История проституции

Не знаю, сделали ли вы когда-нибудь следующее наблюдение над самками обезьян. Оно, несомненно, принадлежит к понятию о проституции.

Если бросить лакомства в клетку обезьян, в которой содержатся вместе самцы и самки, то бывает иной раз, что сильный самец подходит к самке, поймавшей орех или сласти. Я часто наблюдал, что самка, заметив дурные намерения приближающегося самца, поворачивается к нему задом с соответствующими жестами, приглашая его к совокуплению, несомненно, с целью спасти свой орех и пр. Нужно заметить, что так же поступают и юные самцы по отношению к взрослым, более сильным, чем они. Самцы обезьян, находясь вместе, всегда взаимно онанируют между задними конечностями».

Френер рассматривает этот факт, как пример проституции со стороны самцов и самок обезьян, которые приглашают вступить в соитие (или отдаются) ради достижения посторонней выгоды. Таким образом, у ближайших к человеку приматов мы должны были бы констатировать тот важный факт, что более слабые индивидуумы пользуются половыми раздражениями, чтобы получить от более сильных какие-нибудь преимущества. На мой взгляд, однако, дело идет здесь не о выраженной проституции, как у человека, а о первых зачатках ее, которые так часто наблюдаются и между нормальными, непроституированными мужчиной и женщиной.

К таким же зачаткам проституции нужно отнести, быть может, и удивительные поступки австралийских певчих птиц, плащеносцев, подробно описанные впервые Гульдом.[17 - Gould, Handbook to the Birds of Australia, London, 1865, т. 1, стр. 300, 308, 444–461.] Птицы эти строят исключительно для целей половых сношений искусно украшенные беседки.[18 - Изображение такой беседки имеется в сочинении Дарвина «Происхождение человека и половой подбор», т. II, рис. 46 (к стр. 262). Перев. проф. Сеченова, 1896 г.] Здесь собираются самцы и оспаривают друг у друга свидетельства расположения со стороны самок. Здесь же собираются и самки и кокетничают с самцами. Входы в беседки украшаются множеством красиво окрашенных или блестящих предметов. Раковины, зубы, пестрые камни, кости, кусочки цветной материи, синие перья от хвоста попугая, даже украденные у человека наперстки, ракушки, синие, красные и черные ягоды и т. п. – все это приносят птички в беседки, складывают или располагают в искусном порядке и возятся с ними во время своих любовных игр. Пестрые и блестящие предметы эти служат, вероятно, чтобы привлечь самок для половых сношений. С уверенностью об этом, конечно, ничего сказать нельзя, как и о темных пока побудительных причинах, заставляющих сороку, ворону и других птиц красть и запрятывать блестящие предметы, например, из серебра, или драгоценности.

Здесь уместно привести также мнение популярного писателя:[19 - Geheimnisse der Prostitution. Enthullungen aus dem Leben der Boherne galante aller Lander. Von Dr. d’Henri, Leipzig 1871, стр. 5.] «Инстинкт половой любви присущ всем животным. Но и у всех животных можно заметить, что инициатива предложения принадлежит самцу и что за это между обеими сторонами заключается нечто вроде контракта, причем самец за доставленное ему наслаждение обязывается защищать самку, или даже доставляет ей пищу».

В общем, остается, однако, верным положение, что проституция есть специфически человеческое явление, сущность которого должна быть по возможности ясно и полно выражена в точном определении понятия «проституция».

Первый организатор проституции Солон (около 630–560 лет до Р. X.), согласно сообщению Филемона у Атенея,[20 - Athenaei Deipnosophistae e recognitione Augusti Meineke, Leipzig 1859. Vol. Ill, p. 26 (книга XIII, стр. 569e).] покупал женщин и выставлял их «в общее пользование, готовых к услугам за внесение одного обола» (около 7 коп. на нынешние деньги).

