Зачем учить математику

Тихонов обрадовался такому раскладу. Каренину он читал, с грехом пополам, правда, местами по диагонали, пролистывая скучные страницы, но всё же до конца дошёл. Пятёрка в кармане, можно будет больше не париться. С лёгким сердцем он побросал вещи в рюкзак и, ловко отвесив пендель проходящему мимо Кислову, направился к выходу.

– Алёша! – окликнула его Надежда Павловна, – постой!

– Да, Надежда Павловна? – обернулся он с недобрым предчувствием.

– Совсем вылетело из головы! Я твоё стихотворение про Громову прочла на учительском собрании! Все были в восторге, смеялись до слёз. Ты талант!

– Спасибо, Надежда Павловна, – побледнев, ответил Тихонов.

Боже мой, – шептал он в отчаянии по пути на урок истории – что же ты наделала, дура, какого хрена! Я же прошёлся там по куче учителей! И надо быть полной тупицей, чтобы не догадаться теперь, кто подсунул стихотворение под дверь кабинета истории! А Юлия Федоровна вообще ни разу не тупица …

На ватных ногах, не замечая ничего вокруг, он вошёл в кабинет истории и сел за свою парту.

– Что с тобой? – спросил Денисов. – Ты опять на покойника похож.

– Я походу и есть он.

Двоечник

Тихонов не прочитал текст, заданный Юлией Фёдоровной к сегодняшнему уроку. Ему было не до него после истории с Юрием Петровичем. Как можно сосредоточиться и заниматься чем-то, когда тебя пожирает пламя любви и ревности? И то уже подвиг, что он сочинил стихотворение! Хотя, – думал он теперь с тоской, – лучше бы не сочинял.

Но урок истории шёл своим чередом, Юлия Федоровна вела себя, как обычно, и на её столе листочка с поэтическим посланием не было. Не факт, что она вообще его получила, могла и уборщица с утра зайти и выбросить его, как мусор.

Завершив обзор новой темы, Юлия Фёдоровна вдруг решила проверить домашнее задание.

– Кто хочет ответить? – спросила она, дружелюбно глядя на класс.

Повисло напряжённое молчание, и все как будто окаменели. Так бывает, когда домашнее задание не сделал почти никто. Тихонов с лёгкой презрительной усмешкой оглянулся на одноклассников, как бы говоря: эх, вы, бестолочи!

Наверно Юлия Федоровна тоже почувствовала непорядок, поэтому, после недолгих размышлений обратилась к Тихонову.

– Алексей, прошу вас!

Сказала она это с такой улыбкой, полной доверия к нему, что ясно было – у неё нет никаких сомнений в его блестящем ответе. Тихонов не сразу понял, что случилась беда. Откинувшись на стуле, он ответил нагловатым, чуть даже фамильярным тоном:

– Юлия Федоровна, я не успел прочитать… В следующий раз обязательно.

– Что же, Алексей… – было видно, что она растеряна. Улыбка пропала, брови сдвинулись. Она потянулась к журналу, – в таком случае я вынуждена поставить вам два балла.

Это был неожиданный удар. Как будто его вдруг схватили среди ночи спящего и выбросили из окна. Он не смог даже никак отреагировать и просто глупо улыбнулся, по-прежнему сидя в вальяжной позе.

Юлия Федоровна, поставив двойку, вызвала следующего ученика.

А Тихонов сидел с ощущением катастрофы. Мало ли двоек он получал, в конце концов? – пытался он себя успокоить. Но двойки бывают разные! Это была двойка по истории, от Юлии Фёдоровны! Она вмиг воздвигла Великую китайскую стену между ними, разверзла пропасть, разрушила мосты. Те уважительные отношения, которые сложились прежде, были теперь уничтожены. Двоечник есть двоечник – стоит один раз получить двойку, и на тебе уже клеймо, как на рабе. Пускай тебе потом даже дали свободу, но всё равно – на лбу клеймо. О, как он не хотел быть двоечником, особенно в её глазах!

И тут случилось самое неприятное – у него полились слёзы. Да так сильно, так обильно, что сразу закапали на тетрадь, словно дождик прошёл над классом. Он сжался и опустил голову, пытаясь скрыть своё состояние, и вытирал щёки рукой, делая вид, что поправляет причёску, но слезы всё равно прорывались, скатывались по щекам, падали с носа и подбородка. Кляксы из слёз украшают тетрадь ученика.

Подняв глаза на Юлию Федоровну, он встретился с ней взглядом. Она была испугана. Он снова уткнулся в парту – начиналось то, что никто не должен был видеть. Fais ce que doit advienne que pourra…[1 - Делай, что должен и будь, что будет (пер. с фр.)] – как написал старик Толстой перед смертью. Один-три, пять-два, семь-семь – губы, глаза – девять-четыре, голова влево-влево, глаза три, губы пять. Голова влево-влево.

Плакса

Весть о стихотворении, которое Тихонов посвятил Громовой, каким-то образом облетела школу. Уже через неделю старшеклассники всех параллелей знали о нём и с хохотом цитировали избранные места. Тихонов реагировал на это сухо, без всякого удовольствия принимая комплименты и не желая обсуждать своё творчество. И понятно почему: теперь каждый считал, что он неравнодушен к Громовой. Той это льстило, и хотя Тихонов ей очевидно никогда не нравился, она стала при случае одаривать его многозначительными ласковыми взглядами – и обязательно при Стаханове. Стаханов не подавал вида, что честь задета, но Тихонов, зная его характер, ждал расплаты.

