Каменные сердца. Часть 2

– Кажется, выбора нет. – Валехо усмехнулся.

– Ну, если у Мамы есть бинты, спирт, нитки и иголка… – с сомнением протянул Данике.

– Ладно, трусишки, счас все будет. – Я почти не пострадала при тряске в зале управления Куполом, но любопытство вместе с надеждой на исцеление Акселя затолкнули бы меня и в атомный реактор. Кроме того, страшно мешала шишка на лбу.

Я плюхнулась в саркофаг. Через мгновение по шее будто пробежали маленькие пальчики, свечение усилилось, а потом, мигнув, вновь побледнело. Никакого другого знака не последовало. Выбравшись, я ощупала лоб – шишка разгладилась. Данике подтвердил и отсутствие рубца за ухом.

– Ура, я опять идеальна! – с излишним энтузиазмом воскликнула я.

После меня, распихав остальных, в гробик улеглась Кирна. Еще бы! Только роботы избавили девицу от портивших ее шрамов, а тут снова-здорово: вывих плеча, царапина на щеке, кровоподтеки по всему телу. Встала она как новенькая.

Мужчины также воспользовались услугами чудо-ящика. Николас с облегчением размотал заскорузлую повязку, Грюн с видимым наслаждением выпрямил спину.

– Грюн взял бы коробку с собой, – мечтательно заявил дикарь.

Данике, до того неотрывно таращившийся в сияющее нутро саркофага, резко вскинулся при этих словах. Небось, док воспринял наше восхищение устройством, как личное оскорбление. Хотя с той же долей вероятности он вспомнил о тех, кто лишен нормального медицинского обслуживания. Ох уж эти альтруисты и идеалисты! Всегда найдут над чем пострадать.

– Аксель, теперь твоя очередь, – подступила я к супругу.

– Я туда не лягу! Может там притаилась радиация! – заупрямился он.

– Радиация зарычала бы. – Ник всхрюкнул от едва сдерживаемого смеха.

В итоге Аксель все равно брыкался и хныкал, но, повторно схлопотав от Кирны в ухо, смирился. Мы дождались, пока свет мигнул, и позволили подопытному вылезти.

– Мэйби, зачем вы меня обижаете? – капризная фразочка явно не принадлежала настоящему цыгану.

Радость омрачилась. Я от злости так треснула по стене, что ссадила себе костяшки до крови. Все приуныли. Кроме Птицына, который как в воду канул. Вот только он дверь подпирал, ан нет уже Владилена. Ну и как его искать в этом лабиринте? Пора, кстати, описать интерьеры Дома.

Внешняя хаотичная его композиция влияла и на внутреннее устройство. Комнаты, залы, каморки соединялись путаными коридорами и лестницами, в том числе веревочными и приставными, имели разную форму, тяготея, однако, к шару и кубу. Количество этажей мне не удалось точно определить – то ли шесть, то ли шесть с половиной, то ли все-таки семь с четвертью. А уж убранство! Местами оно напоминало жилые пузыри в Куполе, наводя на мысль об их общем происхождении, несколько помещений были полностью обиты деревянными досками, в двух стены, потолок и часть пола оплело растение с желтыми венчиками цветов и темно-зелеными разлапистыми листьями. Обстановка пестрела предметами, которые ну никак не ожидаешь увидеть рядом. Например, заваленный одеялами диван рядом с ручной газонокосилкой, приспособленной под журнальный столик, или спасательный круг с укрепленными на нем свечами над двуспальной кроватью с балдахином. Полагаю, мы никогда не узнаем, как попали сюда все эти вещи.

Наконец, имелась оклеенная обоями в узорных медальонах столовая с пузатым тяжелым буфетом, люстрой, столом и стульями, укрытыми вязаными салфетками. Рядом притулилась кухня, откуда мы и выволокли Владилена. Занятая приготовлением блинов и других лакомств, Мама, поди, не заметила коварного алкаша. Свинья грязь найдет, а Птицын своим чувствительным рылом отыскал бочки с самогоном. К одной из которых и не замедлил присосаться, аки младенец к сиське. Он втихаря нацедил себе целый бидон литра на три. Пока диверсия не открылась, мы вывели Птицына на воздух. Возвращать краденый бидон и его содержимое Владилен не пожелал.

Вновь оказавшись у столов, мужчины потребовали сделать еще один набег на яства. Пришлось уважить. Напрочь потеряв аппетит из-за неудачи, я села поодаль.

