Алтайский первоцвет

13

Аня собиралась что-то ответить и даже оформила в уме нужные вопросы, но все мысли вдруг спутались лишь двумя позывами: жаждой и тошнотой. Тошнотой и жаждой. Единственное, о чем она сейчас могла думать, – какое из желаний исполнить быстрее – пить или блевать. На лбу выступил пот. Делать не́чего – придется собраться и уж как-нибудь дотянуть, пока они не дойдут до конечной.

Группа туристов вышла из бора и оказалась у самой кромки правого берега реки; в этом месте он был с крутым и высоким обрывом.

Получив на свой вопрос лишь сдержанный и какой-то страдальческий кивок от туристки с шаманскими глазами, Ырысту повернулся лицом к гостям; за его спиной открывался картинный пейзаж на остров.

– Дорогие гости, это то, ради чего мы все здесь. Патмос и восстановленный Павловыми храм Иоанна Богослова – то, о чем я рассказывал в автобусе, – он встал вполоборота, давая обзор на постройку. Туристы приблизились, сделав шаг к ограждению. – Строительство было окончено в сентябре 2000 года, а в январе 2001-го состоялась первая Рождественская служба.

Остров стоял ровно по центру горной Катуни и делил ее бирюзовое русло на две части: небольшая протока уходила в сторону от основного потока реки, вдоль правого берега. Над этим малым водным рукавом, раскачиваясь в ритме идущих по нему людей, был перекинут подвесной мост.

На противоположном, левом берегу реки монолитом возвышался горный выступ. Над его пиками теснились серые тучи, но небольшой клочок православной суши выигрышно стоял под солнечными софитами.

– Ырысту, – Лариса подошла ближе к проводнику, – неужели получилось все это отстроить заново по одному лишь снимку? – спросила она, хоть для нее совсем не требовались ответы на все, что касалось истории храма. Ведь сама учительница здесь бывала не раз и не два.

Приезжая в Чемал, Лариса гостила у родителей покойного мужа. В доме свекров ее всегда ждала родительская забота, рюмочка коньяка и задушевные беседы. По вечерам они все вместе собирались у костра, обращались к предкам, просили благословения духов и пытались чего усмотреть в тонких материях. Так что ни одна из ее поездок в горы не обходилась без визита к этому месту. В основном сюда Ларису привозил заботливый сын. Обычно она не спеша прогуливалась до храма, спускалась к реке, в раздумьях отсиживалась там какое-то время и пешком возвращалась в дом к свекрам. Но этот раз все пошло не по привычному сценарию, а к Лариному персональному островку душевного покоя путь пролегал только через тернии организованного туризма. Когда она это поняла, то больше всего распереживалась из-за предстоящей экзекуции от какой-нибудь девицы, решившей подзаработать за лето на экскурсиях и чей голос мог бы соперничать разве что со страдальческим визгом пенопласта. Но слушать этот знающий голос – было усладой для откалиброванного слуха заслуженного учителя.

– Тот самый краевед… – не успел договорить парень.

– Аржан Амыров, – вырвалось у Лары.

– Совершенно верно, – не придавая значения, Ырысту продолжил начатую мысль, – бывший одногруппник Павлова достал из местной библиотеки архивный план изначального храма. Благодаря ему и появился новодел.

Храм довольно органично вписывался в острые пики ограниченного участка суши, и можно было подумать, что слово Божье пришло сюда одновременно с его творениями на третий день. А небольшая бытовка вообще не имела задней стенки: ее роль выполняла одна из скал. По большому счету весь этот остров вполне заслуженно носил имя Патмос[19].

Излучины реки слегка слепили. Крыша храма озаряла золотом: ее медные листы были отполированы до состояния зеркальной глади.

Анна стояла у мостовой перекладины и на фоне речного шума пыталась расслышать, о чем рассказывал их гид. В голове прояснилось, желудок уже совсем не крутило. С каждым шагом, оставляя сосновый бор позади, силы почти полностью вернулись. Патмос ей казался точь-в-точь как на фото из интернета. Однако интерес к новому и духовному робел перед святой обителью. Последнее время Ане казалось, что она живет вне религий, что Создатель не только не додал, но и лишил ее важной части себя, части ее жизни.

