– Сядь, пожалуйста, рядышком, мой милый. – Стэфан аккуратно присел на край матраца. – Я доживаю последние минуты на этой планете, и мне не страшно за себя, мое сердце больше волнуется о тебе. Главная задача родителей – это поставить своих детей на ноги, и пусть я прожила всю жизнь в таких скотских условиях, я выполнила ее. Мой сын Калип живет далеко от этого барака, один Бог знает, сколько я положила сил и здоровья, чтобы вытащить его из этого болота. А твой отец ни разу в жизни даже не подумал о твоем будущем, а, проживая так свои лучшие дни сейчас, ты лишаешь себя шанса на другую жизнь. Мой сын должен мне, и теперь пришло время ему позаботится обо мне. Но с тех пор, как он вырвался отсюда, Калип ни разу не написал мне. Я осталась в его памяти отголоском нищеты, в которой я его родила. Под моей подушкой лежит его номер телефона. Он оплатил мое лечение, но так и не осмелился взглянуть в мои глаза при жизни. Так что после моего последнего вздоха возьми этот номер и позвони Калипу. Передай ему, что я больше не являюсь тяжелым камнем на его забытой совести. И если он хочет быть в ладах с собой и успокоить свою душу, пусть приедет и простится со мной, а завещаю я ему забрать тебя отсюда, и, если он выполнит мое последнее желание, я прощу ему годы забвения и отсутствия в моей тяжелой жизни.
Бланш хотела сказать еще что-то, но приступ кашля, будто заждавшийся своей очереди управлять телом Бланш, вновь взял вверх и принялся трясти ее, выплескивая последние капли жизни. Стэфан, сидевший рядом, крепко сжимал ее руку. Уставшие рабочие постепенно заполнили собой барак. Быстро что-то перекусив, все они скрылись в мешках для картошки и уснули в них.
Только через три часа монотонной агонии и кашля Бланш в последний раз взяла управление своим телом.
– Пообещай мне, что позвонишь и передашь последнюю волю усопшей, – собрав последние силы, произнесла старуха.
– Можешь не сомневаться, я позвоню, не трать свои силы на этот разговор, они тебе еще понадобятся.
Подобие улыбки проскользнуло по лицу Бланш, она отчетливо ощущала последние минуты жизни.
– В твоей жизни будет много всего, но запомни: главное – это твоя душа. Она, родившись в этом аду, проросла в красивую человеческую единицу. Не теряй ее и не распыляй понапрасну свою жизнь.
Стэфана слишком долго искал ответ, а когда он, наконец, был готов, в бараке на одного живого человека стало меньше. Стэфан готовился к этому моменту, но, как только Бланш перестала дышать, горечь захватила молодое неподготовленное к такой потере сердце, руки задрожали, а глаза наполнились тяжелой жидкостью. Юношеская озлобленность на такой огромный и несправедливый мир была готова обрушиться на любого, кто сейчас осмелился бы вклиниться между ним и уже покойной Бланш. Скрипучие ступеньки и нескончаемая брань оповестили о возвращении Генри домой. Вся когорта мексиканцев, ворча от шума, исходившего поначалу от Бланш, потом от носа Стэфана, а сейчас от пьяного Генри, бормотала что-то в полголоса, но все они побаивались буйного пропойцу. Поэтому недовольное бормотание не покинуло их спальных мешков из-под картошки.
Генри с порога швырнул свои сапоги куда-то вглубь барака. Осмотревшись, он заметил заплаканного сына и мертвую старушку. Лампочка накаливания, привешенная на длинную веревку, будто в каком-то аттракционе раскачивалась маятником по комнате, освещая две части барака по очереди, и не давала пьяному мозгу Генри осознать происходящее в его доме. Генри, подойдя к кровати, не сразу понял, что произошло, а, когда радостное осознание кончины ненавистной ему Бланш коснулось его пропитого сердца, несчастный строитель, пивший уже несколько лет к ряду, осмелился произнести вслух:
– Не успела вернуться, как копыта отбросила, такая встреча мне по душе.
Лампочка вновь маятником устремилась в дальний угол расстроенных ее свечением в столь поздний час приезжих рабочих, а, когда тусклому свечению настало время вернуться к Генри и его сыну, у кровати мертвой старушки на полу лежал только Генри, с большим кровоподтеком под глазом.
Впервые в жизни Стэфан ушел из дома без мысли вернуться в него. Холодная ночь угрожала бездомным людям каждую минуту. Рука молодого парня все еще сильно ныла от удара прямо в глаз Генри. Стэфан был полон решимости исполнить последнюю волю Бланш и надеялся на эту возможность как на единственную для него после случившегося.
