Радение богатырей

– А зачем вам земля сразу в двух местах? Не было, насколько я знаю, такого уговора.

– Так в одном месте будем тренироваться и жить, а в другом – землю пахать, скот разводить, если разрешат.

– Сам придумал или кто подсказал? – спрашивает Варгун, а сам при этом на Кудеса косится, который в беседу не вступает, но в дальнем углу на скамье сидит и слушает.

– Так не сам же я, а с друзьями. Мой первый друг, – указал я на Кудеса – Радеча. Он лекарь. Мне советами помогает, многое знает. Вместе мы с ним дело ведем.

– Радеча? – не поверил Варгун. – Я слышал, по-другому волхва кличут.

– То ты меня с кем-то перепутал, воевода, – отозвался Кудес. – Не волхв я. Илье помогаю, как могу и умею.

– Да о тебе весь Киев гудит, волхв, – не поверил Варгун. – Это ты князя можешь обмануть, но не меня. Я волхвов знаю.

– Нет волхвов, – как-то просто ответил Кудес. – Кто умнее были, те ушли, а кто вовремя не собрались, тех убили. Поручение княжье выполняли, старались…

– Я не Руфий, – придвигаясь ближе ко мне, заявил Варгун. – Это тебе его надо опасаться. Приказ дан всех, кто к волхвам причастен, на заметку взять.

– И убить ведущих волхвов, – дополнил Варгуна Кудес. – Только я не жил в Аратыни. Князю зла не желаю. Руфия мне незачем бояться. Против него не выступаю, смерти его не желаю, как другие лица. Да и что изменит смерть одного? На место него помощники заступят. Я им или кто-то другой, получается, дорожку проложу.

– Умен ты. Но Правь же ты соблюдаешь?

– А что есть Правь, воевода? Только лишь слова. Этот закон уже себя почти изжил. Если бы это было не так, мы бы не пришли в Киев, а ты бы к нам не явился.

– Мудрено говоришь, но слушать тебя хочется. Не слепой я. Вижу, что ты здесь всем заправляешь.

– Это, смотря как посмотреть. Я себя никому не навязываю. Дело тихо делаю, Правь не отстаиваю, но советую каждому жить по совести и по Правде Русской.

– Хитер ты, Радеча. И в чем же правда Русская?

– А в том, чтобы чужого не брать, но и своего не терять и не отдавать, себя не забыть и уметь вовремя о себе напомнить и явить в мире силу. Ведь что мы без силы? Только лишь пыль, которую ветер куда захочет, туда и понесет. Я всего лишь странник. Никого и ничему не учу. Смотрю на мир и на его явления, вот, – указал Кудес на меня, – Илюше помогаю. Надо ведь радеть за силушку. Как считаешь, воевода?

– Оно-то конечно так, сказать ты умеешь.

– А раз так, то давай на чистоту. Мы ведь не варяги и не ромеи. Мы за Русь радеем, за силу Русскую стоим, хотим, чтобы наши рода сильнее стали. Я не призываю тебя нам помогать, но ты ведь понимаешь, что при князе ведущие должности совсем не нашими мужами представлены. Варяги на нас и так криво смотрят. Вон, Илюшу задели. Нам бы не враждовать между собой. Ты Вышеславу так и скажи. Мы свое дело делать будем, за наших воев порадеем. Я ведь знаю, что русских мужей князь впервые собрал, а варягов не пригласил. Это знак. Нам надо так себя вести, чтобы наше положение упрочить, а не пришлых, не чужестранцев без роду племени или с ним. Тебе же варяги самому если не поперек горла стоят, то чураешься ты их…

– Тебе бы советником быть при князе, – после долгой паузы осторожно ответил Варгун.

– Твое положение, воевода, сам знаешь, шатко. Сегодня князь добр, а завтра, кто знает, как дело обернется.

– Так и ваше не так уже и прочно, – нашёлся Варгун.

– Вот я и предлагаю нам дружить. Илюша, ты как на дружбу смотришь?

– Так я завсегда с братьями и родичами.

– Сам видишь, что Илюша от сердца говорит. Нам петлять и недоговаривать нечего. Вместе надо держаться. Вышеславу и нашим мужам мы не враги, скорее друзья. Русь одна. За нее порадеть силушкой надобно. К князю я ничего не имею, как и Илюша. Пока что он слово держит. Не знаю, правда, долго ли это будет длиться.

– Князь назад не сдаст, некуда ему отступать, – подумав, изрек Варгун. – Киевлянам князь хочет нравиться. А как тут понравишься, если хотя бы отчасти не будешь уважать местные нравы и законы? Илья делом доказал, что он может. Победа не только Ильи, но и нашего рода-племени.