– Кстати, обратите внимание на форму острова: она напоминает треугольник, – сказал Ырысту и указательным пальцем начертил в воздухе три прямых линии. – Ну что, а теперь желающие могут прогуляться до хара, – он глянул на часы и добавил: – У вас есть сорок пять минут, собираемся там, – гид кивком указал на пятачок перед мостом: иконная лавка, несколько скамеек, кофе-автомат.

– Ты идешь? – Олег прислонился к мостовой опоре.

– На все сообщения удалось ответить? – Аня взяла его под руку, ступила на деревянные доски и почти сразу же замерла. – Нет, иди без меня. Я, наверное, немного по мосту пройдусь и вернусь обратно.

Олег едва ли успел включить свой напор.

– Олег, одолжите вашу руку, – у Ларисы перехватывало дыхание от высоты. – Без помощи мне не обойтись, – Лара застегнула зеленую ветровку, поправила рыжую прядь и продела свою кисть под левый локоть Олега. Они прошли со всеми, кто был с ними в автобусе.

Выждав, когда народ пройдет вперед, Аня отправилась следом. Перебирая в голове собственные мысли, а под ногами – мостовые доски, она ухмыльнулась в спину Олега. «Когда в последний раз он так же, взяв меня под руку, прогуливался и держался настоящим кавалером? Никогда. Как долго еще придется тянуть эту лямку?»

Мост слегка покачивался, но Аня продолжала цепко перебирать руками по парапетам, а собственные мысли помогали отвлечься от свиста ветра под ногами. Аня подняла голову, и из общего вида ее взгляд выхватил скалу, стоявшую особняком. Сначала она подумала, что это мираж, но, прищурившись, отчетливо разобрала контур изображения: в камне была выточена Дева Мария, с младенцем у левой груди. Благодаря игре теней барельеф смотрелся объемным, а над головой Богородицы отсвечивала золотая дуга.

Как же символично, что у острова была форма именно треугольника. Словно этот лоскут суши определял понимание Святой Троицы: Отца, Сына и Святого Духа. Скреплял их в высшее единство любви и наконечником духовной стрелы нес по кипящей бирюзе Катуни через всю алтайскую землю. Что может быть чище и подлинней материнской любви? И способно ли дитя любить мать так же безвозмездно, как она – его. Богородица и Иисус. Мать и дитя. Мама. Где теперь была она и бабушка?

14

Ане было пять лет, когда она впервые узрела святые лики в золотых оправах. В то время, когда сознание ребенка одолевала не то изобретательная детская фантазия, не то ночные кошмары, подкрепленные страхом темноты.

– Ребенок совсем извелся от дурных снов, – стращала Роза свою дочь. – Сама ведь не спит, и нам покоя нет.

– Это не смертельно, мам. – Лиля пила чай. Голову она подпирала руками, а под глазами наливались сливовые тени. – Просто зубы режутся. И фантазия – дай боже!

– Ох, и не знаю. Ей все рожи какие-то мерещатся. А вдруг болеет Анютка-то наша? А вдруг – бесы бьют!

– Я даже знаю, где она их видит, – сказала Лиля.

– Где же енто?! – Роза ухватилась за грудь.

– А в телевизоре твоем! Ее ведь и за уши от него не оттащить! На пару с ней смотрите всю эту мистику-херистику, а потом обе без сна ходите! – не сдерживаясь в эмоциях, высказалась Лиля и чашкой стукнула о стол.

Ночное бдение перевалило за три часа.

Анина мать подошла к бухтящей печке и подбросила в нее несколько поленьев. Роза в этот момент перегнулась через стол, накрыла дочкину чашку блюдцем и двумя перстами вывела в воздухе крест.

– Хочешь, – сказала Лиля, закрывая печную дверцу, – веди свою внучку в храм – ты это любишь. Или сама ей помоги – ты ведь у нас мастерица по заговорам. Только не забывай, кто у нее отец, – как бы девчонке хуже не стало от твоей заботы.