Это старейшее определение проституции уже отмечает ее главнейшие признаки: отдача себя многим, часто меняющимся лицам («в общее пользование»), полное равнодушие к личности желающего того мужчины («готовых к услугам») и отдача себя за вознаграждение («за один обол»). Да и самое слово «проститутка», приписываемое обыкновенно римлянам, встречается уже в упомянутом сообщении о первом организованном Солоном публичном доме, причем проститутки обозначаются в этом отчете, как существующие в борделе для продажи («prostasai») (Athenaeus lib. XIII, cap. 25, p. 569 d.). Римское слово «prostare» – продаваться публично, проституироваться – так же как и существительное «prostibulum» образовалось, следовательно, из слов продажная девка, проститутка.

Но если законодательство Солона дало, таким образом, первую и самую ценную основу для точного определения проституции и проститутки, то у римлян мы находим для этого гораздо более богатый материал. У римлян собственно продажная девушка, porne, получила, различные весьма характерные названия. Это можно видеть уже в комедиях Плавта (254–154 до Р. X.), написанных еще вполне согласно греческим образцам. Он упоминает «quaestuosa»:

«Одна из тех, которые охотно
Зарабатывают (quaestuosa), тело свое питают при помощи тела».

(Miles gloriosus. Действ. ІІІ, Сц. 1).

В пьесе «Cistellaria» (акт 2, сц. 3) он говорит о девушках, которые «добывают себе приданое собственным телом». Кроме «quaestnosa» Плавт употребляет еще для проституток названия «meretrix» (от слова «merere», зарабатывать, именно непотребством), «prostibulum» (от «prostare», стоять перед публичным домом), «prosedа» (от «prosedere», сидеть перед публичным домом). Грамматик Нониус Марцеллус (3 г. после Р. X.) определяет разницу между meretrix, или menetrix, и prostibulum: первая занимается своим ремеслом в более приличных местах и в более приличной форме – она остается у себя дома и отдается только в темноте ночной; между тем как «prostibulum» день и ночь стоит перед борделем. При этом он точно также ссылается на Плавта.[21 - Noni Marcelli Compendiosa Doctrina emendavit et adnotavit Lucianus Muller, Leipzig 1888, Bd. II, S. 4–5: Inter menetricem et prostibulum hoc interest, menetrix honestioris loci est et quaestus; nam menetrices a manendo dictae sunt, quod copiom sui tantum modo noctu facerent; prostibula, quod ante stabulu-i starent quaestus diumi et nocturni causa. Plautus in Cistellaria manifestissime discrevit: intro ibo, nempe meretricem adstare in via solam prostibuli sanest.] Здесь мы, несомненно, имеем первое определение свободной, или тайной, проституции и проституции публичных домов, определение же Солона относилось только к последней. Тем самым понятие о проституции в отношении к низшей форме ее – гетеры не причислялись сюда – расширилось. Meretrices смотрели с презрением на prostibula и prosedae, клиенты которых рекрутировались из низших слоев народа и из рабов. В этом отношении характерны слова, с которыми обращается в пьесе Плавта, «Poenulus» (акт 1, сц. 2, стихи 53 и след.) meretrix Адельфазион к своей сестре Антерастилис:

Du hast doch wohl
Nicht Lust, dich hinzudr?ngen zu dem Hurenpack (prosedas),
Zu B?ckermetzen, Abschaum aus den M?hlen, voll
Morast, gemeinen Sklavenmenschern, an denen sich
Der Standort: Stall, Leibstuhl und St?hlchen, riechen l?sst;
Die nie ein freier Mann ber?hrt, noch mit sich nimmt,
Zweipfennigshuren (scorta diobolaria), schmutziger Sklaven Zeitvertreib.[22 - Titus Maccius Plautus, Lustspiele deutsch v. Dr. W. Bunder. Stuttgart 1867, Bd. II. Der junge Carthager (Poenulus), S. 42]

(Но ты ведь не хочешь, надеюсь, присоединиться к сброду проституток, непотребных женщин, к мельничным отбросам, полным грязи, к рабьим людишкам, от которых пахнет их местопребыванием – конюшней, судном; к которым никогда не прикасается ни один свободный мужчина и не берет их с собой; к грошовым проституткам, с которыми проводят время лишь грязные рабы).

