Я тебя заколебаю!

Хотя и очень старался.

«Задержанный» же с любопытством следил за тем, как меняется выражение лица товарища. Чтобы спустя пару минут, хлопнув парня по плечу, хмыкнуть:

– Расслабь булки, Сань. И прекрати шуршать страницами небезызвестного УК РФ, а? Ей-богу, он дома до печёнок достал, тут его ещё вспоминать. И да. Это был труп. Но не человека, а…

Громогласный, женский визг на всё отделение сработал не хуже пожарной сигнализации. Во всяком случае, подскочили от неожиданности оба: и Вениамин, чудом не грохнувшийся на пол вместе со стулом, и капитан Рзаев, умудрившийся не только подпрыгнуть, но и вытащить табельное оружие из кобуры. А в следующий миг дверь кабинета открылась с пинка, и туда, прямо в крепкие объятия бедного дознавателя влетела доблестная сотрудница этого же отдела полиции, Маринка Сойкина.

Чтобы повиснув на шее сослуживца, истошно завопить:

– Там… Там…

– Да что там-то?! – не выдержав, рявкнул Рзаев, пытаясь отцепить от себя пальцы с ярко-алым маникюром.

– Там мышь! В пакете! Я пакет открыла, чтоб визуальный осмотр содержимого провести, а она… Она как прыгнет! И…

Что там «и» выяснить не удалось. В небольшом (если так можно выразиться) отделении полиции начался форменный бардак. Кто-то бегал со шваброй, кто-то стоял на столе, а кто-то горячо уверял, что крыса не одна, их тут целая банда! Даже товарищ полковник, выглянувший из своего кабинета, не смог ничего изменить.

Оценив ситуацию, он предпочёл вернуться на своё рабочее место. Тем более, что запасы кофе и коньяка позволяли, ага. Вениамин же…

А что Вениамин? Получив от раздражённого друга приказ «Убираться к чёртовой бабушке, вместе с соучастницей!», он тут же приступил к его непосредственному исполнению. И даже попытка Шолоховой вцепиться во все, что попадётся на пути и остаться в камере, его не остановила.

Наоборот, закинув активно сопротивляющуюся девушку на плечо, Араньев с гордым видом победителя вынес её из отделения полиции. И на ноги поставил, только оказавшись на крыльце, подальше от сотрудников отдела, поближе к свободе, так сказать.

Воцарившееся между ним и Шолоховой молчание можно было бы назвать благостным. Правда, недолгим. Ещё раз оглядев свою вредную, противную, очаровательную…

Поймав себя на этой мысли, парень ужаснулся. Потом задумался. Потом снова ужаснулся. Но всё же озвучил вслух не дававшее ему покоя предложение:

– Ну что, Ксения… Мир?

– Мир? – после небольшой паузы, переспросила соседка, гневно сощурившись и скрестив руки на груди. – Мир?! Ну уж нет, Араньев. Это война!

«И всё-таки она само очарование, когда злится…» – успел подумать Вениамин. До того, как получил по плечу той самой, злополучной сапёрной лопаткой. Опять. Не сильно, но обидно. И вообще.

Кто ей вернул это орудие возмездия, а?!

Глава 1

Ксения Шолохова

– Нет, ну ты представляешь?! Мало того, что этот упырь попёрся за каким-то лядом следом за мной… Мало того, что он напугал меня до чёртиков в этом долб… – скосив глаза на разношёрстную группу детишек, оккупировавшую ровный пятачок асфальта и увлечённо споривших о том, каким мелком рисовать ёжика, я глубоко вздохнула. И продолжила возмущаться. Шёпотом. – Нет, ну мало того что в этом грёбанном лесопарке он меня напугал до икоты… Так он ещё смеет что-то говорить о мире, прикинь?! На пороге отделения полиции, где мы, на минуточку, оказались по его вине! Нет, ну ты представляешь?!

– Ага, – согласно булькнула чаем Ленка. И мечтательно вздохнула, подперев щёку кулаком. – Какой же он рома-а-антик…

Я от такого заявления аж новой гневной тирадой подавилась. И чуть с окна не выпала, благо первый этаж, и убиться, рухнув с метровой высоты, не выйдет при всём моём желании. Но гранёный стакан, с боем добытый в школьной столовке, отставила в сторону.

После чего очень мягко и ласково поинтересовалась, пощупав лоб удивлённо моргнувшей подруги:

– Ленок, ты точно в порядке? Это чудо к романтике имеет такое же отношение, как я к высшей математике… Исключительно параллельное!

– Просто кто-то слишком восторгается рыцарем печального образа, воплощённым Вальтером Скоттом в «Айвенго», – ввернула шпильку Ленка Строкова и шутливо пихнула меня локтем в бедро.

Шутка была с «бородой» и потеряла свою актуальность ещё в бытность мою сопливым студентом филфака. Что, впрочем, не мешало с умным видом протянуть:

– Во-первых, моя любовь к «Айвенго» давно и прочно сгорела на костре личного опыта и суровых жизненных реалий. Мне, знаешь ли, куда больше импонирует подход к женщинам кота Бегемота. Помнишь? – и, прикрыв глаза, я взмахнула рукой, по памяти процитировав любимую историю. – «Это водка? – слабо спросила Маргарита. Кот подпрыгнул на стуле от обиды. – Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!»

– Так может у тебя с ним как раз как у Булгакова, – сощурилась Ленка. – Как там было? «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!»?

– Шутишь, что ли? – я скептично фыркнула, снова покосившись на детишек. Сейчас они не сошлись во мнении, надо ли солнцу глазки рисовать. И если надо, то где? – Всё, что меня связывает с этим «рома-а-антиком», это общий подъезд и длинная череда идиотских ситуаций. Ну и попытки залить его с моей стороны, да. Грешна, не каюсь, я в сантехнике ни черта не разбиралась… До того чёрного дня. Всё остальное, исключительно ваши домыслы и фантазии, коллега!

Может быть, Ленка Строкова, наша восходящая звезда начального общего образования, молодой, энергичный тиран детских умов и прогибатель неокрепшей родительской психики, и хотела что-то возразить. Вот только дети на то и дети, чтобы напоминать о себе в самый неподходящий момент. И стоило хрупкой, миниатюрной Ленке рот открыть, как с улицы раздался вопль:

– Ленванна! А Лёнька того… Матом ругается! И мелок… Мелок мой забра-а-ал!

«Ленванна» на этот вопль оголодавшего нильского крокодила только вздохнула украдкой. И отправилась наводить порядок своей твёрдой рукой до того, как малышня начнёт решать этот конфликт радикально. Хотя стоит признать, эта смена детского оздоровительного лагеря при школе была относительно спокойной. Всего лишь три содранных коленки, два синяка на лбу и знакомство с крапивой, росшей в самом дальнем углу школьного стадиона. А вот до этого…

Хихикнула, спрыгивая с подоконника и убирая стаканы на заваленный раскрасками, игрушками и прочей ерундой учительский стол. Прошлая смена отличалась умом и сообразительностью. Умудрившись собрать на себя всё – начиная от перелома локтя и заканчивая анонимной жалобой в местное отделение Роспотребнадзора на организацию питания в пришкольной столовой.

И если кто-то скажет вам, как скучно работать в образовании, тресните ему от души томиком собрания сочинений Лермонтова Михаила Юрьевича. Вдруг мозги на место встанут и перестанут всякую ересь генерировать, а?

– Кхм… Ксения Игоревна? – осторожный, робкий вопрос распугал моё мечтательное настроение и прозвучал, как гром среди ясного неба.

Напугав меня до чёртиков и заставив пару раз напомнить себе самой, что я всё-таки учитель. И не трудового воспитания, а русского языка и литературы. Поэтому, глубоко вздохнув, я одёрнула край чёрной футболки с принтом эмблемы одной из легендарных рок-групп и обернулась к двери.

Чтобы, скрестив руки на груди, вежливо, профессионально улыбнуться и поинтересоваться:

– Да. А вы?…

Стоявший на пороге мужчина средних лет тяжело, обречённо вздохнул и протолкнул в кабинет насупленного подростка лет тринадцати на вид. В драных джинсовых шортах, растянутой футболке и пыльных кедах.

– Я папа Никиты Мурашева, вы просили подойти, – попытку мелкого сбежать, суровый родитель пресёк сразу же, ухватив пацана за ворот футболки и не обратив никакого внимания на его возмущённое пыхтение. Ещё и тряхнув его, сурово поинтересовался. – Ну? Что надо сказать?

– Здрасьте, Ксения Игоревна-а-а, – недовольно и гнусаво протянул мой «любимый» двоечник из восьмого «б» класса. И, засунув руки в карманы шортов, уткнулся взглядом в пол. Явно и неприкрыто намекая, что он вот вообще не причём. И идти он сюда не хотел. И вообще! Чё они к нему пристали-то, а?!

– И я тебя рада видеть, Мурашев, – хмыкнув, я качнула головой. Попутно попытавшись вспомнить, что хотела от его старшей версии и зачем вообще просила прийти.

Память сотрудничать отказывалась категорично. Но спустя пару минут моих душевных терзаний и повисшего многозначительного молчания, сжалилась, недвусмысленно намекнув, что речь идёт об условном переводе в девятый класс, провисшей посещаемости и почти нулевой успеваемости. А впереди государственная итоговая аттестация и…

– Так, – наконец, выдала я, хлопнув в ладоши. Мурашев-младший подпрыгнул от неожиданности и с опаской на меня покосился. Тут же вновь принялся разглядывать свои кеды, громко и показательно шмыгая носом. – Никита, выйди, пожалуйста, в коридор. Нам с твоим папой нужно серьёзно поговорить.

– А…

– Ник, – сурово одёрнул встрепенувшегося, было, парня, отец. И кивнул головой в сторону двери. – Марш. И никуда не вляпайся.

– Тыц… – недовольно буркнул парень, и, сгорбившись, зашагал в указанном направлении. Проворчав себе под нос, пренебрежительно. – Поду-у-умаешь…

Всем своим видом подросток демонстрировал бунт. Против родителей, против учителей, школы и вообще, всего этого мира. И не преминул сообщить об этом громким хлопком двери. У меня даже бумаги слетели с края стола, а несчастные стаканы подпрыгнули, жалобно звякнув.

– Кхм… – я озадаченно почесала бровь и вздохнула, плюхнувшись на свой стул и подкатившись к своему непосредственному рабочему месту. Дёрнула мышку, выводя компьютер из «спячки», и в пару кликов открыла папки с рабочими программами и собственный аналитический отчёт. Кажется, именно туда я втиснула свои предложения по тому, что нам делать с Мурашевым.