Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

«Успокоиться! Немедленно успокоиться! Никто не должен заметить, что не только для них, но и для меня это первый бой».

Горнист, неотступно следующий за мной, отставая на полкорпуса, встретившись со мной глазами, нервно облизал губы и потянулся к своему надраенному до блеска горну, притороченному к седлу справа. Окончательно остановив коня, я отдал ему команду играть «первую схему».

Введение в батальон витязей, помимо барабанщика, горниста было решением, лишь немного опередившим свою эпоху. Такое нововведение значительно упрощало общее командование подразделениями. Я планировал затем предложить распространить новшество и на другие воинские подразделения, когда эксперимент зарекомендует себя.

По Уставу витязей, начиная с батальона, применение горнистов обязательно и необходимо. При этом в каждом батальоне должно быть не менее двух горнистов, дабы иметь возможность замены убитого или раненого. Звуковые команды всегда минимум дублируются, во избежание ошибок, но чаще всего команда подается три раза, причем интервал подачи команды небольшой, около двух-трех секунд. С одной стороны это много, а с другой, наоборот, мало – все зависит от младших командиров и обстоятельств боя.

Сигналы горниста: «В атаку!», «Стой!», «Отступление!», «Огонь!», «Отбой!», «Схема-1», «Схема-2» и так далее.

Применение схем, то есть построений, не ново в войсках русской армии, вот только схемы витязей все же отличаются от обычных, принятых по уставу Петра построений.

К примеру, схема-1 заключается в том, что данное соединение (максимум полк) выстраивается в четыре линии, причем первые две линии дублируют друг друга, с той лишь разницей, что первая шеренга встает на колено, а вторая остается на ногах. При этом расстояние между ними составляет не более двух метров. Расстояние между бойцами в шеренгах также не должно превышать двух метров. В результате даже две роты способны покрыть расстояние в двести метров, при этом не неся огневой потери.

Что же касается остальных двух шеренг, то их построение аналогично, с той лишь разницей, что обе стоят на ногах. При этом расстояние между бойцами должно быть не менее трех метров, дабы после залпа первые две шеренги могли отойти за спины товарищей и приготовиться к штыковому или ружейному бою, в зависимости от обстановки. В целом же данная схема рассчитана на крепко спаянные десятки и сотни соответственно, с квалифицированным унтер-офицерским составом.

Два коротких сигнала и один длинный прозвучали два раза. Сразу же за ними из-за поворота дороги, находящейся метрах в двухстах от позиции витязей, выехали первые всадники на небольших лошадках. Всадники были одеты в кафтаны, с кавалерийскими пиками в руках, сбоку у них висели сабли, а головы их покрывали пушистые шапки.

Увидев стоящих поперек дороги солдат, первые ряды всадников замерли, видимо, ожидая появления командира. После пары минут ожидания из скопившейся кучи всадников выехали трое воинов, одетых так же, как и остальная масса; правда, у одного из них был повязан красный кушак поверх кафтана. Проехав пару десятков саженей, троица замерла в ожидании.

– Эй, хлопцы, вы пошто тут остановились? – спросил казак с красным кушаком, крича во всю мощь своей глотки.

Ряды приготовившихся к бою витязей молчали. Только Михей, приготовив свою фузею, снова вопросительно на меня посмотрел: мол, дозволь? Я лишь покачал головой, пуская коня вперед, перед рядами своих воинов. Следом за мной направили своих коней мои гвардейцы. Но, покачав головой, я остановил их, взяв с собой только Кузьму и Михаила.

Через полсотни метров я остановил своего жеребца, следом за мной, на полкорпуса сзади, застыли мои друзья.

– А нам тут стоять положено, – ответил я.

– Як каков хлопец! Еще усы не выросли, а он уже со старшими без почтения говорит! – возмутился один из сопровождающих командира сего отряда казак с пробивающейся в черных волосах сединой.

– А какое почтение у благородного к холопам и смутьянам может быть? – спросил у выскочки Михаил.

– Да ты, хлопчик, совсем…

Речь седого прервалась по мановению руки казака в красном кушаке.

– Мы не хотим воевать с простыми солдатами…

Не знаю, что хотел сказать командир отряда повстанцев, но это не так и важно, пропустить их мимо я попросту не имел права: не то время, не те взгляды на жизнь. Поэтому поднял руку, прерывая командира отряда восставших.

– Мы не станем вас убивать при одном условии: вы немедленно сложите оружие и сдадитесь нам. В противном случае мы будем вынуждены уничтожить всех бунтовщиков, – отрезал я, наблюдая, как лица казаков начинают наливаться кровью.

Ничего не говоря, только бросив многообещающий взгляд в мой адрес, казак с красным кушаком повернул своего коня к своим позициям.

– Кажется, он немного разозлился, – улыбнулся Кузьма, смотря на удаляющихся всадников.

– Как не разозлиться, когда кучка «хлопцев» дорогу перед ним перегораживает, – добавил Миша.

– Думаю, нам не стоит здесь задерживаться.