– Так и я об этом, – живо встрепенулся Кудес.

– Варягов, как я вижу, вы также не любите.

– Так тут не в любви дело, – повел беседу Кудес, видя, что я сейчас что-то не то скажу. – Здесь ведь, смотря как на дело посмотреть. Я не выступаю против варягов. Илюша, несмотря на то, что один из них его едва не убил, также к ним ненависти не питает. Они что? Что им скажут, то и делают. Ладно бы головы у многих были на плечах. Что делать, если их нет, а мечи в руках не знают, что творят?

– Только от этого не легче тем, кого они секут, – усмехнулся Варгун.

– А ты, воевода, точно князю не говори, где землю мы хотим. Все намеками да присказками отвечай, мол, не решили еще. Снежок сойдет, мы с тобой на место выдвинемся. Много не отщипнем. Чужого не возьмем, а своих не выдадим.

– Сладко речешь, – только и ответил Варгун.

– Я сладки речи не веду, я дело излагаю, как вижу и как понимаю. Ты же знаешь советников княжьих, один Добрыня чего стоит.

– Не боишься так говорить?

– А чего мне бояться? Того, что ты на меня донесешь? Так ты еще не так низко пал, совесть и гордость имеешь. К тому же невыгодно тебе это делать. Ведь твоя судьба и наша связаны. Будут у нас успех и удача, они и тебя не обойдут. Если нет, тебе также дела не будет. Место, которое ты хочешь за собой сохранить, тебе не достанется.

– И что же я хочу? – посерьезнел, хмурясь Варгун.

– Известно что, воеводой киевской части дружины княжеской стать и быть. Ты думаешь, что, если ты выполнишь задание князя с радением, как умеешь и знаешь, то он тебя повысит. Однако честь по чести, правду тебе скажу, – Кудес сделал небольшую паузу, искоса посмотрел на Варгуна и сообщил: – Князю умники и далеко глядящие мужи из числа русичей не нужны. При нем хватает византийских советников. Ты сам знаешь, что многие дела им князь на откуп отдает. И как ты думаешь, захотят они, чтобы кто-то еще, кроме известных тебе лиц, получил на князя влияние?

– Грамотно рекешь, – только и нашёлся, что сказать, Варгун.

Он помимо воли провел рукой по бороде, осмысляя сказанное. Кудес четко изложил то, о чем Варгун и сам догадывался, и видел, только так четко не называл вещи своими именами.

– А раз так, умнее игру свою надо вести, – сделал далеко идущий вывод Кудес.

– Родич старший по правде сказывает, – отозвался я тогда.

Варгун ничего не ответил, только вздохнул тяжело и глубоко.

– Стало быть, дружим? – поинтересовался Кудес, слегка усмехаясь при взгляде на воеводу. – Да ты не смущайся и не бойся, воевода. Нам некому, кроме нас самих, кому-то еще сказать о наших договорённостях. Хотя, говорят, что и избы уши имеют, но не наша, пока не нажила, только что срубленная, да и мы позаботились о том, чтобы хода сюда чужому духу не было. Вышеслав против тоже не будет.

– По рукам, – подумав, изрек Варгун и, протянув в направлении меня руку, раскрыл ладонь.

Я пожал руку, а сверху на наше рукопожатие наложил руку Кудес. Росицы тогда не было. Кудес, как только Варгун с помощником прибыли, отправил ее в соседнюю избу. Беседа-то важная была, не для лишних ушей. К тому же Кудес с некоторого времени соблюдал простое, но очень и очень важное правило: меньше знаешь, никому о том, что не знаешь, не расскажешь, а значит, нечего на тебя давить или выпытывать. В общем, крепче спать будешь. Тайна-то она ведь такое дело, за нее иной раз и убить могут. Сложить буйну головушку не так и трудно, а вот к зрелым годам ее в здравии держать, особенно при князе, так это надо постараться. Князь ведь один раз на тебя почти с добром глядит, едва ли ни другом считает, а на второй раз хмурится. Это признак того, что не доверяет, а раз так, то можно и в опалу пойти. А куда же тогда деваться мужу? Уходить куда подальше от светлых очей князя или бежать куда, к примеру, к печенегам. Сказ о них еще будет подробный, но дальше.

Сейчас о них речь потому веду, что князь Владимир дровишек-то наломал, когда с братьями разобрался, особенно с Ярополком. Не простили ему обиды и смерти брата, хоть, по сути, приказ поднять на мечи Ярополка больше протолкнул Добрыня, опекун Владимира. Но в любом случае Владимир, князь все-таки, вынужден был отдать приказ варягам. И никто, потомки, из варягов не понес за это наказания, кроме показательного отстранения на время. Заплатили тогда исполнителям, и немало, златом и серебром. И что это породило? Лишь такой порядок, при котором ты, если убиваешь, но по указке князя и его ближайшего окружения, благородное и богоугодное дело выполняешь и не несешь за это никакого наказания.