Через несколько дней отец Георгий стоял у входа в храм и встречал прихожан по случаю Всенощного бдения. Он с любопытством глядел на чудну́ю внешность ребенка: узкий разрез синих глаз, темная коса и золотая кожа. Наместник Господа смерил сравнивающим взглядом девчушку и ее бабку – темноглазую русинку Розу Ильинишну Логинову.

– Все мы вровень перед Господом Богом нашим, – сказал Георгий и открытой ладонью пригласил колоритную парочку в храм.

Так Аня впервые переступила порог Божьей обители. По окончании службы она возвращалась домой уже под петушиный ор, голова ее дурела от спертого воздуха с привкусом ладана, а уставшие ноги ничком завалили изможденное детское тело в кровать.

Мать с бабушкой были преисполнены благодарностью за избавление от ночных страданий для всего семейства.

15

Солнце затянуло аспидными облаками. Погода предсказуемо менялась, и воздух стал наполняться кружащей голову свежестью.

Аня забрала американо из кофе-автомата и устроилась в углу деревянного балкончика. Она сидела на скамейке под сосновой кроной, окруженная запахом смолы и прелой хвои. Туча напротив нее стремительно наползала на гору, а где-то совсем рядом взвизгивали туристы от подергиваний подвесного моста.

Аня достала телефон – еще в автобусе она почувствовала, как он воскрес после суточного перерыва, но не стала на него отвлекаться от рассказа Ырысту. Сообщение было от Олеси:

Привет, Анютка. Как ваш романтик на Алтае? Надеюсь, болончикпока не пригодился=)

Аня уже и забыла про Олесины дары: перцовый баллон и карты местного художника. Подарки так и остались лежать в ее сумке.

Девушка быстро набрала ответ:

Привет, кудесница леса Олеся!=) Все хорошо. Уболтала своего на экскурсию. Сейчас на Патмосе. Была здесь? Баллончик не вскрывала, но он всегда при мне)

– Кажется, вы не стали заходить внутрь?

Аня приподняла голову – рядом сидел незнакомец с кучерявой копной волос, на носу – очки для зрения.

– На мосту что-то голова пошла кругом, – она убрала телефон в карман куртки. Мелкая дрожь вновь забегала по ее затылку и предплечьям. – Я его и так хорошо разглядела, – Аня кивком указала на храм. Мужчина не сводил с нее глаз.

– Не страшно. В следующий раз обязательно зайдите, – сказал мужчина. Он смотрел на Анну, но взгляд его казался отстраненным, как если бы он смотрел точно сквозь нее.

– Не думаю, что я сюда еще вернусь, – сказала Аня и скрестила свои руки.

Они по-прежнему сидели вдвоем – люди кучковались где-то недалеко, у иконных лавок. Ырысту стоял в стороне – он потягивал чай, поглаживая питомца на своих плечах. Морось паутиной плавно ложилась на землю.

– Как же это – тебе и не вернуться? – удивился незнакомец. – Поначалу всем кажется, что оказаться в этих горах – дело случая. Как бы не так, – голос его был степенным и монотонным. – Алтай меняет судьбы людей плавно, не спеша. Да и сами люди, со временем, уже не те, что прежде. Знаете, ведь любой может приехать на Алтай, но не каждому дано его понять.

Аня присмотрелась к собеседнику: на вид ему можно был дать лет шестьдесят – не больше. Его кучерявые волосы были легкими, как пух, и двигались в такт каждого движения головы. Говорил он немного заторможенно, словно по слогам. А еще нельзя было не обратить внимания на его одежду: она была уж слишком заурядной. Словно весь этот наряд – сине-белая рубаха с коротким рукавом, льняные брюки и кожаные плетеные сандалии – совсем не по погоде или вообще откуда-то из прошлого.

– Только представь, приехать из столицы в такую глушь и остаться здесь жить. Слепая вера! – сказал мужчина, повысив голос, и развел руки в сторону. – Зимовать в сарае с буржуйкой да с толикой надежды о скорой постройке.