Глава 2
Первый снег огромными хлопьями повалил на землю, прерывистые порции холодной влаги смягчили ледяной воздух, истосковавшийся по снежному покрывалу. Захватывая в заложники немногочисленных прохожих, снежные перья, садясь на одежду, тут же таяли. Стэфан сам не заметил, как глаза, тяжело сомкнувшись, попытались найти спасение от холода во сне. За свои семнадцать лет молодой парень ни разу не был в центре города или хотя бы в парке аттракционов, он не знал вкуса сахарной ваты или большого ванильного мороженного. Оказавшись на улице и получив свободу от гнета Генри, он стал как никогда зависим от него. Испугавшись улицы и не имея средств, к утру он добрел обратно к бараку и, сев напротив него на ледяную лавочку, случайно уснул.
Огромный грузовик, рассекая пространство, гулким сигналом спас Стэфана от смертельного оцепенения. Левая нога перестала слушаться своего молодого хозяина, а руки, превратившись в два деревянных отростка, теряли свою чувствительность на пальцах. Стелио вышел последним из барака. Закрыв его на засов и старый замок, он положил ключ в небольшое углубление, о котором знали все жители этого обветшалого здания. Подождав еще пять минут, Стэфан подошел к двери. Его дыхание было не способно согреть пальцы, принявшие пугающий бледно-зеленоватый цвет смерти. О чем мог думать сейчас полумертвый молодой мальчик, пытаясь открыть дверь? В его уставшую голову приходили мысли о тепле и горячем чае, в этом оцепенении он не вспоминал о мертвой Бланш и ее последней просьбе, хотя именно эта просьба и придавала ему сил этой холодной ночью.
Деревянные руки Стэфана все-таки смогли подцепить ключи и открыть дверь, захлопнув которую, молодой парень машинально отыскал алюминиевую кружку и насыпал туда крепкой заварки. Замерший юноша сидел на полу, вцепившись в огненную кружку. Неприятное покалывание возвращало в обмершие конечности кровь. Теперь тело Стэфана позволило ему подумать о чем-то еще, кроме желания согреться. Осмотревшись, он не обнаружил тела Бланш. Встревоженный, он подошел к единственной койке, на которой еще вчера лежала Бланш, но ни мертвой старушки, ни ее матраца здесь больше не было. Стэфан сразу понял, что Генри избавился от тела, но куда он мог его деть? Не выбросить же на помойку.
Дверь барака вновь открылась, в темное затхлое помещение проник блеклый солнечный свет и приятный аромат свежих апельсинов, смешанных с горечью благородного табака. Эти духи были здесь такими же инородными как воздух на марсе. Мужчина, вошедший в комнату вслед за ароматом, всматривался в полумрак барака. Заметив Стэфана, он обратился к нему:
– Добрый день, я ищу свою матушку, пожилую женщину по имени Бланш, она покинула клинику и, скорее всего, вернулась в этот сарай.
Стэфан понимал, что перед ним стоит ее сын Калип. Он не мог объяснить ему, куда подевалось ее тело, но ему пришлось отвечать:
– Ваша мать умерла вчера вечером.
Эти слова никак не повлияли на ворожение лица богатого джентльмена. С невозмутимым видом он достал белый листочек и, поднеся очки к глазам, прочитал:
– Стэфан, мне нужен мальчик по имени Стэфан, вы не знаете где он сейчас?
– Перед вами.
Калип с явным удивлением посмотрел на грустного паренька, и по его взгляду было понятно, что он ожидал увидеть мальчика лет десяти.
– В любом случае, последней волей моей матушки было забрать вас отсюда. Если вы готовы, то я прошу вас собрать вещи, если они у вас имеются, и сейчас же отправиться со мной во Францию, если, кончено же, вы не против проживания в моем доме?
Как обычно бывает с людьми, которые узнали о том, что они резко разбогатели или получили то, о чем и мечтать перестали, уставший парень спокойным голосом ответил:
– Мне нечего отсюда забирать.
– Чудно, тогда нам пора, самолет долго ждать не будет.
Вставая с голой койки и направляясь к входной двери, Стэфан поинтересовался:
– Откуда вы узнали об этой просьбе Бланш? И вообще вам не интересно, где ее тело?
– Она прислала мне письмо два дня назад, а, что касается ее тела, это не так важно. Главное, что ее душа, наконец, покинула этот ад на земле.
Входной проем ввалилось пьяное тело Генри, перегадив выход Калипу и Стэфану.