– Я слышала, ты пытаешься вернуть чью-то память. – Напротив меня остановилась лопоухая туземочка с бледно-золотистыми волосами. Очередная туве. Да, склоняюсь к мысли, что туве скорее раса, чем имена пары девиц. – Есть еще три надежных средства!

– Настолько же древних, как узелки? – я скорчила пренебрежительную гримаску.

– Пожалуй, древнее.

Почему нет? Я пояснила, кому нужна помощь, и с любопытством воззрилась на происходящее. В принципе я ожидала чего-то подобного, но не мешала золотоволосой до тех пор, пока не взмолился Аксель. Сначала девица испугала его, подкравшись сзади и громко заорав. Бедняга вместе с тарелкой навзничь грохнулся со скамьи. В его коротких волосах и на ушах висел салат. Одно то, что Аксель не послал обидчицу на хрен или в нокаут, ясно свидетельствовало – средство не помогло. Я сокрушенно покачала головой. Барышня пожала плечами и не менее внезапно оголила перед носом у моего мужа свои буфера.

– Мэйби, чего ей надо? – запричитал Аксель, пятясь от туземки на карачках. – Убери ее от меня! А ну как она по голове мне треснет?

– Удар по макушке – самый испытанный метод, – произнесла девица, заправляя груди в топ, совершенно не обращая внимания на жадные взгляды Декстера и Грюна.

– Нет-нет. Его уже били – безрезультатно.

– О, не все знания у вас потеряны! – порадовалась златовласка.

– Конечно. Просто остров чересчур велик, и знания не концентрируются, как здесь, а размазываются тонким слоем, – заверила я ее, задумчиво глядя на Акселев затылок рядом с моим коленом. А вдруг сработает? Впрочем, к лешему народные способы лечения!

– Не отчаивайся! Память не пропадает бесследно, она же часть анима, – туземка похлопала меня по плечу, улыбнулась перепуганному Акселю и удалилась в сторону замка. – Не опоздайте на совет! – крикнула она издали.

Мужчины тепло распрощались с ней, а я сидела в каком-то оцепенении. Золотоволосая туве сумела-таки помочь, подтолкнув меня к решению. Эх, голова моя дырявая! Анима! Я до сих пор слишком мало знаю о ней и не привыкла связывать с нею все. Но тут наверняка есть кто-то компетентный!

Ах, Надежда! Ты хуже Фортуны, честное слово. Удача непостоянна, непредсказуема, а ты? Ты никогда не покидаешь человека, даже если он пытается отринуть тебя, ты упорно возвращаешься, сменяя обличия. Фортуну ценят и призывают, холят и лелеют, тебя порой ненавидят. Однако, потеряв везение, человек продолжает жить, потеряв надежду, он умирает.

Я снова поверила в себя, в счастливую Акселеву звезду (то есть опять – в себя), в возможность вернуть цыганина из бездны забытья. Аппетит, вдруг напомнивший о себе громким урчанием в животе, вынудил меня присоединиться к моим друзьям за столом.

– Мэйби, я устал, – промямлил Аксель и сонно моргнул.

– Я тоже. Хочу спать, – поддержал моего муженька Грюн.

Мысль задремать тут же, в саду, или в уютно-пыльном Доме на сытый желудок показалась особенно заманчивой.

– Но у местных какое-то важное сборище намечается. Там-то уж выяснится, где мы, кто все эти, ммм, существа и чего от них ждать, – справедливо возразил Данике.

– Заканчивай с паранойей, док. Пока ты дождался от них третьей порции блинов. – Николас кивком поблагодарил Маму, проворно заменявшую пустые тарелки на полные. – Двигаем на Совет. Там поспите, если что.

Мы покряхтывая поднялись из-за стола и направились к Горному Дому.

В отличие от тропинки к пляжу, этой дорогой, похоже, пользовались нечасто. У меня мелькнула догадка, что ее не облагородили, вероятно, ради желающих проявить удаль. Пришлось проявить ее и нам. По счастью, путь обозначался стрелками на камнях и табличками, поэтому мы достигли-таки замка в приемлемые сроки – еще до заката.

Наверное, Горный Дом когда-то являлся частью куда большего по размерам комплекса, но и без того габариты его изумляли. Все архитектурные элементы здания тянулись ввысь. Веретенообразные башни выталкивались в небо колоннами, соединенными с основой сетчатыми арками. Каждая опора состояла из семи-восьми «стеблей», скрепленных на различной высоте скульптурными поясами, и увенчивалась остроконечным шлемом. Везде, где только можно, поверхности рябили рельефными орнаментами, схожими с идэнскими, из зала управления. Те же лица, но радостные и умиротворенные. Они не теснились, заминая друг друга, а кокетливо выглядывали из каменной узорчатой листвы, словно мифические духи леса, гриады.