На секунду Аня отвлеклась от загадочного собеседника. Она повернула голову в сторону гида и перевела взгляд на часы – пора было прощаться с соседом по скамейке.

– Извините, но мне… – не успела договорить Анна – соседа и след простыл. Она сидела совершенно одна.

– Какой красивой была Гаичка на венчании. Как много было гостей, – прозвучал знакомый голос, но уже с другой стороны от девушки.

Это было так неожиданно, что Аня дернулась и плеснула на себя немного кофе. Она повернулась – незнакомец уже стоял к ней спиной, между парапетом и скамейкой. Он смотрел на Патмос, а на его спине – повисший через плечо на кожаном ремне – болтался фотоаппарат.

– Венчание? В этом храме? Я этого не знала. Хотя, может, я упустила что-то из рассказа гида. Они с Виктором по-прежнему здесь? – спросила Аня. Она пыталась всмотреться в мужское лицо, старалась хорошенько его разглядеть. Но из этого ничего не получалось, будто его образ таял и ускользал. Глаза, рот, уши – все это можно было увидеть, но какие-то детали, особенные черты совсем не хотели быть увиденными.

– Моя группа! Кто приехал со мной – нам пора собираться! – раздался голос Ырысту. Туристы начинали его окружать, и он зазывал оставшихся у моста.

Незнакомец с фотоаппаратом по-прежнему стоял у бордюра. Казалось, что он был захвачен собственными мыслями. Наверняка прямо сейчас они уносили его в глубины памяти и отсекали от всего происходившего вокруг. Аня не решилась его потревожить и бесшумно скользнула прочь.

Лариса убирала в сумку купленные свечи, Олег стоял в стороне с прижатым к уху телефоном. Все двенадцать туристов стянулись к гиду-кошатнику, и ватага взяла обратный курс до парковки.

– Ырысту, это правда, что Павловы здесь повенчались? – Аня старалась держаться быстрого гидского шага.

Они уже миновали забор, вышли на тропу и приближались к лесу.

– Успели прочитать, пока гуляли? – предположил Ырысту.

Морось усиливалась, и он накинул красный капюшон от кофты. Миледи сползла вниз и теперь болталась в оттопыренном кармане, на животе у хозяина.

– Все так, – сказал гид. – После крещения Гаяне стала Галиной. А после решили венчаться в храме, который сами и построили. Погодите, – он вынул телефон и открыл в нем галерею фотографий, – должен быть снимок, где они вместе на церемонии.

Туристы прильнули к гиду. На экране его телефона появилась торжественная пара. Оба стояли вполоборота от фотографа. На каждом была надета венчальная корона. На переднем плане была Гаяне: в белом атласном платье, чернющие волосы покрыты фатой из кружевной ткани. За ней, стоя навытяжку, был Виктор: с непоседливыми кучерявыми волосами, прижатыми венчальной короной, в белой рубашке без изысков. В нем Анна узнала собеседника с фотоаппаратом.

– Это Павлов? – Аня вжалась руками в телефон гида.

Олег с Ларисой подошли к ней ближе.

– Да, – ответил Ырысту.

Девушка услышала приглушенное гудение из кармана на животе Ырысту. Оно совсем не походило на кошачье и скорее напоминало рычание бдительного пса, учуявшего опасность для своего хозяина.

– Я его только что видела у моста, – сказала Аня и вернула телефон хозяину. К ней опять вернулась необъяснимая тревога, а на лбу выступил пот.

– Вы обознались, – абсолютно однозначно сказал Ырысту и погладил выпирающий на животе карман. – Ну-ну, Миледи, ты чего разошлась? Наверное, вы видели кого-то сильно похожего на него. Ведь сам Виктор так и не избавился от онкологии. Хотя и прожил долгую и интересную жизнь. – Он сошел с тропы. – Пойдемте – я вам всем покажу.

Ырысту вел туристов к той самой опушке, где камни вырывались из земли и дыбились над ней.

– Но я точно видела именно его, – стояла Аня на своем, сопротивляясь словам гида.

