клавиров, танцев и холстов
горели в факелах жрецов
его «языческой весною»
из новой классики времён.
На полотне и Русский он,
и Музыкант, на грани мира
с венецианскою могилой
Россией выжженных икон.
158 Загадка
Мы женщин вымышленных падки,
вот нам и фея, и гюрза!
Так мало нужно для загадки –
чуть-чуть, но разные глаза.
Лишь лист бумаги рассечёт
что ранит нас, и что влечёт.
159 Пепел
Где грань её водораздела!
Нагой усталости синдром,
надлом лица и юность тела
не лёгким пишутся пером,
как будто, подле белизны,
её одежды сожжены
и пепел этого костра
остыл вчера.
160 Профиль на синем
Там отступает вдохновенье,
где, сотворением оков,
всё обаяние терпенья
у линий белых берегов
и синих граней темноты,
что одолеть не в силах ты,
пока у бездны на краю
она вершит судьбу твою,
усталый жизни созерцатель,
в которой не было беды…
Пусть твои волосы седы,
пусть ты, четырежды, писатель –
её сюжетные орды
не твоего романа строки…
Не тщись протиснуться
в пророки,
где мёртвы «Черные дрозды».
161 Ультрамарин
В его набросках горсть сюжетов,
где бесноват ультрамарин
для романтических картин
и целомудренных поэтов,
где поиск счастья, для неё,
в преодолении гордыни
запретом боговым, отныне,