Дикие пчелы

– Стояли наши, счас поставили казака.

– Чем занят наставник? Пьет медовуху с приставом. Казаки тоже пьяны. Хорошо.

– Из отцовской боковушки, кажись, есть ход в амбар и в ледник? – наморщил лоб Устин.

– Есть. Вот через него и проведете Арсе. Куда его девать? Пусть он уходит на ваше зимовье. Да ждет вас. Там его не хватятся. Да и на вас никто не подумает. А я сегодня же, чтобы не пало на меня подозрение, уйду на свою пасеку со всем скарбом и лапотиной.

Еще трезвым Степан Бережнов увидел, как из ворот макаровского дома выехала телега. Серко натужно тянул воз. Это уезжал из деревни Макар Булавин. Бережнов выскочил на улицу, встал посреди дороги:

– Стой, Макар Сидорыч! Сказ есть.

– Слушаю, – наклонил голову Макар.

– Тебе многое ведомо о нашей братии, ты был ее законоучителем, теперь бросаешь нас и увозишь с собой тайны братии. Внял, для ча я это говорю?

– Давно внял. О чем же сказ?

– А о том, чтобы ты за поскотиной все забыл, о чем знал! – с нажимом проговорил Бережнов. – Ты знаешь нашу братию. Они на совете требовали убить тебя, а тело предать сожжению. Я отстоял.

– И об этом ведаю. Спаси тя Христос. Не боись, все останется в душе моей, а пусть все согрешения останутся на душе твоей. Прощай! – Макар хлестнул вожжами Серко и укатил из деревни.

Побратимы действовали. У Лагутиных стояла банка спирта в амбаре. Старообрядцы не пили спирт. Грех великий пить и есть то, что пришло из другого мира. Все мирское – погано. Но раскольники знали, что если в медовуху добавить спирт, то мужики быстро пьянеют, а потом и вовсе разум теряют. Так делали, если надо было споить гостя.

Устин приметил, из какой бочки брал медовуху отец. Мышонком проскользнул в ледник с крынкой в руках, будто хотел принести холодного молока. Открыл заглушку, вылил спирт в медовуху. Там сильно зашипело, забурлило. Налил поспешно молока и вышел к побратимам.

Залегли на сеновале, ждали ночи, тихо переговаривались:

– Наши убьют Арсе, если мы его не ослобоним. Это точно.

– Дурачок, все испортил, привел этого хапаря к нам. Предал нас. Есть предлог и убить.

– А что ему оставалось делать? Так и так бы пришли. Спокойствие братии – это все. Купили Арсе у пристава. Зря деньги не бросят.

– Надо ему винтовку раздобыть.

– Это запросто, возьмем отцов винчестер.

– А тебе не жалко?

– А он пожалел Арсе? Ить Арсе с Тинфуром нас спасли. Теперечи его в распыл. Гля, тятя уже едва на ногах стоит, бородищей трясет. Скоро почнет куролесить, тогда мы и выведем Арсе.

– Скорее бы.

– А что мы насчет едомы-то не придумали. Вы лежите, а я пойду сгоношу ему котомку, – поднялся Петр Лагутин.

Ночь. Пьяные голоса из боковушки начали затихать. Устин подошел к двери, прислушался. Слышно было, как храпел отец. Бормотал пьянющий Баулин. На крыльце амбара спал казак, тоже пьяный. Взял у него винтовку. Отдаст ее Арсе заместо отцовского винчестера. Открыл двери боковушки. Она чуть скрипнула. Бережнов и Баулин спали на нарах в обнимку. «Допились», – подумал Устин. Снял щеколду с двери, что вела в амбар, тихо позвал:

– Арсе, ты где?

– Моя здесь, – ответил тот.

– Тише! – зашипел Устин. – Выходи, да не шуми.

– Моя понял. Устинка спасай пришел. – Арсе бесшумно подошел к двери.

Прошли мимо спящих. Наставник что-то проворчал, повозился, но снова захрапел.