Пьяный папаша сразу понял, что Бланш перед смертью написала Калипу. Она очень часто грозила этим Генри, разжигая в нем злобу и ненависть к себе. И сейчас, когда он, наконец, избавился от ее тела, вызвав скорую и полицию. Старушку отвезли в городской морг, а она и с того света крадет его сына. Генри пьяным разумом хотел много чего сказать, но его алкогольная зависимость нашла самые циничные слова:
– Так значит, хочешь забрать моего мальчика?
– Да, такова была просьба моей покойной матушки, вы против? Вы его родственник, она писала он сирота.
– Да, да, сирота. Он задолжал две тысячи долларов за проживание здесь, оплатите их, и вы свободны.
Калип достал две тысячи долларов и, вручив их Генри, в спешке вывел Стэфана из дома. Подойдя к дорогому черному лимузину, Калип спросил бедного мальчика:
– Кто был этот мужчина?
– Жестокий алкаш, мучавший меня всю мою жизнь.
Мягкие сиденья и плавный ход лимузина быстро убаюкали не спавшего всю ночь Стэфана, его билет на свободу увозил его из лап нищеты и пьянства, а новая жизнь, как бы она ни сложилась, была лучше его прошлых мучений.
Аэропорт, частный самолет и Калип, больше похожий на живой органайзер. Все это придавало путешествию Стэфана сказочности, его первый фастфуд, первый вкусный коктейль. Только когда до посадки оставалось десять минут, Стэфан впервые посмотрел в люк, высота и простор, раскрывшийся перед его взглядом, завораживали ничуть не хуже, чем свежая выпечка, которой изголодавшийся мальчик окончательно забил себе желудок. Он искренне не понимал, почему Калип не радуется всем этим плодам цивилизации, доступным только богатым людям. Его новый отчим всю дорогу до Франции не вылезал из своего ноутбука. Стэфан множество раз хотел сказать ему спасибо за спасение, но боялся отвлечь Калипа от чего-то важного в своих документах. Даже после того, как самолет приземлился, хозяин самолета не заметил этого, только пилот, вышедший проститься с Калипом, привел его в чувства. Калип резко встал и, взяв Стэфана за руку, вышел наружу, где их ожидал очередной лимузин. Шофер уже открыл дверь перед уважаемым в этих краях Калипом, управляющим несколькими большими фирмами своей жены. Калип, резко остановившись, осмотрел Стэфана, будто прежде его и не видел.
– Сколько в тебе роста?
– Не знаю, никогда не задумывался, а это важно?
– Мне кажется где-то 188, а сколько в тебе килограмм?
– Ну, так сложно сказать, может где-то шестьдесят.
– Да, думаю не больше, садись в машину.
Калип позвонил своей помощнице, которая встретила их у магазина одной из самых престижных марок одежды не только во Франции, но и во всем мире. Калип попросил подобрать Стэфану новый гардероб, оставшись при этом в лимузине. Мальчик чувствовал себя неловко и не желал мерить многочисленные джинсы и рубашки тем более в присутствие незнакомой женщины, нахваливающей каждую вещь, что попадалась им на глаза. Набрав десяток пар джинс и белых сорочек, помощница Калипа с легкостью расплатилась за все кредиткой. Стэфан видел сумму, которую они потратили на, как ему казалось, обычные джинсы и рубашки. Этой суммы вполне хватило бы на все лекарства для Бланш. Эта мысль поразила молодого парня, ему сразу стало гадко на душе, а сам в себе он увидел жалкого лицемера. Калип, ожидая Стэфана в автомобиле, все время ерзал и смотрел на часы. Ему постоянно не хватало времени. Как только Стэфан сел рядом с новым отчимом, он тут же сказал:
– Послушайте, мне не нужно таких дорогих вещей. Я буду благодарен вам и за меньшее, тем более этих денег могло бы хватить, чтобы…
Стэфан не смог договорить. Вспомнив Бланш, его голос наполнился слезами, он не был ее плотью, но любил ее всем сердцем. Калип понял это и, видя искренность молодого парня, коснулся его плеча.
– Она очень хотела, чтобы ты вырвался из того барака, и я сделаю все, чтобы ты увидел другую жизнь. Я тоже вырос в том гадюшнике и до сих пор вспоминаю то время с содроганием. Моя матушка сама выбрала для себя такую жизнь, я сотни раз предлагал ей переехать к нам, но она упрямилась и не хотела покидать Штаты. Ладно, скоро ты увидишь свой новый дом, и хандра исчезнет.