Вооруженная толпа бунтовщиков стала перестраиваться в некое подобие конного строя, готовясь пойти в атаку.

– Поддерживаю, – согласился Кузьма, разворачивая коня.

Наконец шевеления в стане противника прекратились, и первые всадники выдвинулись вперед. Я тем временем занял позицию немного левее своих витязей. Решив больше не ждать, подал знак горнисту – огонь!

Один долгий чистый крик трубы пронесся над строем, а следом за ним двадцать стволов 12-фунтовых пушек выплюнули гранаты, начиненные картечью, какие я предлагал сделать государю еще в мае 1707 года. Через пару секунд в скачущие ряды конницы восставших влетели дымящиеся чугунные болванки, почти сразу же разорвавшиеся на части. На счастье первых линий гранаты пролетели чуть дальше положенного расстояния (все же пристрелки не было, а прицельные приспособления на «колпаках» были теми еще «штангенциркулями»), поэтому они не увидели того, что произошло у них за спинами.

Прошло немного времени, развеялся унесенный ветром дым от взрывов, открывая ужасающую картину на поле сражения. Поворот дороги, в который вошли восставшие, перекрывали телеги обоза, на которых лежали десятки окровавленных тел. Бомбы со смертоносной начинкой собрали богатый урожай.

– Пушки в тыл! – отдаю команду на автомате, наблюдая за приближающимися всадниками.

Тут же расчеты покатили орудия сквозь образовавшиеся дыры в шеренгах витязей, витязи же, сжимая фузеи в правой руке и упираясь прикладом в землю возле носка правого сапога, левой держали штыки, ожидая команды своего сержанта «Примкнуть штыки!».

Подпустив конницу на рубеж в сотню метров, кадеты-витязи наконец примкнули штыки, взяли фузеи наизготовку…

– Ждем, – тихо шепчу я сам себе.

Рядом со мной нервно гладит рукоять палаша Илья.

– Ждем, – вновь говорю я сам себе тихо.

Бунтовщики преодолели еще двадцать метров. Горнист подносит свой инструмент к губам, готовясь немедля сыграть требуемую команду. Но ее все нет и нет, и на лбу у отрока выступает испарина… В глазах горниста легко читается: «Когда же?!»

– Пли! – наконец крикнул я долгожданную команду.

Серия отрывистых звуков – фузеи поднимаются к плечу. Повтор команды – сабли сержантов опускаются в сторону противника, до которого остается меньше трех дюжин саженей. Две сотни витязей спускают курок, отворачиваясь в сторону от прицельной мушки, сразу же поворачиваются на сто восемьдесят градусов и отступают за спины своих соратников, вставая на колено и вытягивая фузею со штыком вперед. Взводы замерли в ожидании залпа оставшихся фузей, до последнего держащихся у плеча. Но вот роковая черта пройдена, и почти в упор по всадникам стреляют две с половиной сотни стволов.

Первые ряды конницы полегли тут же, мешая своим пешим солдатам пробиться к пехотинцам, застывшим единой, немного странной шеренгой. Второй залп фузей только усугубил общую сумятицу. Второй ряд наступающих (если, конечно, в удалой казачьей атаке когда-либо были какие-то ряды и построения) падает на землю, орошая ее своей кровью.

Но как бы ни были превосходны фузеи, они оставались оружием восемнадцатого века, поэтому один выстрел – это все, на что было способно это чудо техники. Так что если бы не замешательство в рядах разозленных казаков, то дело дошло бы до рукопашной, а это для молодых витязей все же довольно рискованное занятие. При всей подготовке, которую еще как минимум год надо продолжать, это могло бы закончиться если не поражением батальона, то большими потерями точно.

Но как бы то ни было, момент казаки упустили и теперь беспорядочно пытались отступить в сторону небольшого леска, удобно расположившегося позади дороги. Но это им не удалось: откуда-то прямо перед самым носом бунтовщиков появились стройные шеренги солдат в зеленых мундирах, идущих с фузеями наперевес.

Вкупе с разбитым обозом сия картина окончательно деморализовала «воинов свободы». Правда, к чести казаков надо отметить, что никто из них не сдался, предпочитая погибнуть на штыках царских солдат. Дезертиры же вместе с оставшимися после побоища рабочими людьми предпочли сдаться.

От первоначального количества воинов противника (семь сотен) осталось… пятьдесят человек, и то большая их часть была ранена. А при уровне нынешней медицины… Короче, если десятка два работоспособных человек останется, будет просто счастье!

– Это просто… нет слов! – восторженно сказал Кузьма, смотря, как оставшиеся в живых предатели строятся в колонну.

– Ты о чем? – спросил я его.

– Как это о чем? У нас же не то что убитого, даже раненых нет! – объяснил мне Илья.

– Да, это замечательно, – согласился я с ним.

Сам же посмотрел на кадетов. Что-то молчаливы они сейчас…

«А ты думал, они от счастья прыгать будут? Потому что людей убили? Нет, не будут, – ответил я сам себе. – Что ж, придется с ними говорить отдельно, но не сейчас, а позже, на привале».