Как «fornicatrix», публичную женщину, Изидорус из Севильи обозначает в своей Этимологии (книга X, 182), женщину, тело которой продается публично всем (publicum ас vulgare est), и притом именно под арками (fornices) городской стены – отсюда название «fornicatrix».

Коротко и ясно, но собственно вполне исчерпывающе, определяет характер проститутки одна надпись на стене Помпеи:[23 - Corpus inscriptionum Latinarum Vol. IV; Inscriptiones parietariae Pompejanae etc. ed. Carolus Zangemeister, Берлин 1871, стр. 125 № 1948 (стенная надпись одной базилики).] «Lucilla ex corpore lucrum faciebat», Люцилла извлекала выгоду из своего тела. Таково приблизительно и современное определение Иозефа Шранка, который называет проституцию «непотребным ремеслом, которое совершается над человеческим телом».

Величайшее значение для более точного определения проституции и для разграничения ее от других форм внебрачных половых сношений имеют знаменитые определения и исследования римского права, прежде всего – Ульпиана. Выводы его находятся в дигестах Юстиниана (Lib. XXIII, Titul II, 43, §§ 1–3). Они гласят:[24 - Цитировано по изданию «Corpus juris civilis» A. M. Kriegel, E. Hermann u. Ed. Osenbruggen, Leipzig, 1858, Bd. I, S. 370.]

«Публичным непотребством, как ремеслом, занимается не только та, которая проституируется в доме терпимости, но и та, которая бесстыдно продает себя – как это обыкновенно бывает – в увеселительном кабачке или в другом месте. Но под словом «публично» мы разумеем «всем и каждому, т. е. без выбора», – следовательно, не такую женщину, которая отдалась, нарушив супружескую верность, или благодаря насилию, а такую, которая живет наподобие девки из публичного дома. А потому о женщине, которая имела половые сношения за денежное вознаграждение с одним или двумя мужчинами, нельзя еще сказать, что она публично занимаемся непотребством, как ремеслом». С другой стороны, Октавенус совершенно верно говорит, что и та женщина должна быть причислена к проституткам, которая публично отдается многим и без вознаграждения.[25 - Palam questum facere dicemus non tantum earn, quae in Iupanario se prostituit, verum etiam si qua, ut assolet, in taberna cauponia, qua alia pudori suo non parcit. § 1. Palam autem sic accipimus, passim, hoc est sine delectu; non si qua adulteris vel stupratqribus se commitit, sed quae vicem prostitutae sustinet. § 2. Item, quod cum uno et altero pecunia accepta commiscuit, non videtur pa– am corpore quaestum facere. § 3. Octavenus tamen rectissime ait, etiam earn, quae sine quaestu palam se prostituerit, debuisse his connumerari».]

Весьма любопытно, что римские юристы плату за половой акт, как таковую, еще не рассматривают, как проституцию. Они, очевидно, придерживались того мнения, что денежное вознаграждение не составляет сущность проституции, что оно не позорно, как эта последняя, а зависит только от отношения между мужчиной и женщиной. Как человек, знающий свет и людей, Ульпиан знал также, как часто женщина, занимающая зависимое общественное положение, старается получить какие-нибудь преимущества за то, что она отдается, нисколько не поступаясь при этом: своей «честью» и не имея основания опасаться, что она потеряет уважение общества и что ее не будут больше считать «честной женщиной». Не существует ли у пассивной в половом отношении женщины глубокая физиологическая склонность требовать от мужчины эквивалента за жертву, которую она приносит ему, неограниченно отдаваясь его любовным ласкам? Не распространена ли такая форма «продажности» женщины гораздо больше, чем проституция? Нет ли достаточно основательных причин считать последнюю лишь крайним проявлением этой глубоко коренящейся потребности, с которой она связана, следовательно, органически? Жаннель был близок к этой мысли, когда полагал, что для менее способной добывать средства к существованию и менее активной в половом отношении женщины половые отношения влекут еще за собой последствия и тягости материнства, и что отсюда проистекает стремление женщины требовать чего-нибудь взамен и готовность мужчины предоставить ей часть продукта своего труда. Вот почему, по мнению Жаннеля, абсолютное устранение проституции (в самом широком смысле этого слова) невозможно; можно только стремиться к искоренению ее крайности, так называемой «публичной проституции».[26 - J. Jeannel, Die Prostitution in den grossen St?dten im XIX Jahrhundert und die Vernichtung der venerischen Krankheiten, ?bers. von F. W. Muller, Erlangen, 1869, стр. 76.]

