Повернулся – никого.
Было так темно…
Я подошел к своему подъезду, наконец-то оказавшись в свете фонаря. Зайдя внутрь, подошел к почтовому ящику и мгновенно потерял сознание.
А открыл глаза уже здесь.
***
Мои воспоминания оборвали дикие крики и смех за окном: клоуны бегали вокруг нашего погасшего костра и орали во все горло…
В промежутки между досок стал проникать солнечный свет. Даже не верилось, что мы пережили эту ночь. Но каким будет день?
Я попытался отвлечься от происходящего на улице безумия, снова погрузившись в мысли: на сей раз почему-то всплыли воспоминания из колледжа.
Глядя на тонкие полоски света, которые были хорошо видны из-за пыли в воздухе, я задумался о таком удивительном свойстве, как цвет. В полнейшей темноте, в которой мы просидели всю ночь, окружающим объектам было нечего отражать, а значит, глаза не получали сигнал о цвете объектов, и мы видели все черным (то есть не видели вовсе).
Но сейчас свет проникал внутрь, поэтому помещение из черного становилось все более и более серым, а потом и вовсе заиграло разными красками: предметам снова было что отражать в наши глаза, вызывая в них ощущение цвета.
Вдруг к крикам за окном добавился шум двигателей мотоциклов, из-за чего проснулась Эмили.
– Что происходит? – сонно спросила она.
– Мюзикл «Планета обезьян». Хочешь выйти и посмотреть?
– Спасибо большое, но, пожалуй, откажусь, – Эмили как-то неискренне улыбнулась.
Рев мотоциклов стал громче – в окно я увидел, как они ездят друг за другом вокруг костра. Затем один из них выехал на дорогу, за ним последовали все остальные.
Звуки становились тише… тише… тише. И стихли совсем.
Настала тишина.
Эмили встала.
– Они что, уехали? – с недоверием спросила девушка. – Или это был сон?
– Я не знаю. Но находиться здесь мы все равно больше не можем!
– Почему же?
– Стало слишком светло! Как только сюда кто-нибудь поднимется, нас сразу же заметят.
– Кажется, я еще не проснулась. Голова раскалывается…
В окно никого не было видно. Тогда, прислушиваясь к окружающим звукам, я встал и медленно спустился вниз.
– Подожди меня тут, пожалуйста. Хочу выйти и оценить обстановку. Если опасность миновала, я за тобой вернусь… Только спрячься на всякий случай где-нибудь…
– Хорошо.
Я осторожно выглянул наружу. Никого. Только чье-то сожженное тело без головы лежало на углях нашего потухшего костра.
Мы пробыли здесь меньше суток, а как минимум двое уже были убиты. Может, и больше.
Из соседнего гаража, озираясь по сторонам, вышел Тилль.
– Вау! – восхищенно воскликнул он. – Странники свалили отсюда! Выходим!
– Как думаешь, они действительно уехали? – спросил я.
– Похоже на то…
– Черт подери. Нам нужно убираться отсюда. И побыстрее.
– Пока мы живы, – согласно добавил Тилль. – Я, кстати, ненавижу цирк. И с детства не переношу клоунов. У меня отец работал клоуном – этот гребаный алкоголик!
– Ясно, – мне было совсем не до его биографии.
Но Тилль продолжил рассказывать об отце, даже не заметив, что я уже не слушал его.
Неподалеку от костра, в центре площадки, потихоньку стали собираться все, кто пережил эту ночь. Не было только Киппа, Евы, Отто, Греты и Эмили.
– Боже, боже, боже, – произнес Лукас, разглядывая обезглавленный труп.
Убедившись, что убийцы действительно покинули нас, я решил вернуться на склад за Эмили. Я поднял огромную кофту, которую она оставила вечером у костра, и направился в инвентарную. Не успел я сделать несколько шагов, как вдруг откуда-то сверху что-то упало прямо мне под ноги. Это была отвратительная на вид отрубленная свиная голова.
Меня чуть не вывернуло от резкого тошнотворного запаха.
Я отступил назад, и тут в мою сторону полетели другие отсеченные головы – Вилли, Рейна и Алоиса…
Я бросил испуганный взгляд наверх.
Их было двое: карлик-циркач и высокий худощавый «грустный» клоун. Оба – вооружены. Эти уроды сбросили головы прямо с крыши той самой инвентарной, где мы всю ночь прятались с Эмили.
Затем, совершая ловкие движения, словно ублюдки действительно работали в цирке, они, как единый живой механизм, с легкостью спустились с крыши и оказались прямо передо мной.
Тело меня не слушалось – я застыл в ужасе. Перед глазами пролетела вся жизнь. И ее последние кадры – Эмили… Эмили! Эмили!!!
«Грустный» направил на меня пистолет, а карлик обошел кругом, оценивая.
Затем клоун наставил оружие на Гоззо.
– Давай уже стреляй в кого-нибудь! – заорал Гоззо.
Но после этих слов клоун лишь опустил пистолет вниз.
– Каждый из вас, идиотов, считает себя важным звеном в вашей цепочке муравьев… Наверное, думаете о том, что к вечеру вы все окажетесь у себя дома и зальете воспоминания о последнем дне алкоголем? Думаете, что можете наебать нас и Оборотня, и съебаться отсюда? Так вот, пусть лучше каждый подумает о том, что единственное действие, которое приведет к спасению – это убийство всех остальных. Ты, – клоун ткнул пистолетом в грудь Кейсера, – и ты, – ткнул в грудь Азиза. – И каждый из вас, мразей, недостойных жизни – должны убить всех остальных! Они – ваше препятствие на пути к свободе! И если ты не сделаешь этого, то с тобой сделает это кто-то другой! Кто поймет это первым – уже на шаг впереди…