Чечек

– Ты мне никогда об этом не рассказывала, – Олег на корточках сидел у её колен.

– Ты никогда не спрашивал.

В действительности Аня редко рассказывала о летних приключениях своей матери и истории своего появления на свет божий. И даже если её спрашивали в лоб об отце, она изящно уходила от прямого ответа и по кривой Жордана уводила разговор в нейтральные темы.

– Аня, что же было дальше? – Лариса буквально погрузилась в историю девушки и не собиралась всплывать, пока в лёгких не закончится кислород. – Отец уехал с ней? Вы его знали?

– Ничего из этого не случилось, Лара. Отец остался где-то в этих краях. Мама его больше не видела и не слышала. Как и я, – Аня поняла, что нужно закругляться. Намокшие глаза предательским блеском выдавали в ней уязвимость в разговорах об отце. – А через несколько недель после возвращения домой мама узнала, что беременна мной.

Аня выдохнула и улыбнулась с искрящимися глазами двум своим слушателям.

Девушке было тяжело сдерживать эмоции, когда она погружалась в личные переживания. Впрочем, как любому, у кого есть душа. На работе, какой бы стрессовой ни была ситуация ситуация, Анна Андреевна всегда умела сцепить зубы, выпрямить спину, сыграть напускное безразличие и, при необходимости, выдавить улыбку. Но с годами Аня стала более сентиментальной, и слова «отец», «папа» стали для неё настоящими тригирами. Она втихомолку осуждала подруг, которые частенько сетовали на своих выпивающий, гуляющий, безработных отцов.

– У вас хотя бы есть такие, – говорила она.

У неё же – ни вещицы, ни обрывка голоса на память, ни самого блеклого воспоминания о родном отце.

Как-то зимой, Ане было тогда не больше семи лет, она прокралась на кухню и спряталась за буфет. Мама с бабушкой разговаривали за лепкой пельменей. Звук их голосов перебивал лишь треск от горящих полений в кухонной печи.

– Лиля, житие-бытие – вещица хрупкая. Глянуть не успеешь – и почём зря дочурка-то вымахает. Ты б явила ей в пронос хоть крупицу чего.

– Мам, не надо. Не заводи старую пластинку.

– Зря ты так, Лиля. Кровь – не водица. Она ведь своим заветам спуску не даст.

– Ну это не тебе и не мне решать. Чего у неё там кровь отцовская намутит. Пока что от него ей глаза достались да загар на круглый год.

– Глазаньки-то и впрямь чудны?е какие. Аки цветочки – анютины глазки.

– Ой, мама. Уж сколько эти Анютины глазки сердец поразбивают – одному господу богу и известно. – и, сделав тяжёлый выдох добавила, – Да если бы не эти глазки, так и жили бы нормальной семьёй.

После этого, когда люди подмечали цвет Аниных глаз и рассыпались в комплиментах, мысленно она всегда отвечала: «Это от папочки».

* * *

На парковку заехал небольшой автобус. Сплошь ярко-красный, на капоте – мудрёный символ белого цвета, на лобовом окне наклеена табличка с названием компании. Из передней двери вышел среднего роста парень, с редкой бородкой и в белой кепке. Он зашёл в холл и направился к журнальному столику у стойки администратора, где сидело несколько человек.

– Доброе утро, – парень глянул на список туристов, прикреплённый к клипборду в его руках, – Лариса Амырова здесь? – он обратился к сидящим за столиком.

– Всё верно. Это я, – Лариса была под впечатлением от откровений Анны и на автомате встала с кресла, когда услышала своё имя. – Одну минутку, – обратилась она к молодому человеку в белой кепке и посмотрела на Аню. – Вы сказали, что впервые здесь. И наверняка еще не успели ничего толком посмотреть.

Как только Аня выбила у Олега название отеля, она тут же бросилась читать в Интернете информацию о различных достопримечательностях недалеко от их проживания. И с момента прибытия умоляла Олега куда-нибудь смотаться на экскурсию. Но его на отдыхе интересовали еда, кино и постельный режим. А лучше – всё вместе.

– У вас есть свободные места для двух человек? – Лара с надеждой смотрела на гида.

– Даже для четырёх найдём: одна семья заболела и отказалась от поездки.

