Матрена Панкратьевна.
Какое его положение! Голубей гоняет… Да вот, пить обучился; мальчишка молодой, присмотреть-то некому – и пьет. На фабрику посылали, – фабрика у нас под Троицей: пристращали его там, а он, со злости, в озеро бросился… на силу разделались.
Зоя Евграфовна.
Ну, Матрена Панкратьевна, истинная вы, ангел мой,
страдалица. Именно уж Бог… (плачет).
Матрена Панкратьевна.
Сам, никак, идет (встает). Пойдем отсюда; может, не в духе.
ЯВЛЕНИЕ V
Те же, ДАНИЛА ГРИГОРЬИЧ и АБРАМ ВАСИЛЬИЧ.
Данила Григорьич.
А, живая душа!
Зоя Евграфовна.
Здравствуйте, батюшка Данила Григорьич! Бог вам милости прислал (целует в плечо).
Данила Григорьич (обращаясь к Абраму Васильичу).
Ступай с Богом, ступай.
Матрена Панкратьевна.
Шел бы лучше, старик, домой, что толчешься-то тут? Помогали вам – будет. Что у нас богадельня, что ль?
Абрам Васильич.
Матушка, Матрена Панкратьевна, вы делов наших не знаете. У нас большие дела были.
Матрена Панкратьевна.
Не знаю я твоих делов, а что надоел ты нам хуже горькой полыни. Пойдем, Евграфовна. (Уходят).
ЯВЛЕНИЕ VI
ДАНИЛА ГРИГОРЬИЧ и АБРАМ ВАСИЛЬИЧ.
Абрам Васильич.
С малых лет в вашем доме… старался уж кажется… душу свою положил.
Данила Григорьич.
Верю, братец, я верю.
Абрам Васильич.
И рад бы работать – зрения нет, наказал меня Бог.
Данила Григорьич.
Абрам Васильев, ты меня, кажется, должен знать: я сказал…
Абрам Васильич.
Батюшка, Данила Григорьич, что ж мне делать-то с малыми-то детьми? Отец родной… хоть для них-то. Надеть нечего. Не для себя я прошу. Сам я буду терпеть, так мне и надо. Еще мало мне наказания; может, больше Бог пошлет. Для детей, батюшка, для ребят малых. Богу за тебя помолят. Ведь я по улице хожу – милостыньку прошу (плачет). Ведь меня за это два раза в часть на веревке водили.
Данила Григорьич.
По теперешним временам ничего не могу.
Абрам Васильич.
Голубчик, с голоду помирают. Жену в больницу положил, другой год, голубушка, мается. Ведь за грехи за мои. А грехи-то я для кого делал? Взгляни-ка на Бога-то?
Данила Григорьич.
Что ж, тебе легче, что ли, от этого будет?
Абрам Васильич.
Может совесть тебя зазрит, может ты очувствуешься. Вспомни-ка, что я для тебя сделал! Что я сделал-то для тебя! Ведь я от этого ослеп, зрение у меня Бог за это отнял. Не одна, сотня, может быть, из-за моих делов по Москве по миру ходит. А для кого я старался-то?
Данила Григорьич.
Ты, братец, в грехе, ты и в ответе.
Абрам Васильич.
Да грех-то наш один и дела-то наши одни… Фабрику-то сожгли.
Данила Григорьич.
Кто жег-то?
Абрам Васильич.
Я жег! Для тебя это я! Как собака я тебе предан был.
Данила Григорьич.