– Анечка, может, это из-за разреженного воздуха? – заботливо предположила Лариса. – В горах такое случается. Я так однажды на рыбалке собственного мужа за Боярского приняла. И ведь у муженька тоже было потертое седло – он его систематически забывал опускать, – учительница мягко улыбнулась и несколько раз кивнула Ане головой.

Несколько человек негромко залились смехом. Ырысту изобразил улыбку.

– Но я с ним разговаривала, – обратилась Аня уже не к кому-то конкретно, но ко всем. Она топнула ногой. Отчего они так убеждены в своих словах и сомневаются в ее? Еще этот холод. Нет, это не холод – снова озноб. Пробрало аж с головы до самых пят. И что за гул? Почему все такие громкие?

Аня замотала головой – кто-то назвал ее имя. И опять, и опять. Теперь она слышала только его – Аня, Аня, АННА, Анна…

– Ну это точно не-во-змо-жно, – уже уставшим голосом сказал Ырысту и остановился.

– Почему? – спросила Аня сквозь стиснутые зубы. Сохранять видимость спокойствия становилось сложнее. Она запустила под волосы ладони и зажала ими уши.

– Да вот почему, – гид указал на каменное надгробье. Оградка стояла почти у самой тропы, но немного терялась в кустах. – Гаяне вдовствует почти десять лет. Перед смертью Павлов завещал, чтобы его похоронили здесь. Он часто говорил, что место это изменило не только их с Галиной судьбы, но и что сами они – не те, кем были прежде. После смерти он хотел остаться в алтайской земле.

Миледи расшипелась во всю кошачью глотку. Она выпустила когти и через ткань оцарапала хозяину живот, из-за чего его лицо исказилось.

На улице стало темнее. Морось перешла в дождь.

Хватая ртом воздух, Аня взглянула на могилу, затем – на лысую, скалистую плешь, зиявшую в основании горы. Там она увидела солнечный зайчик. Еще один. Они запрыгали по мокрым камням.

Знакомая боль пронзила левое плечо, чья-то невидимая рука вновь оказалась на плече. Аня сделала резкий разворот и увидела Виктора. Он стоял так близко, что можно было ощутить на себе его дыхание, конечно, если бы он дышал.

Все вокруг завибрировало, краски стали размазываться, фигуры людей теряли свои очертания. Голоса обернулись эхом и уже еле слышно доносились до Аниного встревоженного сознания. Голова налилась свинцом. Перед глазами потемнело, а изображение схлопнулось в белую точку.

Под начинающийся ливень женский силуэт слегка покачнулся и опавшим листком скользнул на сырую землю.

16

Ларисе звонил сын – он хотел узнать, пришлось ли матери на вкус небольшое путешествие.

– Если не вдаваться в подробности, Артурчик, – щебетала Лариса, – то скажу, что у поездки была своя изюминка. А некоторые, – она подмигнула сидящей напротив Анне, – даже на ногах не устояли.

Аня сделала крепкую затяжку и выдохнула облако дыма. Она поморщилась от забытого едкого привкуса табака – горького, обманчиво пряного, зловонного и грязного. Это был вкус самобичевания, депрессии, потерь и утрат. Но нужно отдать сигаретам должное – они отлично снимают напряжение. Особенно в тех случаях, когда теряешь поводья от собственного рассудка. Этакие волшебные палочки с отравляющим эффектом. Благослови Марго и ее теневой бизнес с запрещенкой.

Отсюда, из безлюдного зала ресторана, где женщины делили один стол на троих, ничего не было видно дальше русла Катуни. Косые лезвия дождя отрезали «Лунный берег» от всей долины, а все, что было между горными пиками и территорией самого отеля, заволокло густым туманом.

– Такая история может затянуться до самого утра, – к столу подошла Марго, в руках она держала поднос с посудой. – В лучшем случае перестанет лить только вечером, – сказала управляющая. Она вспомнила о двух своих внуках и со смешком добавила: – Но это – бабка надвое сказала.

