Пока рассвет ещё застенчив,
Бутоны вымоют в росе
Тугие розовые плечи,
Чуть приспустив резной корсет.
Легко дыша, полуусильем
Полуодет, дрожа легко,
Нырну с крыльца свободным стилем
В туман, стекающий рекой.
Коротким рубящим движеньем,
Стараясь не задеть шипов,
Всех лучших в этом поколенье
Срезаю с утренних кустов.
В росе, в траве, в очарованье
Я возвращаюсь в прежний сон,
А сад очнётся терпкой ранью
И зашумит, ошеломлён.
Проснусь – стоят в хрустальной яме,
Ещё не чувствуя беды,
Бутоны с драными ногами.
Стоят и светят из воды.
***
Анне
После цепкого толстого серого льда,
не пускавшего землю последних два месяца
в безразличное мартовское никуда,
от которого можно в апреле повеситься,
этот тонкий воздушный зелёный налёт,
просквозивший уже безнадёжные ветки,
этот май, этот вновь голубой небосвод,
принимающий птиц из растаявшей клетки –
это новая жизнь, где зелёный – иной,
а не комнатный фикусов, пальм и гераней,
где подушка оказывается цветной
в ранний солнечный час, вдохновляюще ранний:
в голубом вместо туч – облаков молоко,
зимний голос, негромкий, грудной и печальный,
в мае снова летит и звучит высоко,
и качает в объятьях волной музыкальной.
***
Полные чашки зелёного чая,
Ломтики сыра, жёлтый лимон,
Прикосновение пальцев, молчанье –
Всё вспоминается ныне как сон.
Может быть там, где всё это осталось,
Жизнь по другому закону меняется,
Всё, то что здесь безнадёжно прервалось,
Там не спеша продолжается.
Ветер легонько поднял занавеску,
Солнце под мебель задвинуло тень,
Море добавило к завтраку плеску –