– Как здо?рово! – у Ларисы поднялась улыбка. Парень смотрел на неё со знаком вопроса на лице. – Я хотела сказать: как же плохо, что они заболели и как хорошо, что для нас всех есть места, – она взяла сумку с ветровкой. – Послушайте. Сын купил мне экскурсию на остров Патмос. Я заезжаю туда всегда, когда приезжаю в этот район. Это невероятное место, – и задумчиво добавила. – Мне кажется, Аня и Олег, что вам обязательно нужно там побывать. Ну, что скажете, согласны?

– Ехать долго? – Олег подключился к обсуждению.

– Ваш отель последний в моём списке. Отсюда едем сразу до острова. Примерно двадцать минут в пути, – гид добавил, предчувствуя следующий вопрос. – Вернёмся обратно к 15:00. Если поедете, то вам нужно поторопиться.

«Скорее всего, в оставшиеся дни мы уже точно никуда не выберемся с отеля, – думал Олег. – Тем более, вечером Аня должна помочь с договором о партнёрстве. Пусть и для неё будет что-то приятное в этот день. Да и всем нам не помешает сменить обстановку».

8

Любой, кто мало-мальски знал Виктора Павлова, называл его баловнем судьбы. Кто-то сдержанно радовался его достижениям; кто-то обращался к нему за помощью – в надежде выяснить секреты мозолистого успеха; ну а некоторые, молча или в вполголоса, терзались от лютой зависти к Витькиным победам.

И действительно, ведь было чему завидовать.

Виктор успешно совмещал работу корреспондента на два самых читаемых печатных издания Советского Союза. Работа часто бросала его в самые разные географические точки страны. Как говорил он сам: «Господь сподобил меня побывать в местах, где на самом деле не ступала нога человека. Блуждал зимней ночью по тундре на оленьей упряжке, снимал с вертолёта горные перевалы, карабкался по отвалам рудника «Бутугычаг», из которого добывали уран для первой советской атомной бомбы».

Личная жизнь тем временем поспевала за успехами на рабочем фронте.

В пятницу, сразу после планёрки в редколлегии, один штатный сотрудник сказал Виктору о готовящемся квартирнике с участием журналистов, фотографов и музыкантов.

На вечернем балагане Витя практически никого не знал. Но он активно заводил новые знакомства и раздавал свой номер телефона на случай подработки. Читались стихи, кто-то достал несколько гитар; галдёж в прокуренной кухоньке и серенада на балконе – уровень шума шёл по нарастающей.

Самая главная беда во времена квартирников – соседи. Их негодование финишировало домашние капустники. Скрюченными от злости пальцами они вызывали наряд милиции или строчили доносы по месту работы дебоширов.

В тот вечер Семейство Таирян, проживавшее через стенку от квартиры Мельниковых, где Павлов завывал под «Не для меня», наслаждались птичьей трелью и поедали каси харавац. Еще днём они уехали на дачу аж до самого воскресенья. Их дочь Гаяне болела и отказалась разделить с родителями армянскую кухню на дачной веранде. Поэтому, в аккурат на втором куплете «Не для меня», она сбила поющих с нот настойчивым и глухим стуком в дверь. Через два часа исцелённая медовухой и с румяными от танцев щеками Гаяне знакомилась с будущим мужем.

– Ты, наверное, фотограф?

– На мне видно фотоаппарат?

– Получается, что я должна ходить со счё?тами на шее? Иначе я – не бухгалтер? – Гаяне разразилась звонким смехом.

– Я журналист. Пишу для нескольких газет.

– А был бы фотографом, я бы позировала для тебя.

Через день Виктор купил свой первый фотоаппарат. Через пять месяцев в Кутузовском дворце бракосочетания зарегистрировали брак Виктора и Гаяне Павловых. Спустя год выходит издание его первого альбома «Московское метро». Многочисленные публикации в западной прессе, персональные выставки в Европе и баснословные гонорары.

По тем временам, удача, свалившаяся на Павлова, была невероятной.

– Это то же самое, что выиграть в лотерею по трамвайному билету, – отшучивался он в своих интервью.

Гаяне стала той самой линией судьбы, что так крадучись и скрытно правит жизнь человека, неукоснительно следуя божьему замыслу. Даже, если порой нам кажется, что этот самый замысел не имеет юридической силы и составлен дилетантом.

В конце восьмидесятых в жизненном плане Виктора была обнаружена ошибка: злокачественная и третьей стадии.

– Никто не идеален, – говорил он. – А уж нас у него вон сколько – поди за каждым уследи.

Павлов старался не обращать внимания на возникшую оказию со здоровьем и относился к этому жизненному кризису, как к любому другому в его биографии:

– Из любой ситуации есть выход – нужно только постараться его найти.