Когда обеденный час пик для работников ресторана почти закончился, Марго отправилась к себе на перерыв. Проходя через парковку, она встретилась с вернувшимися из поездки – Аня напугала ее обескровленными губами и каким-то пустым взглядом; ее кавалер все бубнил о какой-то встрече и что ему необходимо срочно добраться до рабочего ноутбука. Наверное, это как-то было связано с тем пиром, который он заказал в ресторане на сегодняшний вечер, да еще и в отдельном зале. Марго взглянула на часы, прикинула, сколько в ее распоряжении времени до подготовки к ужину, и позвала Синеглазку с Ларой испить с ней чай.

Она выгрузила с подноса белый фарфоровый чайник, три чайные пары, мед и поставила перед каждой из сидящих по заполненной до краев стеклянной креманке.

– Чай по рецепту местной шаманки, – Марго принялась разливать содержимое чайника. – Она говорит, что этот напиток полезен абсолютно для всех, но для женщин он особенно хорош.

Аня затушила сигарету и сделала несколько глотков. Она почувствовала, как тепло, похожее на движение тягучей лавы, разливалось по горлу, согревало где-то под грудью и затем мягко обволакивало живот.

– Напоминает масалу. Что там? – спросила Аня, одним глотком оприходовав половину чашки.

– Бадан, молоко, мед и немного толченого мускатного ореха. Успокаивает нашу природную эмоциональность, дарит покой и располагает к рациональному мышлению, – с экспертной ноткой ответила Марго.

– Я думала, ты спец только по кофе, – сказала Аня, помня об их уговоре на утренний кофе.

Маргарита перевела взгляд с нее на Лару и обратно. Она провела рукой по выбритому виску и сделала один маленький глоток.

– Грешна. Не без стыда заявляю – чай я тоже уважаю, – каялась Марго. – Но втайне от всех. Мулана, чей отвар мы пьем, научила меня кое-каким премудростям.

– Что ж, рациональное было бы сейчас очень кстати, – Аня взяла чайник и подлила себе добавку. – Может, этой шаманке получится вправить мои мозги на место?

– Уж с чем с чем, а с шаманами здесь нет дефицита, – непривычно высоким голосом сказала управляющая. – Да хоть наш главный – шаман в каком-то там поколении. Правда, – она оглянулась по сторонам безлюдного ресторана и перешла на полушепот, – ходят слухи, что у него были нелады в семье. И что ради всего этого, – зрачки ее глаз описали дугу, – он почти полностью разменял свой дар на деньги.

Одновременно женщины сделали по глотку чая.

– Аня, знаешь, я ведь еще утром… – недоговорила Лариса и наклонила голову так, что одна из ее рыжих прядей почти коснулась фарфоровой чашки. Спрятав свое лицо от собеседниц, она на секунду поджала губы, затем распрямилась и с наигранной легкостью продолжила: – Я хотела сказать, что еще утром ты показалась мне совсем хиленькой козочкой. Скорее бросай курить, – сказала она как-то по-корявому и извиняющимся взглядом встретилась с вопросом в глазах собеседниц.

– Родная, – сказала Марго, – может, это и вправду от сигарет или была горянка? Что сказал дядя врач?

Аня прикипела к чашке с живительным отваром, поэтому Лариса опередила ее с ответом на вопрос.

– Он считает, что чрезмерное употребление алтайского воздуха вредит здоровью москвичей, – прочирикала учительница, иронизируя.

Аня, конечно же, рассказала врачу о падении в обморок, но умолчала о том, что было до него, – она ведь не идиотка. Но непременно стала бы ею в глазах сотрудника сельской больницы, поведай она в красках о беседе с мертвецом. Зато от новых подруг она постаралась ничего не упустить из диалога с покойным фотографом, хотя и понимала, как, должно быть, нелепо все это звучит.

– Хорошо, что не ударилась головой, – сказала Марго, разливая всем по добавке.

– Ну, если только в детстве, – подметила Анна.

Женщины зашлись хихиканьем, и Анне стало немного легче от этой беседы.

– Что ты, Марго. Наша девочка вскружила голову не только самой себе, – Лариса игриво вздернула рыжими волосами и манерно опустила свою ладонь на Анину руку. – Но и мужчине, в чьи крепкие руки она упала.