Аллилуйя, черт побери!
– Правда, одна плохая новость у нас для тебя все же есть… – подыгрывая Скотту, сказал я Чарли.
Снова наш успешно начавший день толстячок напрягся.
– Круассаны так до твоего прихода и не дожили, ха!
Скосила выражение лица Чарли очень приплюснутая злорадная улыбка, будто бульдогу наступил на хвост маленький мальчик, и ему не больно, не смешно и нелепо.
– А черт с вами! В обед наверстаем! – вдруг сменился на позитивную волну наш бульдог, – Какие будут указания?
– Прогревай мотор, старина! Едем на Браун, оттуда на обед, далее на ковер к Ларри, но сначала мы с Лазом за авансом. Ты с нами?
– Ого, сегодня ж мы станем любимы бухгалтерами! Конечно с вами, нужно же мириться сегодня с женой.
Мы со Скоттом понимающе переглянулись, мол, что и требовалось доказать. Через 15 минут карманы наших рубашек заветно полнились, мы размещали наши зады в плоскости «Бьюика» Чарли. Скотт медленно докуривал, опершись локтем о капот, ветер развевал ему галстук. Такая драматическая картина перед триллером, что вновь ожидал нас на Браун менее чем через час. Наконец, Чарли запустил двигатель, и мы двинулись в путь.
Искра. При зажигании спичек. При горении бенгальских огней в канун Рождества под звон пенящихся фужеров.
– «Да нет же! Совершенно нет!»
Не сравнится по яркости своей ни одна искра с той, что возникает между людьми. Та, что способна освещать стадионы, не вызовет и робкий холодок стеснения между людьми, еще не знакомыми, но чувствующими взаимные взгляды на себе. Когда Чарли распластывается аки барин на водительском сиденье, набивает сполна щеки арахисом и возмущенно пялится на тебя, мол, что в этом такого, ты волей-неволей испытываешь холодок стеснения. И когда тебе оставляют бумажную поделку вместо встречи, пробегает холод стеснения. Вдобавок это еще и бесит! Черт подери тот случай у городского фонтана, который мне непременно еще предстоит разгадать! Замаячили на горизонте узнаваемые кирпичные дома, что вот-вот сменятся на двухэтажные Браунинские.
Вот мне всегда было интересно, кто и как придумывал эти чертовы нелепые названия? Почему улица Браун? Там что, проблемы с канализацией, и от этого вся улица стала Браун? Или раньше был там гетто-квартал с выходцами из Африки? Хорошо, почему Соул Стрит? Что в ней такого «душевного», кроме круассанов? Но больше всего меня забавляет в нашем городке переулок Safety, который ну никак не соответствует своему громогласному имени! Ну никто еще, чувствуя защищенность, по этому переулку не проходил! Тот берет свое начало у Южного моста, и для многих искателей полуночных приключений начало этой улицы становится ее концом! Все же, мы втроем надеялись, что сегодня Браун Стрит не станет нашим концом. Ибо Чарли нужно было мириться с женой, Скотту спешить после работы за подарком Марго, а мне разгадывать головоломку. Звук накатанной бетонной колеи сменился на жесткую брусчатку, мы минули разъезд на Браун. Завиднелся конец улицы с путаницей номеров домов в паутине криминальных событий.
На секунду мне показалось, что асфальт стал холоднее и жестче, а лица пешеходов смотрели недружелюбно на хрипящий «Бьюик». Это ощущение подтверждалось напрягающим звуком перестукивания: то ли у Скотта стучали зубы, то ли Чарли забыл смазать свои суставы. Впрочем, в этот момент все мы втроем с радостью смазали душу градусным напитком, прежде чем снова лезть к ищейкам. Наконец, мы припарковались, и еще не выйдя из машины, мы со Скоттом закурили. В этот раз Чарли даже слова ни сказал.
Вдруг я заметил, как из переулка на нас косился юнец в оборванных лохмотьях, будто на секунду я ощутил перед собой картину военных голодных лет, от чего стало еще более не по себе. Но, сжав волю в кулак, а по правде говоря, намотав на него сопли, мы подошли к ограде злополучного дома. Со стороны он и сегодня казался ничем не отличавшемся от других таких же, стоявших поблизости: оцепляющую криминальный периметр ленту сняли, зевак больше не виднелось, и только люди нашей профессии знали суть.