В беседах Фридриха Великого с Генри де Кат[27 - Gespr?che Friedrichs des Grossen mit Henri de Cat, Leipzig, 1885, стр. 11.] имеется характерный анекдот, прекрасно иллюстрирующий взгляд римских юристов, что половые сношения за вознаграждение не относятся обязательно к проституции, а бывают часто и помимо нее.

«Мы говорили о воспитании.

– Если желаешь руководить людьми, сказал король, то главное – знать их вкусы, взгляды и слабости. Слабости есть у всех нас. Моя бабушка из Ганновера спросила однажды французского посланника, чем объяснить, что француженку так легко соблазнить?

«Ваше Величество, – ответил он, – бриллианты!»

«Но кто же продаст себя за бриллианты?»

«Ну, за сто тысяч талеров!»

«Отвратительно – за деньги!»

«За красивое жемчужное ожерелье!»

«Прошу вас, маркиз, ради Бога перестаньте!»

У моей бабушки было большое пристрастие к жемчугам. Это была ее страсть. Видите ли, таковы все люди».

Не считая вознаграждение само по себе существенным для понятия проституции, Ульпиан поставил тем самым преграду для чрезмерного расширения этого понятия. Но и с современной точки зрения мы хорошо сделаем, если будем помнить этот пункт при более точной формулировке понятия «проституция» – он имеет во всех отношениях второстепенное значение. Ясно, что Ульпиан не причисляет к проституткам ни содержанку одного мужчины, ни галантную даму полусвета, получающую содержание, деньги и подарки от немногих, от нескольких известных любовников, и не применяет к ним понятие «публичной» женщины.

Но понятие «публичная» (palam) именно и составляет по римскому праву существенный пункт в определении проститутки. Оно заключает в себе указание на отсутствие всяких индивидуальных отношений между мужчиной и женщиной, и Ульпиан подробно разъясняет его в том смысле, что отдающая себя женщина вступает в половые сношения со всеми, кто этого желает (passim), без всякого выбора (sine delectu) и за вознаграждение (pecunia aceepta).

Проститутка по римскому праву есть женщина, которая неограниченно удовлетворяет общему публичному спросу на половые наслаждения.

Все женщины, относящиеся к этой категории, т. е. публично или тайно, в публичном доме или в другом месте, за вознаграждение или без него, с сладострастием или без него, вступают в половые сношения «passim et sine delectu», т. e. со многими мужчинами без разбора, – все такие женщины проститутки.

Кроме Ульпиана и Октавенуса, который также исключил денежное вознаграждение, как несущественное, из понятия проституции, нужно еще назвать третьего римского ученого юриста, Марцеллуса, принявшего участие в выработке этого понятия. Он первый формулировал юридически так называемую «тайную» проститутку и характеризует ее, как настоящую проститутку, потому что она вполне удовлетворяет требованиям приведенного выше определения, в частности, тому, что она предлагает свои половые прелести в общее, публичное («vulgo» по Марцеллусу) пользование.[28 - Dig. libr. XXIII, Tit. II, 41: Probrum intelligitur etiam in his mulieribus esse, quae turpiter viverent, vulgoque quaestum facerent, etiamsi non palam.]

К категории проституток относятся, разумеется, и те женщины, которые путем соблазна или насилия побуждают других продаваться публично, следовательно, сводницы, хозяйки домов терпимости и увеселительных кабачков и т. п. (Ulpian Dig. XXIII, Tit. II, 49, §§ 6–9).

