Все стороны злосчастной медали

Она побледнела и непонимающе взглянула на меня. А мне её было не жаль.

– Уходи, – теперь уже только на выдохе сказал я.

Она убрала руку, протянутую к моей голове. Губы разомкнулись и тут же вернулись в обычное положение. Ничего не говоря, она повернулась и медленно пошла прочь. Тем лучше.

Какое-то время я лежал и просто смотрел в потолок. Потом в голове начали появляться мысли. В моей жизни не было ничего фундаментального, чем я мог бы гордиться. Я слишком привязывался к людям, к вещам. Да, наверно, у каждого есть предмет, хранящий воспоминания. Наткнувшись на него, будто окунаешься в лучшие моменты жизни, какими бы они на самом деле ни были. А дальше предмет возвращается на место, и человек продолжает жить повседневной рутиной до очередной подобной находки.

Нет, у меня не так. В одном артефакте прошлого я жил, на другом ездил на работу. Третий был лучшей и вообще самой яркой частью моей скудной на впечатления жизни. Третий – это Элен, разумеется. Где та грань, перейдя которую, близкое становится безразличным? Не могу судить, что оторвало меня от Элен – её ложь, моё самолюбие, гордость, эгоизм? В любом случае, часть моей жизни перестала меня интересовать.

Осталось продать квартиру, и я стану человеком без прошлого. Так лучше.

В это время в палату вошла медсестра.

– Вы очнулись, это очень хорошо, – произнесла она каким-то наивно детским тоном, меняя сосуд с раствором в моей капельнице.

На бэйджике было написано "Вэл".

Не знаю, как у меня получается, но в девушках я всегда в первую очередь рассматриваю глаза. Их цвет, форму ресниц, движения зрачков. Это интересно. И это отличает девушек друг от друга больше, чем губы. Или грудь. Или ноги. Хотя, и без них никуда. Обратив внимание, что у Вэл все интересующие меня части тела на месте, я понял, что как мужчина пока точно жив.

Она же, кажется, заметила, как я уставился на нее и слегка покраснела. Смущается. До чего мило.

– Что вы делаете, – пауза и перевод дыхания, – сегодня вечером? – спросил я и с наглой улыбкой уставился на молоденькую медсестру.

Она же хихикнула и ответила:

– Сейчас я позову доктора.

Через пару минут вошел доктор. Он расспрашивал меня про боли и сказал, что я везунчик.

Еще пара дней прошла в скучном лежании на постели. Только на пятый день мне разрешили встать. Каждый шаг сперва приносил тупую боль, но вместе с Вэл, которая была приставлена ко мне как сиделка, я научился не замечать эту боль. И она начала утихать. Вообще, мы много говорили. Обо всём. Я, конечно, не стал рассказывать о тёмной стороне своей жизни, надеясь и сам её когда-нибудь забыть. Вэл легко переносила моё первоначальное неумение долго говорить (доктор сказал, что у меня какая-то ерунда с левым легким, а я даже не запомнил названия), и старалась угадать, что я скажу далее, когда я брал паузу на вдох. С ней было здорово. Но это другая история моей жизни – новая, о ней я, быть может, еще расскажу. А пока нужно было закрыть старую.

Спустя две недели после моего пробуждения я набрал номер Элен и сказал:

– Я согласен на сделку.

Эпизоды моей жизни. Глава 8. Si vis pacem, para bellum

Хорошая новость – я бросаю курить.

На следующий день меня посетили двое коллег Элен. Сама она не пришла. Я около трех часов (отвлекаясь иногда на чай) рассказывал под диктофонную запись всё, что знал об этом бизнесе. Кто поручал мне дело, каким был груз, как я провозил его через границу. Всё.

В самом конце, когда люди в красивых пиджаках начали собираться, я спросил:

– Что будет с Юстином? Я шёл на сделку только с условием смягчения его участи.

– Мы не располагаем подобной информацией, – сказал один из них, и оба направились к дверям.

Я сделал паузу, потому что перестал понимать, водят ли меня за нос или так сотрудничают.

– Подождите! Что мне теперь-то делать? – я искренне не понимал.

– Набирайтесь сил, отдыхайте. С вами свяжутся.

Здорово!

Три часа я придерживался плана "лежите и не напоминайте о себе", но на четвертый набрал Элен:

– Мне нужно увидеться с Юстином.

Он не изменился. То же безразлично-грустное лицо, те же волосы, которые он поправляет назад. Тот же бас. Ни капли злости в глазах.

– Привет, Юстин, – осторожно начал я.

Он сидел передо мной в тюремной форме.

– Здравствуй, Карл. Так ты решил завязать?

Я понял, что это упрёк моей болтливости.

– Они всё и так знали. Следили за мной от самого дома, – оппонировал я.

– Сплоховал ты в этот раз.

– Тебе тоже не стоило мелькать на трёхтонном джипе около фургона с наркотой.

– Ну, что верно, то…

– Я пошёл на сделку с условием смягчения тебе приговора. Или условий.

– Спасибо. Но что толку, Карл? Стоит мне выйти отсюда, как меня уберут. Я, знаешь ли, ни с кем не делился. А за всё нужно платить, – он откинулся на спинку стула и сложил руки за головой.

Его последняя фраза спровоцировала секундную дрожь.

– Я бы на твоём месте тоже поберёг себя, – добавил он и посмотрел прямо мне в глаза.

Минуту мы сидели молча.

– Ты бы сам не стал просить, – начал я, зная, что хоть что-то делаю верно, – но я принес тебе кое-что.

Я выложил перед ним капсулу с цианидом, который для меня любезно раздобыла Вэл.

– Спасибо, – сказал Юстин и улыбнулся. И в этой улыбке было всё: умиротворение, покой, радость. "Плана Б" не будет. Решение лежит на столе и умещается в спичечный коробок.

– Береги себя, – повторил я его слова, оказавшиеся ни к месту.

– До встречи, Карл.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.