Девочка собрала из них бусы и раздарила подругам. И тепло далёкой звезды отогрело людские сердца. Люди стали дарить подарки друг другу каждый год – чтоб хватило до весны тепла, рождённого от улыбки.
Старше стал Морозец, белые брови не скроешь под шапкой, белые усы не спрячешь – всё равно приходил зимой и дарил девушкам серебряные бусы и красивые снежинки.
Слушал у печных труб заветные желания детей да тайно оставлял подарки. Только узоры на окнах напоминали о его приходе. А когда состарился Морозец, стал ходить с посохом – внуки стали его величать Дедом Морозом.
Тихой морозной ночью прошепчи желание. Его услышит самый добрый из Морозов, и оно обязательно сбудется…
А какие иголки у тебя?
Анна Антипина
Ёжик Пух собирался на праздничную площадь к друзьям. Перед зеркалом он старательно прятал мягкие иголки под красный плащ. У ежей такие иголки – большая редкость, и Пух их стеснялся. А красный плащ и красный колпак с белым помпоном очень подходили для праздника у большой ёлки.
Увидев это, мама-ежиха вспомнила про свою лесную знакомую.
– Пойдём со мной! – сказала она и вышла из норки, забыв снять домашние тапочки из половинок желудей.
– Куда? Пашка, скорее всего, уже ждёт меня на площади.
– К тётушке Пихте! – кивнула ежиха в сторону леса.
Шаркая лапками по сверкающему снегу, Пух на ходу завязывал поясок плаща, путаясь в пушистых иголках – они мешали сделать узелок.
– Здравствуй, ежиха! Масло уже закончилось? – тётушка Пихта протяжно приветствовала ежей.
– Здравствуй, Пихта! Мы сегодня по другому делу: Пух прячет иголки, потому что они у него не такие, как у всех.
– Ах, вот оно что! Иди сюда, ёжик, я покажу тебе свои иголки. – Пихта опустила заснеженную лапу к самому носу Пуха. – У меня есть хвоинки с закруглённой верхушкой, как у тебя, и совсем не колючие, а есть с острой верхушкой, очень колючие и жёсткие.
– Ого! Пфчи! – Пух чихнул и раздул снег на краю ветки. – Никогда не замечал!
– А ты видел иголки у бабушки Ели в нашем дворе? – Мама-ежиха подошла ближе.
– Ну конечно, мам! Прочные и жёсткие – мечта любого ежа! – ответил он.
– А у тёти Лиственницы на краю леса видел? – продолжала ежиха.
– Её иголки очень мягкие, – протянула Пихта, – а ещё она сбрасывает их каждую осень.
– У дяди Тиса тоже очень мягкие иголки, сынок.
– Да-а, – Пихта встряхнула ветки, – у брата Тиса необычные хвоинки: сверху тёмные, снизу светлые, а на концах есть шипы, как у крыжовниковой ветки. Иголки бывают разные, Пух: у моего дяди Кедра – длинные и прочные, но мягкие, у тёти Сосны жёсткие, у её сестры Американской Сосны – мягкие, пышные и необычного сине-зелёного цвета. У меня ещё есть кузина Масляная Сосна. У неё иголки длинные и скрученные, за это её прозвали кудрявой.
– Все хвойные разные, как и ежи, Пух. – Мама погладила сына по лапке. – Каждый красив и важен таким, каким родился. Не нужно ничего прятать, дорогой.
– Но! – Пихта неожиданно сменила тон и заговорила быстрее. – Если ты хочешь произвести впечатление на друзей, я могу дать тебе волшебную шишку с порошком из моей хвои с самой верхушки. Он сделает твои иголки жёстче и острее. Хочешь?
У Пуха засияли круглые глазки-угольки:
– А что, так можно? Конечно хочу!
Пихта протянула ему шишку с порошком.
– Порошок такой жёлтый от солнца? Пфчи! – снова чихнул ёжик, взял шишку и побежал домой. – Спаси-и-ибо!
Мама-ежиха удивлённо посмотрела на Пихту, та подмигнула:
– В праздник всегда происходит что-нибудь необычное.
А ёжик радостно бежал по сияющей снежной дорожке, размышляя о хвойных иголках и о своих, о том, как здорово, что все разные, и о том, что быть такими разными очень интересно.
В норке он разгладил иголки перед зеркалом и, подумав, надел только колпак.
А на столе осталась волшебная шишка, которой Пух не воспользовался.
Скамейка с грифонами
Ирина Орлада
«Камень – он и есть камень, что с него возьмёшь? Молчит себе. Холодный. И даже если тебе одиноко – не заговорит. И хоть новогодняя кутерьма на праздничной площади, шум, веселье – молчит», – так думал проходящий мимо каменной скамейки с крылатыми грифонами по бокам Унылый Прохожий. Он прижимал к себе небольшую клетку с мышкой.
– Присаживайтесь, милый человек. Дощечки для сиденья у нас не холодные, деревянные. С чего начнём? С полётов над Антарктидой? Или, может, над городом полетаем?
Прохожий испуганно оглянулся. Ни-ко-го.
– Гаспар, ты невыносим! Напугал человека. Не набрасывайся так со своими шутками! Расскажи ему лучше о поющих водосточных трубах или об устройстве фонаря. Или лучше о неповторимости снежинок. Вдруг он захочет стать одной из них и сверкать на шапке с помпоном? Нет-нет! Лучше на сосновой лапе! Это так романтично! Снежинка на сосновой лапе в свете фонаря…
Прохожий повертелся, ещё раз поглазел по сторонам и застыл на месте.
– А помнишь, Гаспар? Трулля-булля-бом! Скамейка, стань мешком!
– О! Конечно, Квинтоша. Трулля-булля-бом! Скамейка, стань котом!
– Трулля-булля-бом! Скамейка, стань зонтом!
– Ага! И слоном, и китом, и гвоздём! И даже дождём! Это так романтично! Эх, Квинтоша, кем мы только не были! Во что мы только не превращались в школе Дедов Морозов! Пока… пока нас на праздничную площадь не направили стоять. А смысл? Тут нас почти никто не слышит. Если только он, конечно, не волшебник.
Теперь уже Прохожий стоял как вкопанный и внимательно прислушивался к болтовне. Кажется, он впервые в жизни в волшебную новогоднюю ночь услышал, как разговаривают грифоны.
– Да, да, – продолжил правый грифон, – если только он не волшебник. В прошлом году, помнишь? Один только был. Дед Мороз. И то… Как же всё это случилось? Ах да! Он забыл на нашей скамейке мешок. И посох свой тут же оставил…
– Да не забыл он… Молодой совсем, начинающий Дед Мороз. Увидел детвору и побежал с ними снеговика лепить!
Ну откуда ему было знать, что посох с мешком раз – и пронырнут в щель между дощечками? У него, у посоха-то, нюх – ого-го. Сразу в дедморозовскую школу вход почуял. Раз – тут же и сбежал. И мешок за ним – нырк!
– Да… А Дед Мороз тот небось обычным человеком теперь стал. Ничем тут не поможешь. Хотя одно средство, конечно, есть! Оно всегда выручает.
– Какое такое средство?