Если собрать все эти моменты воедино, то получится следующее исчерпывающее определение проститутки: женщина, которая с целью добывания денег, а также без такой цели, публично или тайно продает себя или других женщин многим мужчинам без разбору, есть проститутка.

Таково классическое понятие о проституции по римскому праву, признанное, в общем, и позднейшими юристами.[29 - Ср., например, J. A. Gerstlacher, Tractatus medico-legalis de stupro in usum eorum qui jurisprudentiae et medicinae operam dant praecipue eorum qui in toro versantur, Erlangen 1772, S. 30: «Per leges et Jureconsultos ne foemina quidem mercede conducta meretrix iudicatur, modo suum non vulget corpus et quibuscunque praebeat passim petentibus, quamvis enim femina ista, mercede conducta, usuram ex suo accipiat corpore, ex usu tamen non quorumcunque auorum, sed souus conductoris est, ad essentiam autem fceminae meretricis per leges et Jureconsultos simpliciter necessarium esse videtur, ut non uni tantum, sed quibus– cunque et passim petentibus suum offerat corpus, pudicitiamque in propatulo habeat. Ista autem Jureconsultorum definitio, qua meretricem appellant foeminam, quae formam passim exhibet venalem, manca certe mihi quidem videtur; non sola enim foemina ista, quae suum vendit corpus, et venalem exhibet quaestus gratia formam sed ista etiam, quae ex Iibidine passim petentibus sui facit copiam».] Достойно внимания полное отсутствие мужской проституции в определении в дигестах. Там не говорится ни слова о тех мужчинах, которые занимаются продажей своего тела, как профессией, о проституированных гомо– и гетеросексуалистах мужского пола. Странным образом исключены также, по-видимому, сводники, хозяева борделей и увеселительных кабачков, в то время как сводницы и хозяйки названных заведений причислены к категории проституток. Только «lепа», но не «lепо» принадлежит к проституированным.[30 - Dig. XXIII, Tit. II, 43, § 6–9: § 6. Lenocinium facere non minus est, quam corpore quaestum exercere. § 7. Lenas autem eas dicimus, quae mulieres quaestuarias prostituunt. § 8. Lenam accipiemus et earn, quae alterius nomine hoc vitae genus exercet. § 9. Si qua cauponam exercens in ea corpora quaestuaria habeat, ut multae assojent sub praetextu instrumenti cauponu prostitutas mulieres habere, dicendum, hanc quoque lenae appellatione contineri.]

Наконец, нужно еще заметить, что римское право строго отличает проститутку, «mulier quaestuaria», от других представительниц свободных половых сношений: от «concubina», «pellex», «атiса» или «delicata».

«Concubina» (Dig. XXV, Tit. VII, 1–5) или «focaria» была женщина, которая жила с неженатым мужчиной и во всех отношениях занимала положение жены, так что недоставало только узаконения юридическим брачным договором. Между конкубинаткой и женой («matrona», «materfamilias») была, следовательно, разница только в «dignitas».

Pellex, paelex (от греческого ??????), наложница, была возлюбленной женатого человека и в качестве таковой пользовалась гораздо меньшим уважением, чем конкубинатка. Аулус Геллиус сообщает, что согласно точному тексту старого, изданного царем Нумой закона, женщину называли «pellex» и считали бесчестной, если она жила в интимной связи с мужчиной, в собственной власти которого уже находилась, для правомерного брачного союза, другая женщина.[31 - Die attischen Nachte des Aulus Gellius, ?bersetzt von Fritz Weiss, Leipzig 1875, Bd. I, S. 231 (Buch IV, Kap. 3 § 3).] Такого рода связи были часты уже во время Плавта, как это видно из его описания в «Mercator» (Действие 4, сцена 6).