Так вот, Варяжко, Братий, Добрат, Бречий, другие первые лица при Ярополке не нашли себе места при Владимире, подались, куда глаза глядят, поклявшись отомстить за смерть князя, а еще больше за потерю места. И князю очень дорого придется заплатить за такой поступок в самом ближайшем будущем. Ведь главные действующие лица, не буду скрывать, связались с печенегами и осели у них, а также стали представителями печенегов при дворе василевса. Некоторые же из перебежчиков с почетом устроились в Царьграде. Владимир знал об этом, даже призывал василевса отдать ему хулителей и врагов, но ничего не получил, даже несмотря на неоценимую помощь в борьбе с самозванцами, о которой мне в любом случае придется упомянуть, пусть и вскользь.

Варгун, конечно, знал о судьбе многих опальных воевод и мужей из окружения Ярополка. С Братием он дружил, а Бречия знал лично, поскольку он в дружине киевской сотником служил. Тесные взаимоотношения были у Варгуна и с Варяжко. Дружить с ним близко воевода не дружил, но симпатию питал. И кто знает, кто и когда вложит в уши князю такую безделицу, сказав, что, мол, снюхался Варгун с врагами князя. А уже тогда, осенью 986 года, недобрые вести пришли с Дикого поля, с окраин земли Русской. Баловать начали печенеги и другие орды, которые полем ходили, на окраинах. Конечно, до Киева им было не добраться, силы не те, но с той поры каждый год следовали набеги. Хуже было то, что сила их с годами все возрастала. Правда, тогда это был еще легкий ветерок, его изменчивые дуновения перед настоящей бурей.

Так у нас появились первые почти друзья. Кудес, правда, говорил, что не стоит слишком полагаться на Вышеслава и русскую партию при дворе Владимира, но все-таки больше нам не с кем было дружить, кроме наших же купцов. Один из них, некто Ладим Кудимович, по кличке Вышта, забрел к нам в гости на следующий день после Варгуна. Не принять не могли, да и не было в этом надобности. Был Вышта среднего роста, широкоплеч, суров и ладен, голос имел звучный и глубокий. Дела у купца шли на лад. В распоряжении Вышты было порядка трех десятков ладей, а это, потомки, очень весомый результат. Был Вышта купцом знатным. Дело умел вести, несмотря на пошлины ромейские, разбой и прочие превратности торговли.

Вышта, когда к нам в избу наведался да с провожатыми, наполнил ее своим присутствием так, что некуда нам было и деться, так тесно стало. Рядом его ждала тройка и сани. Купец пешочком прошел только лишь до избы шагов сто. Снега тогда еще не так много навалило, а легкий морозец слегка щипал ноздри. Вышта сразу же к делу перешел, изредка бороду поглаживая, да на меня посматривая. Звал к себе в терем Вышта на пир, но позже, на праздники. Пришлось пообещать, что приду. От купеческого цеха Вышта дал мне столько, что я едва устоял на ногах. Получил я от него впервые для себя серебряную гривну. Это было не просто богатством, а очень большим богатством. Я даже поначалу не хотел брать, но потом, чтобы купца не обидеть, все-таки согласился. Щедрость это была неописуемая. Кроме этого жаловал купеческий цех победителю также одежду, кольчугу, комплект оружия, две пары обуви и коня.

И куда мне было это все девать. Вот я Выште и сказал, так, мол, и так, некуда мне добро девать, пусть до весны, кроме одежды, у него побудет. Вышта согласился, щурясь, но взял с меня слово, что я пойду к оружейникам, и те снимут с меня мерку, после чего сделают мне кольчугу. То, что это было очень дорого, говорить не приходится. Я поначалу отказывался, но потом, глядя на Кудеса и сообразив, что обижаю купца и купеческий цех в его лице, согласился. Вышта также взял с меня обещание, что я буду на праздниках присутствовать каждый день. В этом году обещались быть всеобщие гулянья с особым размахом, тем более что дело подходило к самому короткому дню и к самой длинной ночи. Празднества эти, которые подробно опишу, шли двенадцать дней, начиная от самой долгой ночи, а завершались на тринадцатый день всеобщим гуляньем и состязаниями. И в этих состязаниях принимал участие весь Киев. Не было никаких исключений. Да и как можно было пропустить такое зрелище?