Другая беда заключалась в том, что Катя Гришина, похоже, обиделась. На математике она теперь демонстративно отодвигалась подальше и не хотела общаться.

– Кать, дай линейку! – например, просил он, не нуждаясь, конечно, ни в какой линейке. Но не реагировала, как будто его не существовало.

Что же, ясно, Тихонов уже знал, что женщины не прощают измен. Сначала Юлия Фёдоровна, теперь вот Громова… Бабник, – должно быть, думала она. Вот так, враз, он потерял всё, хотя и заслужил славу поэта. Да, – говорил он сам себе, шатаясь по коридору и хмуро глядя в пол, – одиночество удел великих!

Однажды он услышал, как Гришина сказала своим подругам, с которыми она болтала у двери класса:

– О, Тихонов такой плакса!

Это было сделано специально для него, она дождалась, когда он подойдёт поближе. Тихонов расстроился – значит, его слезы на уроке истории заметила не только Юлия Фёдоровна. Это стало ясно окончательно, когда Денисов вдруг, ни с того ни с сего, завёл с ним такой разговор:

– Кстати, Одиссей у Гомера постоянно плачет. Чуть что, и в слезы. Рыдает, волосы рвёт, в истерике бьётся. Да и другие мужики там не лучше.

– Серёг, почему ты решил, что это кстати?

– Поддержать тебя решил, – честно признался Денисов, – все же видели, как ты ревел.

– Ну, спасибо! – Тихонов покраснел.

– Да ладно, не всё так плохо. Вон Машка Петрова, сам слышал, говорит всем: «Такой Лёсенька, такой халёсенький когда плачет, так его обнять хочется!

– Да ей всех хочется обнять.

– Эх, – задумчиво вздохнул Денисов, – а меня почему-то нет…

Как играть в банки

Выходя из школы после уроков на улицу, вдруг чувствуешь, как всем своим весом на тебя обрушивается весна. Она не расплющивает и не давит, но, как огромная волна, вдруг вскидывает на самую вершину своего гребня. В этот момент всё внезапно меняется. Тебя подхватывает мощный поток из солнечных бликов, тёплых теней, луж, в которых синеет небо и плывут облака, пряных запахов, и мир преображается – он теперь кажется дивным и полным добра, он многообещающ и заманчив. И если при этом ты волен идти с друзьями в парк играть в банки, то жизнь, безусловно, удалась. Всегда бы так, всю вечность!

Древние, если верить Гомеру, основное счастье видели в том, чтобы жрать и пить. Недаром у него то и дело все садятся за трапезу, едят мясо, пьют вино и могут заниматься этим месяцами. А банки, – думал Тихонов, – это ещё лучше, чем жрать и пить.

Игра в банки довольно сложна и требует соблюдения многих правил. Вроде бы, на первый взгляд, всё легко: сбей палкой банку с десяти шагов. Попал – получаешь новое звание и особые игровые привилегии. Но попал ты или не попал – должен свою палку вернуть, причём так, чтобы охраняющий банку тебя не стукнул. Кто не сумел, тот новый охранник банки. К тому же, бить без промаха нереально, случаются косяки, потому что и асфальт неровный, и палки кривоваты, да и рука подводит.

Придя в парк, друзья вытащили из-под здания культурного центра припрятанные игровые принадлежности. Поставили банку из-под колы на дорогу, прочертили куском кирпича полосу на асфальте, из-за которой надо бросать, и приступили. По жребию водить выпало Кислову.

С первой же попытки Тихонов сбил банку и получил звание сержанта. Теперь его можно было осалить, только пока он свою палку не подобрал, а как схватил – уже нет, и он спокойно мог возвращаться за линию. Рыбенко тоже кинул удачно, Бубнов и Батонов промазали. После этого все пошли добывать свои палки. Денисову не повезло – Кислов ударил его раньше, чем тот схватил свою палку.

Денисов водил, как и всегда, неудачно. Когда все бросили и вышли за линию, он никого не сумел достать: пока он гнался за Бубновым, Тихонов подободрал свою палку и так вдарил по банке, что она отлетела метров на пять. Теперь остальным надо было успеть похватать свои палки и добежать за линию, прежде чем Денисов вернёт банку на место, иначе тем, кто не успел её пересечь, пришлось бы вернуться, чтобы снова сбить банку и опять попытаться убежать. Но все успели, и Денисов остался водить.

Он застрял на три кона, затем водить стал Рыбенко, потом опять Кислов. К тому моменту Тихонов уже был в звании капитана и мог ходить перед носом ведущего, ничего не боясь и только ожидая удобного случая, чтобы сбить банку и убежать.

Гуляя так вокруг Кислова и делая ему всякие обидные замечания, он вдруг заметил неподалёку, у трёх берёз, Гришину, Петрову и Стаханова. Неясно, как давно они наблюдали за игрой. Он не подал вида, что увидел их, но решил немедленно продемонстрировать своё мастерство. Внезапно бросившись под ноги Кислову, не ожидавшему такой наглости, он на лету схватил свою палку и, проскользнув по асфальту, сбил банку. Пока Кислов бегал за ней, Тихонов уже вернулся за линию. Платой за такую ловкость был рваный рукав, ссадина на локте и восхищённый крик Маши Петровой:

– Тихонов, класс!