Наконец, от проститутки отличали также галантную женщину, «атiса» или «delicata», которая имеет половые сношения лишь с немногими мужчинами по выбору и потому исключается из определения Ульпиана. Это то же самое, что наш «полусвет», или та категория продажной женщины, которой Овидий исключительно посвятил свое произведение «Искусство любить». Как неоднократно объясняет поэт, оно отнюдь не относится к проституткам. Последних он строго различает от галантных девушек, половая жизнь которых, по его описанию, носит безусловную печать индивидуальных отношений и выбора, хотя они и отдаются почти исключительно за вознаграждение.

Определение римского права послужило основой для всех определений позднейшего времени вплоть до настоящего. В общем, эти определения можно разделить на две большие группы. Первая больше подчеркивала «passim et sine delectu», вторая – «pecunia accepta» дигест. Первая видит сущность проституции в «публичном непотребстве», вторая – в «продажности» проституированной женщины.

Христианское воззрение, как оно выразилось в учениях отцов церкви, канонического права и нравоучительного богословия, больше смотрело на проституцию, как на общее половое смешение, на промискуитет. Знаменитое определение святого Иеронима[32 - Р. Dufour (Paul Lacroix), Histoire de la prostitution, Bruxelles 1861, Bd. III, S. 108.] в 128 послании к Фабиоле гласит: «Meretrix est quae multorum libidini patet» (Проститутка есть женщина, которая отдается похоти многих мужчин).

Теологи и юристы комментаторы этого места вдавались преимущественно в анализ понятия «много мужчин», связывая с ним самые странные вопросы. Один полагал, что нужны, по крайней мере, 40 мужчин, чтобы оправдать наличность проституции. Другой требовал для этого 60 мужчин. А один даже соглашался лишь в том случае прилагать к женщине эпитет проститутки, если она отдалась не менее чем 23.000 мужчин![33 - M. Rdbutaux a. a. O. S. 120–121 (Glossa ad Can. 16. distinct. 34). Cp. также Benedicius Carpzov, Practicae novae imperialis Saxonicae rerum criminalium editio nona, Lipsiae 1695 Pars II quaest. 70 no. 2, p. 159. – S. Chr. Ursinus de quaestu meretricio, Halle 1737, S. 5.]

А с другой стороны, доведенный до крайности юридический ригоризм в отношении к «uno et altero» дигест до такой степени ограничивал понятие «многие», что однократного сношения с тремя мужчинами за плату оказывалось достаточно, чтобы установить наличность проституции, в то время как трехкратное сношение за деньги с одним мужчиной не было бы проституцией.[34 - Cp. напр. замечательные выводы у Jо. Henr. Berger, Electa Jurisprudentiae criminalis, Leipzig 1721, S. 419 (Observatio CLV): Ab uno tribus vicibus, quantumvis intercedente quaestu, stuprata pro meretrice habenda non est. – Ut meretrix dicatur, minime tres actus, uque dixerti ratione agentium, requiruntur, quanquam Glossa (numerum certum ponens pro incerto) earn demum meretricem vocat, quae 23.000 homines admisit. Ex quo consequitur, respiciendum esse non tam ad freguentiam actus, qxiam ad agentium plurdlitatem. lta ab uno stuprata trinis vicibus et amplius, etiam quaestu intercedente, pro meretrice haberi nequit, atque adeo nec stuprator liberatur a dotatione et alimentatione infant's, quamvis stupatra deinceps in matrimonio, cum alio inito,pepererit infan tern.]

Расширение понятия «проституция» в смысле христианских воззрений ясно заметно в определении «Constitutiones apostolicae» (Liber VIII, cap. 27), принадлежащих третьему христианскому веку: «Проституция (scortatio) есть порча собственного тела, которое употребляется не для произведения детей, а которое только жаждет сладострастия, что служит признаком разврата, а не добродетели».[35 - Scortatio corruptio est propru corporis, quae non adhibetur ad generationem filiorum, sed tota ad voluptatem spectat, quod est indicium incontinentiae non autem virtutis signuum. – Zitiert nach Dufour a. a. 0. Bd. III, S. 111.]