– Пошли к сараю. Тебе надо убегать в тайгу. Тебя хотят убить. Уходи в наше зимовье, ты был там, когда мы его строили. Бери винтовку, вот едомы тебе приготовили. Погоди, я выгружу у казака патроны… С первыми снегами мы придем, – продолжал наставлять Устин, когда вернулся от казака и принес полную сумку патронов. – Жди, никуда не уходи… На нас никто и не подумает. Мы спим на печи у бабы Кати, спим и десятый сон досматриваем. Ты сам сумел убежать. Пьяный отец открыл двери в амбар, и ты убежал.

– А баба Катя знает, что вы спите?

– Она все знает, но она даже под пыткой скажет, что мы спали. А придет время, отомстим Тараканову.

– Кровный месть большой грех буду, – запротестовал Арсе.

– Грех с орех, расщелкнул – и нет его. Грех убить доброго человека, а варнака – не грех.

Побратимы проводили Арсе за поскотину, молча обнялись, будто поклялись в вечной дружбе. Он исчез в ночи.

Утром, дурные с тяжкого похмелья, проснулись казаки и наставник с приставом. Почуяв что-то неладное, Бережнов бросился в амбар. Позвал Арсе раз, второй, но никто ему не ответил.

– Бежал Арсе, проспал твой казак арестанта! – заревел Бережнов, начал трясти Баулина.

Тот тоже вскочил, ошалело посмотрел на Бережнова и бросился в амбар. Выскочил. На карауле спал казак в обнимку с поленом вместо винтовки. Вбежал в боковушку, бросил:

– Ладно, не полоши людей, бежал, так бежал. Он ушел через эту дверь, а не через ту. Взял винтовку и патроны. Черт с ним, потом пристукнем. Объявим его вне закона – и баста. Мол, был заодно с хунхузами, что-то не поделил с ними. У нас всегда найдутся отговорки. Мы власть, а власть – сила. Хотя бы то, почему он остался один жив. То-то. Не полошись, давай опохмелимся. А казака я накажу под завязку. Эко она у тебя крепка.

Бережнов почуял и другое: в медовуху, похоже, был долит спирт. Бросился к бочке, но она была пуста. Оттого и напились, что всю опорожнили. «Как только в нас такая прорва влезла, чать, ведра три было», – подумал Бережнов.

Не знал он, что ту медовуху выцедил Устин и вылил за оградой. Теперь побратимы спали на печи у бабы Кати. Никто не слышал, как они вышли, как вошли. Знала и ждала их только баба Катя. Алексей был пьян, дети спали.

Робкий стук в дверь боковушки заставил обернуться Бережнова. Он вышел. Яшка Селедкин и Селивонка Красильников зашептали:

– Арсешку-то отпустили побратимы. Мы сами видели. У них была винтовка.

– Та-ак! – протянул Бережнов. – Знать, сын пошел супротив отца. Ладно. Вот вам по пятаку и дуйте отседова. Об этом никому ни слова, утоплю, как кутят! Брысь! Ишь, как вредна грамота-то мужику. Нет, будя, пусть знают аз, буки, веди и цифирь. Хватит, чтобы деньги считать, псалтырь прочитать. А землю пахать можно и без грамоты, была бы хватка.

Пришел Тарабанов, низко поклонился, степенно сказал:

– Здорово ли живете? Хлеб вам и соль.

– Едим, да свой, а ты рядом постой, брандахлыст. У! – замахнулся Бережнов. – Всю сопатку расквашу. Сосчитал ли деньги-то? Нет. Так иди и считай. Значится, пятнадцать тыщ золотом, поверх того четыре тыщи казакам, за Арсешку тыщу. Дуй и больше глаз не кажи.

– Дэк ить энто же грабеж! Где же меня на столько хватит?

– Пошуруй по сусекам. Вон! Не хватит, тогда займем. Я займу. Сколько? Пять тыщ? Дам. Остальные на кон, и чтобы я больше тебя не видел. Дуй в тайгу и там отмаливай свои грехи. Нет, погоди, есть еще дело.

– Почему же с одного доишь, ить вся братия должна платить, – усмехнулся Баулин.