– Если на нашем пути, джентльмены, не приключится дьявольщина, помирюсь с женой, вот увидите. – на выдохе заверил нас Чарли.
– Это прямая угроза самому дьяволу, смотри аккуратней! – с ухмылкой произнес Скотт, пытавшийся скрыть, что его коленки выстукивали полонез бояки.
– А, к черту, господа. Входим.
Со скрипом отворилась дверь, уверенною походкой ввалились три джентльмена, в сбитом с толку молчании они же и застыли.
– Свет выключен, вещи аккуратно сложены…
– Занавески открыты…
Скотт был первым, кто направился вперед и подошел к окну.
– Да и свежие цветы на подоконнике, земля сырая. Будто кто-то до нас навел здесь порядок и закрыл это дело.
– Пахнет явной чертовщиной!
– В точку, Лаз. Будто дьявол играет с нами.
– Так, нужно подняться наверх, вероятно, там остались хотя бы малейшие зацепки.
С этими словами мы втроем преодолели еще более скрипучую чем дверь лестницу, пытаясь побороть один за другим леденящие тело приступы. Перед нашими журналистскими глазами, имевшими дело лишь с неправильно оформленными статьями, боровшими ночную усталость из-за срочности сдать материал проклятому Ларри, открылась останавливающая все мысли… пустота.
Заправленная кровать с новым постельным бельем. Шкаф, ставшим вчера находкой для шпиона, отсутствовал, оставляя еще больше вопросов. В месте, где вчера лежало тело, находился комод. Кто-то изрядно постарался, чтобы отодвинуть его от стены. Его нижний ящик был легонько приоткрыт, будто чтобы специально заманить случайного посетителя. Или приманить к себе наши не смыслящие в криминалистике носы. Все мы втроем понимали, что именно в нем кроится хоть что-нибудь. Если бы это было не так, вряд ли кто старался навести бы такой безупречный порядок.
– Я посмотрю, парни. – набравшись смелости, шагнул я вперед.
Белый конверт. Потертая марка с самолетом. Более ни слова. В графе адресата отпечаток, сделанный кровью. Мои руки, державшие то, что явно не стоило открывать, налились свинцом.
– Со всеми святыми, Лаз.
– Здесь послание.
– Читай вслух…
«Мгновенно во мне проснулся и забушевал адский дух. В экстазе злорадства я калечил и уродовал беспомощное тело, упиваясь при каждом ударе, и только когда мной начала овладевать усталость, в самом разгаре моего безумия, сердце сковал леденящий ужас…»
– Про-дол-жать? … – пытаясь выдавить из более не двигавшегося от понимаемого рта, произнес я.
Отошедший на несколько шагов назад Чарли медленно одобрительно покивал головой, понимая, что следующие строки могут нести в себе ужас посерьезней.
«…но через секунды приступы слепой жалости к бездыханному окровавленному телу погасли. Как и я ко всему чертовому свету. Потушен светлый источник, задушен белый мотылек в открытой клетке! Ха-ха-ха! Вонзивши в ее нежное тело правду по всем заслугам! Ха-ха-ха! Лавры мне, лавры!…»
– Чертов идиот, упаси Господи и все святые… Свихнувшийся! – едва заикаясь, окрестился Чарли.
Скотт же сухо молчал, пытаясь сфокусироваться на мыслях.
– Продолжай. – кивнул он мне.
«…Тебе даже не стоит найти меня.»
– Закончил. – сухо сглотнув слюну, ответил я Чарли. – Уходим отсюда.
Через мгновение мы запрыгнули в «Бьюик», в тот момент казавшийся спасением из чертовой западни. Письмо мы доставили в целости Ларри, за исключением правого нижнего края – в тайне от всех я оторвал уголок бумаги. Ларри, глядя на нас, за день поседевших, даже не стал расспрашивать, в какую передрягу мы попали. Достаточно было просто посмотреть на Чарли, беспрерывно вытиравшего пот со лба. А на оторванном уголке бумаги красовалось следующее: