– Не знаю, не привыкла рассуждать в духе: надо – не надо. Ну что? Может, ещё разок? – поинтересовалась Илона.
Андрюшенька не отказался. И теперь Илона показала ему, как надо целоваться. Обвила его плечи, крепко прижала и впилась в него. Андрюше понравилось. Провожания до остановки автобуса превратились в провожания до первого, потом до второго ну и, конечно, до третьего столбика с жёлтой табличкой и большой буквой «А». Илона появлялась дома почти на час позже. Мама сочувственно кивала, слушая объяснения дочери про работу в читальном зале: «Бедняжка, садись покушай, ужин уже готов». А на факультете у первокурсницы Илоны появился завидный кавалер. Так во всяком случае ей шепнула соседка в аудитории. Оказывается, про Андрюшенькиного папу многие были осведомлены, хотя практически у всех папы или мамы на достойном уровне.
8
В предпраздничный вечер шестого ноября Анжела оттирала ржавый след в унитазе. Слив воды наконец починили: сантехник из ЖЭКа ограничился бутылкой шмурдяка с громким названием «Яблучне». Теперь можно начать борьбу за чистый белый фаянс в горшке. И дело сдвинулось с мёртвой точки: Анжела почти победила ржавчину. Устав тереть, она выпрямилась, вытерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб, посмотрела на наручные часы – почти восемь, а Павлика всё нет. Вроде и для интуристов не сезон, хотя немецко-английские пенсионеры катаются круглый год, а на дворе пышным цветом цветёт «ПЕРЕСТРОЙКА», вот и летят они как мухи на мёд посмотреть на эту самую перестройку. Что из неё ещё получится? Анжела постояла с минуту и уже собралась довершить дело, но тут затрезвонил телефон. Павлик, скорее всего, он! Наконец, а то она уже заволновалась. Живо вытерла руки и понеслась в комнату. Но когда она схватила трубку, услышала не Павлика, а мать.
– У нас беда, – не своим голосом сообщила она, и после короткой паузы проговорила со скорбью в голосе, – папа, папа, – мать не смогла закончить.
– Что папа? Мам, что?
– Папу убило, – голос матери дрожал, она едва удерживалась, чтобы не зареветь, – током убило. В три часа. Вот.
Анжела потеряла дар речи. Как? Папку? Он же такой хороший, никогда никому зла не делал. И тут – убило.
– Слышишь меня, – мать почти кричала, – Анжела, слышишь меня!
– Мам, слышу, – Анжела удивлялась самой себе – она это говорит или кто другой? – Я слышу тебя. В три часа? А почему только сейчас позвонила?
Она тотчас поняла всю нелепость своего вопроса, что могло измениться от того, узнай она о смерти отца днём? Но мать ответила, ей нужно было выговориться.
– Я сама узнала не сразу, потом в морг понеслась, в похоронное бюро, гроб заказать, столько всего, а завтра и послезавтра выходные… В общем, только вернулась, и вот сразу к телефону, – она помолчала немного и вдруг перешла почти на шёпот, – доченька, приезжай, я не знаю как, я не понимаю как, ой, ну приезжай, плохо мне.
Анжела ответила, не раздумывая ни секунды:
– Мам, мамочка, – она никогда, ну или очень давно, не называла так родную мать, -мамочка, конечно, я скоро, поймаю машину и через двадцать минут у тебя. Я сейчас, жди, целую.
Она повесила трубку, схватила первую попавшуюся книгу – какой-то учебник, вырвала страницу, накарябала на ней короткую записку Павлику и побежала одеваться.
Машину ловила долго, после семи часов таксисты предпочитали промышлять продажей спиртного – план выполнить успеешь ещё, а пока толкай страждущим водку за пятнаху или даже двадцатку при магазинной цене в 9 рублей. Красивый и лёгкий заработок! Главное – не попасться переодетому милиционеру, но такое уже почти не случалось. В общем, только третий зелёный огонёк за ветровым стеклом «Волги» согласился довезти до «Кунцевской», первым двум было как-то не по пути. Но зато попался неторопливый: больше шестидесяти не разгонялся, на жёлтый свет тормозил. Анжела от нетерпения даже стала кулаками постукивать по сиденью, за что заслужила замечание: «Девушка, не надо по машине стучать, она от этого быстрее не поедет! Народ нынче нетерпеливый пошёл!» – уже себе под нос буркнул водила.