Замок глубоко врос в скалу, сделавшись ее частью. Окружающая природа постаралась освоить чужеродное творение: оплела колонны плющом, вырастила цветы на нижних арках, проникла своими зелеными руками даже внутрь через трещины, балконы, витражные рамы, оставшиеся без стекол. Окна цокольного яруса, как и входной портал, наполовину скрывались под землей, поэтому пол первого этажа оказался ниже уровня земли на несколько метров. Туземцы исправили неудобство, сложив грубую лестницу из валунов.

Наконец таблички со стрелками привели в зал Совета. Мероприятие, судя по всему, еще не началось, но большая часть мест уже была занята. На посыпанной мелким песком арене, рядом с гигантскими песочными же часами, стоял ящер (не эту ли рептилию мы встретили утром?) с металлическим половником в лапах. На шее у твари красовалась кокетливая белая бабочка.

Едва я взглянула на поднимающиеся кверху, точно в амфитеатре, ряды скамей, как ощущение нереальности происходящего вновь нахлынуло на меня. Пестрая толпа существ, галдящих, жующих, жестикулирующих, смахивала на запечатленных для довоенной газеты фанатов, которые пришли на бейсбольный матч поболеть за любимую команду. Впрочем, вряд ли кто-то нынче помнит об этой игре. Интересно, туземцев собрал столь же дурацкий повод?

Мы протиснулись на галерку – там было посвободнее. Владилен, всхрапывая, клевал носом и в итоге сполз под лавку. Я и остальные тем временем слушали и осматривались.

В крыше залы зиял пролом, через который виднелось темнеющее небо с пятнами облачков, нарождающимися звездами и парящими чайками. Ползучий плющевидный кустарник вскарабкался и сюда – с краев дыры свисали его длинные, усеянные мелкими листочками, плети. Свод над нами возносился на добрых стопятьдесят-стошестьдесят метров, поддерживаемый массивными, похожими на пластинчатые грибы, колоннами с затейливой резьбой. А прямо напротив, за пятачком арены, посадочные ряды были разгромлены. Вероятно, их завалило обломками при падении громадного (верхний конец застрял в капители ближайшей опоры) черного стержня, который, пробив свод, воткнулся в пол. Либо эта штуковина – то ли карандаш-переросток, то ли крылатая ракета – когда-то стояла посреди зала и потом рухнула. Хотя, быть может, отверстие в потолке являлось архитектурным замыслом, а не результатом разрушений.

Ящер неистово замолотил половником по песочным часам, призывая общество к порядку. Это удалось ему на удивление просто. Островитяне определенно имели представление о вежливости и такте.

– Итак, – пробасила рептилия, – все вы знаете, зачем мы собрались. Для того чтобы обсудить проблему людей.

Тишина, воцарившаяся на трибунах, на несколько мгновений стала густой, буквально осязаемой, а затем разразился немыслимый гвалт, вынудивший ящера вновь применить половник. Как только он часы не расколотил?!

Слегка успокоившись, туземцы начали вполне цивилизованный обмен мнениями. Благодарение небесам, «проблема людей» рассматривалась под несколько иным углом, нежели можно было ожидать. В первую очередь следовало выяснить, существует ли в природе такая разновидность разумных существ как человек. После того как обитатели отдаленных островов (а сюда, насколько я уловила, пожаловали представители со всех концов архипелага) сдались под напором неоспоримых фактов, среди которых не забыли даже тувин приемник, обсуждение перешло, собственно, к сути.

Островитяне страдали от тесноты. Вполне закономерно, по-моему. Судя по наличию чудо-ящика и рассказам Туве, долгожительством здесь отличались многие. Даже больше – понятие смерти было им, похоже, неизвестно. Существо присоединялось к Потоку, когда уставало от жизни. Но, как по мне, в здешних условиях довольно сложно устать от жизни.

Запросы туземцев впечатляли. Отдельные особи выражали недовольство (хоть и очень сдержанное), что соседи селятся на расстоянии полукилометра от их гнезд. Фея размером с ладошку поведала окружающим леденящую душу историю о некоей эйлерийке, намедни зловеще хохотавшей у нее под окнами. Кто-то заметил: сие-де происходит от излишней любви молодежи к разгульной жизни. Ему возразила юная девица со змеиным хвостом вместо ног – никто, мол, не смеет мешать ей гнездиться даже в трех местах зараз, особенно, если партнеры не против. Многие вторили ей.